Главным достоинством данного курса лекций является стремление автора рассматривать все предметы в движении, т.е. диалектически.

Введение

Данный курс лекций представляет собой краткое, почти конспективное изложение основных вопросов философии. Его главной особенностью и главным достоинством является стремление автора рассматривать предметы в движении, т.е. диалектически. Поскольку, как правило, этого не делают, мои философские лекции могут показаться весьма необычными, даже экстравагантными.

Если данный курс лекций поможет кому-то стать мудрее, значит, он написан не зря.

Но не спешите делать выводы. Путь к мудрости извилист и крут, хотите идти этой дорогой - не бойтесь трудностей. Если данный курс лекций при всей его краткости поможет кому-то стать мудрее, значит, он написан не зря.

Человеку, в том числе и мне, свойственно ошибаться, поэтому читайте критически. Можете не сомневаться, что вводить в заблуждение или пудрить мозги я не собирался, но гарантировать стопроцентное качество данного текста не могу. Толковые замечания будут приняты мною с благодарностью. Для лучшего понимания материала, посвящённого социальному развитию и, в частности, развитию философии, рекомендую использовать следующую таблицу:

Развитие человечества
на уровнях бытия и мышления

Некоторые клетки таблицы, относящиеся к будущему, не заполнены ввиду недостатка информации по соответствующим вопросам.

Лекция 1
ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ

1. Система всеобщих законов как предмет философии
2. Современная философия и мудрость
3. Что такое мудрость?
4. Философия и наука: единство или борьба?
5. Синтез философии и науки

Путь к мудрости извилист и крут.

Жаркие споры о предмете философии, вспыхнувшие ещё в глубокой древности, не затухают до сих пор.

1. Система всеобщих законов как предмет философии

Философия появилась очень давно, и, казалось бы, за многие века, прошедшие с тех пор, круг её интереса не мог не превратиться в строго очерченное пространство. Увы, жаркие споры о предмете философии, вспыхнувшие ещё в глубокой древности, не затухают до сих пор. "Нельзя сказать, что в литературе по философии как области знания утвердилось однозначное определение предмета философии, даже в учебниках", - заявляет М.Б. Туровский¹. Ему вторит С.Р. Аблеев: "Представления о предмете философии весьма многочисленны и различны"². "Может показаться странным, - обостряет тему К.Х. Момджян, - но именно вопрос - что такое философия? - является одной из наиболее спорных её проблем"³.

Энциклопедии, учебники и словари последних десятилетий довольно дружно определяют предмет философии как систему наиболее общих законов бытия и мышления.

На первый взгляд, оснований для беспокойства нет. Энциклопедии, учебники и словари последних десятилетий - как отечественные, так и зарубежные - довольно дружно определяют предмет философских исследований как совокупность (систему) наиболее общих (всеобщих) законов бытия и мышления.

Например, изданные в 1989 году советский "Философский энциклопедический словарь" (ФЭС) и американский энциклопедический словарь Вебстера, несмотря на серьёзные идеологические разногласия, существовавшие между СССР и США, трактуют философию практически одинаково, с трогательным единодушием: первый - как "учение об общих принципах бытия и познания, об отношении человека к миру"⁴, а второй - как "рациональное исследование истины и принципов бытия, познания или поведения"⁵. Правда, второе из приведённых толкований явно (через слово "rational") сближает философию с наукой, а первое этого не делает, однако сближение философского познания с научным вовсе не чуждо советской теоретической мысли, - напротив, сразу же за одним, процитированным выше, определением философии ФЭС даёт и другое, согласно которому - знай наших! - философия есть не что иное, как "наука о всеобщих законах природы, общества и мышления"⁶. Ранее такой же двойной подход к определению философии был применён в "Большой советской энциклопедии"⁷.

В советское время философию считали наукой, но не всякую, а лишь марксистскую (диалектический материализм).

Менее солидные, чем БСЭ и ФЭС, советские справочники, объясняя особенности философского познания мира, двойственности предпочитают однозначность: наука - и всё тут! Именно такое толкование философии типично для СССР, но с одной существенной оговоркой: наукой является лишь марксистская философия. Об этом чётко сказано в "Словаре иностранных слов" 1964 года издания: "Единственно подлинно научной философией является диалектический материализм - философская основа марксизма-ленинизма - могучее теоретическое оружие рабочего класса в борьбе за победу коммунизма"⁸.

Сходная позиция изложена в партийном учебнике философии 1968 года: "Марксистско-ленинская философия, - утверждает один из авторов книги Д.И. Даниленко, - представляет собой общетеоретическую основу научного мировоззрения. Она изучает наиболее общие законы развития природы, общества и мышления и вырабатывает обобщенную систему взглядов на мир, давая подлинно научные ответы на вопросы, имеющие значение для любой области знания и практической деятельности"⁹. Далее следует оговорка: "Было бы, разумеется, большим заблуждением считать, что марксистская философия является "наукой наук" и стоит над всеми другими науками. Диалектический материализм учитывает и глубоко обобщает новейшие данные естественных наук и на этой основе обогащает и развивает свои законы, понятия, категории. …Сказанное о естественных науках в полной мере относится и к наукам, изучающим различные стороны общественной жизни. Исторические, экономические, правовые и другие науки раскрывают закономерности развития истории, экономических отношений, правовых форм и т.д. При этом каждая общественная наука, изучая закономерности, относящиеся к её области исследования, не может игнорировать наиболее общие законы развития общества в целом, т.е. те законы, которые изучает исторический материализм. Без знания этих общих законов нельзя научно объяснить взаимодействие различных сторон общественного процесса"¹⁰.

Итак, согласно Даниленко, марксистская философия не является наукой наук, но именно она решает общенаучные вопросы, ибо частные науки в силу их принципиальной ограниченности на это не способны. Разрабатывая общенаучную методологию познания и создавая единую, междисциплинарную научную картину мира, философия должна не только опираться на частные науки, но и руководить ими. В таком случае - хочет того Даниленко или нет - её место не где-нибудь в их ряду, а выше - над ними. Это то место, которое может занимать только наука наук, объявлять каковой подлинно научную философию было бы, по справедливому утверждению самого Даниленко, "большим заблуждением"!

В наше время представление о философии как о науке наук - весьма распространённая точка зрения.

Не один Даниленко - все советские философы пребывали в щекотливом положении под названием "и хочется, и колется": возглавлять все науки - это здорово, ибо все их успехи можно приписать себе, но отвечать за все их ошибки - очень скверно, ибо количество ошибок растёт, а их негативные последствия становятся всё серьёзней и серьёзней. Кто-то может вообразить, будто подобные терзания характерны лишь для марксистов. Отнюдь. Любой философ, видящий в системе всеобщих законов бытия и мышления предмет философии, - а это, как было показано выше, обычный современный взгляд! - обязан примерять к последней статус науки наук, и, следовательно, желать "порулить" всеми частными науками и в то же время не желать этого, ибо философия, будучи любовью к мудрости, явно не годится для этой роли.

Выходит, предмет философии, как и прежде, остаётся одной из актуальнейших её проблем.

2. Современная философия и мудрость

То, что термин "философия" в переводе с греческого означает "любовь к мудрости", обычно преподносят как занятный исторический факт - и только.

Как правило, говоря о философии, не забывают отметить, что в переводе с древнегреческого её название означает "любовь к мудрости". Эту очень важную информацию обычно дают как несущественную для современного человека, как занятный исторический факт - и только, а потому, не задерживаясь на ней, спешат перейти к нынешнему, "солидному" представлению о философии, в котором любовь к мудрости если и присутствует, то почти неприметно. Между тем термин "философия" появился совсем не случайно, и тот, кто не видит в нём чёткого ориентира при выяснении сферы философского интереса, легко уходит в сторону от этой сферы, теряет свойственную философии точку зрения.

В наше время тема мудрого отношения к жизни кажется безвозвратно утратившей актуальность, интересной лишь старомодно мыслящим интеллигентам да историкам, что позволило советскому филологу, автору словаря русского языка Д.Н. Ушакову снабдить слово "мудрый" пометкой "книжное".

Однако и в среде интеллектуалов-книжников жаркие дискуссии о мудрости давно затихли. Сейчас даже философы не уделяют ей серьёзного внимания. Об этом говорит, в частности, отсутствие соответствующей статьи в пятитомной "Философской энциклопедии" 1960 - 1970 гг. Такой же пробел - в подавляющем большинстве философских словарей. К примеру, обратившись к ФЭС, вы найдёте статьи "Знание", "Интеллект", "Опыт", "Ум", но не найдёте статью "Мудрость". Нет её и в "Новейшем философском словаре" 2008 года¹¹.

Оригинальная урна.
Сейчас символ мудрости
можно использовать даже так.

Пренебрежительное отношение к мудрости ведёт к туманному представлению о философии.

Пренебрежительное отношение к мудрости ведёт к туманному, несвязному представлению о философии: "…Философия говорит нечто о мире, но не является обычной наукой, решает "человеческие" вопросы, но отделяет себя от морали, не может обойтись без понятия Бога, но не является религией. Философия - авторская деятельность, но не совпадает с искусством. Философ не равнодушен к социальным преобразованиям, но не является политиком и идеологом.
Философия причастна любой форме культуры, но не сливается с ней"¹².

Ускользающее от анализа единство философских учений заставило М.Н. Росенко вообразить, будто общего для них предмета в истории никогда не было, ибо содержание этого предмета на всём её протяжении лишь "формировалось … в зависимости от уровня развития общества и данных научных исследований"¹³. Только сейчас, согласно Росенко, процесс формирования, наконец-то, закончился. И что же получилось? "Предметом современной философии является обоснование сущности бытия и познания в их развитии, закономерности эволюции мира и человека в нём"¹⁴. В общем, предметом философии оказалось то, что никак не назовёшь исключительно философской сферой интереса. Бедная философия: веками мучительно формировала свой собственный предмет, да так и не смогла этого сделать!

"Мы должны признать, - мрачно констатирует А.А. Золкин, - что внутреннее единство философской науки остаётся трудной и пока нерешённой проблемой…"¹⁵ Если Золкина это обстоятельство угнетает, то авторов учебного пособия под редакцией В.Л. Калашникова - нисколько. Отметив, что кое-кто из философов настаивает на принципиальной неопределимости границ философского интереса, они отнеслись к этому тревожному факту чрезвычайно легкомысленно: "Большинство философов более оптимистично смотрят на возможность определения философии, так как сам предмет и сущностные подходы к нему очень разнообразны"¹⁶.

То, что в философии до сих пор позволительны самые разнообразные подходы к определению её предмета, может внушать оптимизм только философствующим проходимцам.

То, что в философии до сих пор позволительны сущностно разнообразные подходы к определению её предмета, может внушать оптимизм только любителям ловить рыбку в мутной воде. И вот уже в духе этих философствующих проходимцев многостраничное учебное пособие по философии из Ростова-на-Дону вбивает в головы студентов, будто "сегодня возможны разные определения предмета философии", будто дело зависит лишь "от того, на каких позициях находится сам философ, желающий очертить этот предмет"¹⁷.

Не нужно впадать в отчаяние или пускаться в теоретические авантюры, обнаружив пёстрый, дезориентирующий разнобой при определении философии! Навести здесь хотя бы элементарный порядок вовсе не так сложно, как кажется на первых порах, ибо многие посвященные данной теме высказывания в силу своей небрежности и легкомысленности не более, чем шелуха, сухая отпадающая оболочка. Попробуем удалить эту мёртвую корку и выделить живое ядро.

3. Что такое мудрость?

Кто этот сидящий? Философ?
Навряд ли. Скорее - проходимец.

Любой философ обязан воспринимать мудрость не иначе, как жизненную необходимость.

Когда предметом философии, резонно исходя из её названия, объявляют мудрость, очень часто забывают уточнить, что любой философ обязан воспринимать последнюю не иначе, как жизненную необходимость. В самом деле, можно ли любить мудрость, не испытывая страстного желания обладать ею, представляя, что без неё вполне можно обойтись? Конечно, нет! Так что же такое мудрость? И почему философия настаивает на кровной заинтересованности в ней, требует не мыслить без неё самой жизни?

"Мудрость - высшая духовная потенция, синтезирующая все виды познания и активного отношения человека к миру", - утверждает "политиздатовский" философский словарь 1991 года¹⁸. Поскольку познание не может быть пассивным, а человеческая активность не обходится без познания, данное определение следовало сделать короче: "…синтезирующая все виды деятельности". Внеся такую поправку, мы получаем хорошую отправную точку для размышлений о мудрости.

Во имя торжества мудрости
философ Сократ принял яд.

Мудрость - это способность синтезировать все формы общественной деятельности.

Итак, мудрость - это способность синтезировать, т.е. сводить к неразрывному единству, все формы как умственной, так и физической деятельности, известные обществу. У Ю.М. Хрусталёва несколько иное понимание мудрости. Это, считает он, уже осуществлённый синтез, "высшая степень упорядоченности мыслей и чувств"¹⁹. Здесь сразу же вспоминается Платон: "Всего справедливее было бы назвать самой большой мудростью прекраснейшую и величайшую гармонию"²⁰ (в более точном переводе - "прекраснейшую и величайшую согласованность"²¹). Однако рассматривать мудрость как состоявшийся синтез психических проявлений личности значит превращать мудреца - человека, сделавшего своё бытие максимально насыщенным, напряжённым, - в абсолютно безмятежное, лишившееся каких бы то ни было эмоций и размышлений существо. Мудрость, если быть точным, - не равновесие, не согласованность, она лишь "призвана уравновесить сложные взаимоотношения человека с миром, привести в согласие знания и действия"²².

В текстах Платона мудрость имеет практический характер.

А.Ф. Лосев подчёркивает, что и в платоновских текстах мудрость рисуется, как правило, не статично, безжизненно, а "художественно-технически"²³, "почти исключительно практически"²⁴. "Эта мудрость настолько жизненна, что иной раз мыслится у Платона и как принцип порождения самой жизни…"²⁵

"Таким образом, - резюмирует Лосев, - если под мудростью понимать некоторого рода углубленное знание жизни, которое выражало бы собою внутреннюю и самодовлеющую жизнь или хотя бы настроенность человека, то такого значения слово sophia у Платона почти нигде не имеет. Sophia у Платона - это практическое умение и сноровка решительно во всех делах, прежде всего материальных, в практической жизни и ремесле, а затем и во всяких делах внутренних, относящихся к душе человека в целом или - что довольно редко - морали"²⁶. Практическое понимание мудрости, отмечает Лосев, является не только платоновским, но и общегреческим²⁷.

А.Ф. Лосев.

Аристотель подчёркивает бесполезность мудрости для тех, кому нужна выгода.

Однако у лучшего ученика Платона Аристотеля есть суждения, которые вызывают сомнения в общегреческом характере практического понимания мудрости. "…Мудрость, - утверждает он в "Никомаховой этике", - есть знание и интуиция наиболее ценных по своей природе вещей. Поэтому Анаксагора, Фалеса и им подобных называют мудрыми, но не умными, видя, что они игнорируют собственную выгоду, и говорят, что они знают нечто исключительное, изумительное, трудное и божественное, но бесполезное, ибо они ищут не человеческих благ"²⁸.

Тему "бесполезности" мудрой жизни Аристотель затронул и в другом своём сочинении - "Политике". Здесь он вспомнил о "проявлении смекалки в искусстве обогащения, которое приписывают Фалесу из-за его мудрости, тогда как на самом деле оно имеет универсальный смысл": "Рассказывают, что когда Фалеса, по причине его бедности, укоряли в бесполезности философии, то он, смекнув по наблюдению звёзд о будущем [богатом] урожае маслин, ещё зимой - благо у него было немного денег - раздал их в задаток за все маслодавильни в Милете и на Хиосе. Нанял он их за бесценок, поскольку никто не давал больше, а когда пришла пора и спрос на них внезапно возрос, то стал отдавать их внаём по своему усмотрению и, собрав много денег, показал, что философы при желании легко могут разбогатеть, да только это не то, о чём они заботятся"²⁹.

Мудрость есть способность личности действовать идеально.

Но о чём же заботятся мудрецы, если выгода им не нужна? О гармонии, согласованности всех своих движений - и духовных, и материальных. Мудрость есть способность человека преодолевать любую личную трудность оптимальным для общества образом, или способность личности действовать идеально. Тот, кто нацелен на достижение выгоды, т.е. собственного блага в ущерб кому-то ещё, такой способностью не обладает, ибо, выгадывая в одном, обязательно проигрывает в другом, и, следовательно, беспроигрышного, идеального решения проблемы не получает.

Быть мудрым и быть субъектом - одно и то же, вот почему философия - не объективное, а субъективное знание.

Какие бы проблемы ни решал мудрец, главная цель всех его занятий всегда одна и та же: сохранение себя в качестве субъекта - источника самостоятельной, свободной активности, идеального деятеля, творца своей жизни. Быть мудрым и быть субъектом - одно и то же, вот почему установление путей достижения мудрости, - а именно это и только это должна делать философия, - даёт не объективное, а субъективное знание, т.е. знание, необходимое субъекту, источнику самостоятельной активности, свободно творящему свой собственный мир деятелю.

4. Философия и наука: единство или борьба?

С тем, что философия есть субъективное знание, до сих пор согласны далеко не все.

С тем, что философия есть субъективное знание, а объект интересует её лишь в качестве пластичного материала, средства для проявления мудрости, способности к идеальному творчеству, до сих пор согласны далеко не все. Особенно активно отрицают субъективность философии те, кто так или иначе сводят её к науке - объективному теоретическому знанию.

"Философия - это наука", - категорично заявляет А.Г. Спиркин³⁰. "В философии, как и в любой науке, - объясняет он свою позицию, - люди ошибаются, заблуждаются, выдвигают гипотезы, которые могут оказаться несостоятельными, и т.п."³¹ К Спиркину решительно присоединяется Б.Н. Бессонов: "…Очевидно, что философия стремится к знанию в строгом, т.е. научном смысле этого слова. Она принимает все требования, предъявляемые к научному знанию: общеобязательность, определённость, сведение к законным основаниям всех допущений. Таким образом, поскольку философия пользуется логическими понятиями, прибегает к доказательствам и опровержениям, формулирует законы, она выступает как наука…"³²

Кажется, будто Спиркин и Бессонов настолько убеждены в научности философии, что переубедить их совершенно невозможно - будут стоять на своём непоколебимо, как скала. Но что это? - скала оказалась кучей песка.

Едва заявив о научном характере философского знания и приведя соответствующие доводы, Спиркин поспешил скорректировать свою позицию: "Но всё это совсем не значит, что философия есть одна из наук в ряду других наук. …У философии предмет иной - она есть наука о всеобщем, ни одна наука не занимается этим"³³. В общем, философия - наука наук. Подход не новый, давно (ещё в ХIХ веке) показавший свою несостоятельность. Даже советская власть, фактически поддерживая (в интересах марксистской философии) эту ущербную точку зрения, принять её открыто постеснялась. Но то - когда было! А теперь-то чего стесняться? - Демократия!

Дальше - больше: философия, утверждает Спиркин, существует "не только … в виде специально философских сочинений, но и в совсем не похожей на науку форме, например в виде творений писателей, когда они через художественные образы, через образную ткань искусства выражают порой гениальные собственно философские воззрения"³⁴. Словом, от категоричного заявления о научности философии очень быстро остались рожки да ножки.

Ещё стремительней и головокружительней развиваются события в курсе лекций Бессонова. Только что он настаивал на научном характере философских исследований - и вот уже столь же горячо утверждает прямо противоположное: "И всё же бесспорно: философия не удовлетворяется ролью науки… В отличие от науки подлинная философия персонифицирована, в ней личность всегда играет важнейшую роль.
Итак, поскольку философия размышляет о смысле жизни человека, о его месте во Вселенной, оценивает поведение человека и мировые события в целом с позиций духовных ценностей, т.е. добра и зла, а также красоты, она - не наука или во всяком случае в этом отличается от науки, от конкретных наук"³⁵.

Такого кульбита следовало ожидать, ибо, перегнув палку в одну сторону, легко перегнуть её и в другую. В самом деле, утверждая, что философия "принимает все требования, предъявляемые к научному знанию", Бессонов явно увлёкся, ибо нет ни одной философской концепции, которая не выходила бы за рамки науки. А не обстоит ли дело так, что философия в сущности, в принципе несовместима с научным знанием, является его абсолютной противоположностью?

А.Г. Спиркин.

Учебник Спиркина.

Б.Н. Бессонов.

Учебник Бессонова.

Н.А. Бердяев связывает философию со свободным творчеством, а науку - с навязанной человеку необходимостью.

Н.А. Бердяев отвечает на этот вопрос утвердительно. Философию он справедливо связывает со свободным творчеством, это, с его точки зрения, - "искусство познания в свободе через творчество идей, противящихся мировой данности и необходимости и проникающих в запредельную сущность мира"³⁶. "В философском познании рвётся к свободе творческая интуиция", - подчёркивает Бердяев³⁷.

Напротив, наука ассоциируется у него с навязанной человеку необходимостью: "По специфической своей сущности наука есть реакция самосохранения человека, потерянного в тёмном лесу мировой жизни. Чтобы жить и развиваться, должен человек познавательно ориентироваться в мировой данности, со всех сторон на него наступающей. Для этой охраняющей его ориентировки человек должен привести себя в соответствие с мировой данностью, с окружающей его мировой необходимостью. Наука и есть усовершенствованное орудие приспособления к данному миру, к навязанной необходимости. Наука есть познание необходимости через приспособление к мировой данности и познание из необходимости"³⁸.

"Подлежит ли интуиция философии суду научному?" - вопрошает Бердяев и сам же даёт ответ: "Это значило бы обосновывать и оправдывать свободу - необходимостью, творчество - приспособлением, безграничную сущность мира - ограниченным его состоянием. Это искание безопасного убежища в принудительности дискурсивного мышления, в необходимой твёрдости науки обозначает иссякание творческого дерзновения в познании"³⁹.

В 1989 году, накануне развала СССР, в "Философских науках" появилась статья А.Л. Никифорова, в которой автор занял позицию, схожую с бердяевской: "Философия никогда не была, не является и, надеюсь, никогда не будет наукой (это относится и к марксистской философии)"⁴⁰. В отличие от Бердяева, тщательно прятавшего болезненную склонность к самолюбованию за кружевами патетических тирад о свободном творчестве, Никифоров с умиляющей наивностью выставил присущий ему эгоизм напоказ: "…Каждый философ основную свою задачу должен видеть в том, чтобы ясно выразить своё личное мировоззрение, и организация философских исследований должна быть подчинена реализации именно этой цели. Не повторение известных тривиальностей, не поиск общезначимых истин, а формирование и выражение своего личного взгляда на мир, своего личного отношения к миру - вот высший долг философа"⁴¹. Короче: я буду формировать и выражать своё мировоззрение, а вы (окружающие) должны создавать для этого условия, в частности публиковать моё мнение по интересующим меня вопросам в философских журналах.

Точка зрения Никифорова вызвала дискуссию: на страницах нескольких номеров "Философских наук" были размещены разнообразные отклики на его статью⁴². Как и следовало ожидать, подавляющее большинство участников этой дискуссии благоразумно отмежевалось и от сциентистского отождествления, и от антисциентистского противопоставления философской и научной деятельности. Но вопрос о том, в чём именно сходятся, а в чём расходятся друг с другом эти виды деятельности, остался открытым.

"…Мы не можем дать однозначный ответ на вопрос, является ли философия наукой", - уныло заявляет Е.Е. Ермакова⁴³.

5. Синтез философии и науки

Мы отмечали, что обычно предметом философии называют всеобщие законы бытия и мышления. Они действительно интересуют философию, но лишь в той мере, в какой позволяют приблизиться к мудрости, т.е. развивают у человека субъективные качества - качества свободного деятеля. Что касается науки, то она рассматривает эти же всеобщие законы существенно иначе: с точки зрения совершенствования объекта, т.е. того, что противостоит субъекту, ограничивает его свободу.

Н.А. Бердяев.

Философия и наука интересуются одним и тем же, но противоположным образом. Поэтому, чтобы их объединить, нужен синтез.

Итак, философия и наука интересуются одним и тем же, но противоположным образом. Следовательно, несмотря на определённое единство их предмета, смешивать их ни в коем случае нельзя. Но, с другой стороны, наличие в теоретической сфере двух противоположных, взаимоисключающих способов познания, каковыми являются философия и наука, - ситуация, которая явно мешает теоретическому осмыслению мира. Вот почему современные теоретики стремятся объединять философское исследование с научным и наоборот - научное с философским.

Однако объединить философию и науку вовсе не так просто, как представляют себе многие философы и учёные. Проблема в том, что нужно получить синтез - слияние противоположностей. В противном случае неизбежен распад, возвращающий к исходному состоянию непримиримой борьбы.

В советское время считалось, что эта проблема уже решена - в рамках марксистской философии. Что касается диалектического материализма, то он действительно представляет собой результат синтеза философии и науки. Но даже создатель этого материализма К. Маркс небезупречен как теоретик, тем более - его последователи. На деле марксисты предпочитают работать либо в рамках философии, либо в рамках науки, а свою приверженность диалектико-материалистическому стилю мышления проявляют, как правило, лишь на словах.

Шараханья от отождествления к противопоставлению и обратно при рассмотрении отношения философии и науки характерны не только для марксистов. В той или иной степени этим грешат многие современные теоретики. Пора уже стать серьёзней, вдумчивей и увидеть, что философия может исследовать только субъект, наука - только объект, а адекватное исследование субъект-объектного отношения доступно лишь диалектическому материализму, ибо последний представляет собой не философию и не науку, а философскую науку, или научную философию.

Лекция 2
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФИЛОСОФИИ

1. Где и когда возникла философия?
2. О мифах и мифологии
3. Нравственный характер мифологии
4. Мифология - исходное теоретическое знание о мире
5. От мифологии к философии

1. Где и когда возникла философия?

Отсутствие у современных теоретиков единства в толковании философии порождает разноголосицу и при описании её старта, т.е. исходного появления, причём эта разноголосица затрагивает как время, так и пространство.

Типичный советский философ
был не исследователем,
а сочинителем
идеологических сказок.

До сих пор в ходу экстравагантная точка зрения, согласно которой человек и философствование - ровесники.

До сих пор в ходу экстравагантная точка зрения, согласно которой человек и философствование - ровесники. Её можно встретить даже в учебниках. Например, автор одного из них Л.Е. Балашов уверяет студентов, будто люди философствуют "с тех пор, как начали говорить"⁴⁴. А вот мнение В.Д. Губина: "Люди, для того, чтобы быть людьми, должны философствовать"⁴⁵. Судя по всему, Губин, как и Балашов, не мыслит человеческого бытия без философских размышлений.

Кто-то скажет: подобные утверждения не заслуживают даже упоминания при серьёзном разговоре о возникновении философии, ибо известно, что для неё необходимо абстрактное мышление, а оно, с учётом всей истории человечества, появилось совсем недавно. В общинную - первую и самую длительную - эпоху социальной жизни можно обнаружить только его зачатки.

Многие культурологи склонны отрицать какое бы то ни было интеллектуальное превосходство цивилизованного человека над дикарём-общинником.

Однако за скромными фигурами Балашова и Губина маячит влиятельная группа современных теоретиков, главным образом культурологов, принципиально отрицающих какое бы то ни было интеллектуальное превосходство цивилизованного человека над дикарём-общинником. "…Мы предпочитаем оперировать с разрозненными кусками, если даже и не с "мелочью", - пишет, например, широко известный культуролог-структуралист К. Леви-Строс, - тогда как туземец - это логический скопидом: без передышки связывает нити, неутомимо переплетая ими все аспекты реальности, будь то физические, социальные или ментальные. Мы спекулируем нашими идеями, а он делает из них сокровище. Неприрученная мысль проводит в жизнь философию конечного"⁴⁶.

И тем не менее, несмотря на популярность таких теоретиков, как Леви-Строс, не будем дискутировать с ними по вопросу, философствуют ли дикари, ибо наука уже ответила на этот вопрос, и ответила отрицательно. Вот почему в глазах подавляющего большинства современных исследователей первобытного общества образ дикаря-философа не более, чем курьёз. Сомневающихся в справедливости такого отношения к этому образу отсылаю к работам Л.С. Выготского и А.Р. Лурии⁴⁷. Убедительную критику структуралистского подхода к изучению общинного сознания даёт, привлекая конкретный этнографический материал, В.Н. Романов⁴⁸.

"Философия возникла около трёх тысяч лет назад в странах Древнего Востока", - считает "Краткий очерк истории философии", изданный в 1971 году⁴⁹. Под странами Древнего Востока имеются в виду Индия, Китай, Египет и Вавилон⁵⁰. При этом пальму первенства "Краткий очерк" отдаёт Индии и Китаю: рождение индийской философии он относит "примерно к середине I тысячелетия до н.э."⁵¹, китайской - к VI - V вв. до н.э.⁵² Но не менее (а то и более!) древней представлена в "Очерке" философия древних греков: она возникла "на рубеже VII - VI вв. до н.э."⁵³. Поэтому странно, что античная Греция не вошла в список стран, в которых раньше, чем где бы то ни было ещё, появились философские учения.

Должно быть, у создателей "Краткого очерка" не было единого мнения о том, какую из древних цивилизаций следует называть родиной философии. Единство по этому вопросу отсутствует до сих пор. Скорее всего, родиной философии является Месопотамия (междуречье Тигра и Ефрата).

К. Леви-Строс,
французский культуролог.

Шарж на Леви-Строса.
Автор отметил склонность
известного культуролога
брататься с дикарями.

Большинство историков считает, что философия появилась в середине первого тысячелетия до нашей эры (в "осевое время").

Что касается времени, в которое появилась философия, то большинство историков считает таковым середину первого тысячелетия до нашей эры - "осевое время", по выражению К. Ясперса. "Осевую" точку зрения на возникновение философии поддерживают философские словари. "Первые философские учения возникли 2500 лет назад", - утверждает ФЭС ("Философский энциклопедический словарь")⁵⁴.

Ясперсовский, "осевой" подход к определению времени, в которое родилась философия, хотя и господствует в современной теоретической сфере, то и дело навевает сомнения, причём сомневаются в его безупречности даже некоторые "осевики". Например, Аблеев сразу после того, как показал себя сторонником "осевой" версии возникновения философии, поспешил сделать следующую оговорку: "Тем не менее есть основания предполагать, что истоки философии восходят к более ранним периодам истории индийской, египетской и вавилонской цивилизаций, в мифологических и предфилософских литературных источниках которых уже звучат определённые философские мотивы"⁵⁵.

Вот эти-то философские мотивы и надоумили авторов ростовской "Истории философии" вопреки сложившейся "осевой" традиции перенести возникновение философии в XV век до н.э. - в то время, когда, по мнению некоторых историков, в Индии появились Веды⁵⁶. В "Истории древнего мира" "религиозно-философское" содержание Вед относят к "осевому времени"⁵⁷, но и здесь, в рамках осторожного, тщательно сбалансированного, чуждого сенсационным заявлениям исследования древности, всё же допускают возникновение философии в более ранний период (в IX - VII вв. до н.э.), только не в Индии, а в Иране⁵⁸.

Кто же прав? Где и когда родилась философия? Правда ли, что "возникновение нового, теоретического - философского - знания так и остаётся по сей день тайной за семью печатями"⁵⁹, не допускающей достоверной реконструкции этого духовного процесса?

2. О мифах и мифологии

К. Ясперс.

При рассмотрении отношения мифология - философия современной теории явно недостаёт чёткости и системности.

Научный поиск начала философии, её стартовой точки требует руководствоваться не только вопросами "где?" и "когда?", но ещё и не менее важными вопросами "откуда?" и "почему?". Чтобы грамотно ответить на все эти вопросы, необходимо, в частности, чётко и системно определить основные аспекты соотношения мифологического и философского сознания. Чего недостаёт современной теории при рассмотрении отношения мифология - философия, так это именно чёткости и системности.

Возьмём для примера цитату из учебника Б.Н. Бессонова. "Как очевидно, сознание первобытных людей было мифологическим; подлинные знания переплетались с фантастическими образами. На уровне мифологического сознания человек не различает естественное и неестественное, реальное и нереальное. Поскольку первобытный человек абсолютно зависел от рода и окружающей природы, постольку он одушевлял, очеловечивал все явления природы и общества, наделял их вместе с тем высшей властью.
Философия как таковая возникла на более высокой ступени общественного развития; её социальной предпосылкой явилось отделение умственного труда от физического, открывшее возможности для специальных занятий философией. Наряду с этим духовно-культурной предпосылкой философии стала возросшая сумма знаний, накопленных к тому времени об окружающем мире"⁶⁰.

Слово "первобытный" имеет смысл "самый несовершенный, совершенно не готовый". По отношению к готовому предмету первобытное его состояние есть исток, зародыш.

Бессоновское объяснение перехода от мифологии к философии выполнено так поверхностно и неряшливо, что нуждается в серьёзных коррективах. В первую очередь надо уточнить, о каких людях идёт речь в начале цитаты. Судя по всему, о дикарях-общинниках. Но это не первобытные, а самые настоящие, полноценные в анатомическом смысле люди. Слово "первобытный" имеет смысл "самый несовершенный, совершенно не готовый". По отношению к готовому предмету первобытное его состояние есть исток, зародыш, совершенное отсутствие совершенства.

Возражая мне, Бессонов может сослаться на С.И. Ожегова, который для слова "первобытный" даёт значение "относящийся к древнейшим эпохам истории человечества"⁶¹. Однако легко показать, что в словаре Ожегова это значение оказалось благодаря языковой и логической неграмотности исследователей древности. Увы, учёных и философов, путающих предысторию и историю, истоки предмета и сам предмет, до сих пор немало.

Возьмём яркий пример. Как утверждает минская "Всемирная история", питекантроп - "наиболее древний из всех известных сейчас первобытный человек"⁶². Речь идёт о предках людей, поэтому выражение "первобытный человек" использовано здесь совершенно грамотно. Но применять это же выражение для человека современного типа, даже если он самый первый, палеолитический, некорректно. Тем не менее Homo Sapiens верхнего палеолита, согласно "Всемирной истории", - один из видов первобытных людей⁶³. За что же такая немилость? Только за то, что первые люди жили рядом со своими предками-неандертальцами?

Современной теоретической мысли свойственно смешивать мифическое и мифологическое. Этому есть объяснение: дело в том, что мифология в отрыве от мифов не существует. Она - рационализированная, сведённая в систему совокупность мифов.

Вернёмся к цитате из Бессонова. Второй имеющийся в ней момент, который необходимо скорректировать, - характеристика общинного сознания. Бессонов убеждён, что оно мифологическое. На самом деле это не так, поскольку мифы в общине есть, но мифологии (учения о мифах) нет. Пора бы уж различать мифическое и мифологическое, ибо первое имело место ещё в общинные времена, а второе появляется лишь в обществе! Но нет - многие не различают, ибо не видят существенной разницы между общинной и общественной формами социальной жизни.

Увы, смешивание мифического и мифологического характерно для современной теоретической мысли. Этому есть объяснение: дело в том, что мифология в отрыве от мифов не существует. Она - рационализированная, сведённая в систему совокупность мифов, а не какое-то отдельное, находящееся рядом с ними учение. Вот почему нередко чрезвычайно трудно установить, где кончается мифическое и начинается мифологическое.

Исходной формой общественного сознания является нравственность, а исходной формой теоретического познания - мифология.

Теперь рассмотрим третье некорректное утверждение Бессонова. Появление философской мысли он объясняет разделением труда на умственный и физический, но, во-первых, это разделение раньше, чем философию, породило мифологию, а во-вторых, ещё раньше оно породило нравственность - исходную форму общественного сознания. Высшим, теоретическим выражением нравственного сознания и является мифология. Что касается философии, то она есть такое же выражение долга - правового сознания, возникающего позже нравственного, с переходом к рабовладению.

3. Нравственный характер мифологии

Нравственность -
старейшая форма духа
(общественного сознания).

То, что мифология есть высшее воплощение нравственности, многие философы и учёные склонны оспаривать.

То, что мифология есть высшее воплощение нравственности, многие философы и учёные склонны оспаривать. При этом часто ссылаются на греческую мифологию, и в первую очередь - на поведение в ней богов. "От богов, как они изображены в "Илиаде", очевидно в духе эпической традиции, человеку не приходится ждать справедливости или утешения в жизненных горестях, - утверждает А. И. Зайцев, - они поглощены своими интересами и предстают перед нами существами с нравственным уровнем, соответствующим отнюдь не лучшим представителям человеческого рода"⁶⁴. "…Реальная жизнь людей, - пишет А.Г. Спиркин, - тесно переплеталась с обитающими на Олимпе образами богов. Им приписывались даже человеческие пороки. Боги мыслились не только могущественными, но и капризными, зловредными, преисполненными мстительности. Люди переносили на богов самые причудливые сексуальные ориентации, приписывая им неуёмное любвеобилие, нескончаемые измены, любовные распри и т.п."⁶⁵.

Следует согласиться с тем, что поведение греческих богов не является безупречным, с точки зрения нравственных норм любого, в том числе античного, общества. Но не стоит утверждать, будто это поведение почти или полностью аморально. "…Миссия олимпийцев, - отмечает Л.И. Таруашвили, - состоит в налаживании, поддержании и защите мирового порядка. Их основная функция - сохраняющая. Смысл их существования в том, чтобы, господствуя над миром (который греки называли космосом, подразумевая под ним наипрекраснейшее и совершенное целое), не дать ему измениться или погибнуть. Они не склонны допускать перемен не только к худшему (так, Зевс низвергает Фаэтона, чтобы избегнуть всемирного пожара), но и к лучшему (тот же Зевс губит Асклепия, чтобы помешать ему сделать бессмертными людей)"⁶⁶. Даже Спиркин, считающий олимпийских богов - главных и самых влиятельных персонажей греческой мифологии - капризными и зловредными, вынужден, противореча себе, констатировать, что мифы не только не поощряли капризы и зло, но, напротив, "утверждали лично и социально принятую в данном обществе значимую систему ценностей, которая поддерживала и санкционировала соответствующие нормы поведения, взаимоотношения людей и их отношение к миру"⁶⁷.

Нравственное несовершенство многих мифологических персонажей не означает, что мифология не служит добру.

Да, мифологические боги, как и герои, нередко выглядят нравственно несовершенными. Но это не значит, что мифология не служит добру, не является выражением нравственности. Добро предстаёт здесь не в каком-то конкретном образе, а в образе существования мифологических богов и героев: их души, как стрелка компаса, неизменно обращены в одну и ту же сторону - в сторону добра, и каким бы несовершенным, ущербным, даже преступным ни было их поведение в том или ином случае (а удивляться тут нечему, ибо у мифологии очень глубокие, общинные корни), оно всегда, при любых отклонениях, возвращается в рамки нравственного идеала.

Это хорошо видно по образу действий персонажей гомеровского эпоса. Возьмём для примера четвёртую песнь "Илиады", спор Зевса и Геры. А.И. Зайцев считает, что, с нравственной точки зрения, оба участника конфликта ведут себя явно недостойно: "…Зевс угрожает Гере, ненавидящей троянцев, тем, что разрушит город людей, любезных ей, и Гера предлагает ему, если он того захочет, разрушить три самых любезных ей города - Аргос, Спарту и Микены - с их ни в чём не повинными жителями"⁶⁸. Однако взвешенный, непредвзятый разбор этого эпизода диктует совсем иную нравственную оценку поведения Зевса и Геры: в острой конфликтной ситуации, едва сдерживая напор разыгравшихся страстей, они стремятся разрешить спор не иначе как с позиций Добра. "Бессмертие Гомера, - справедливо отмечает А. Нейхардт, - заключается в том, что в его гениальных творениях заключены неисчерпаемые запасы общечеловеческих непреходящих ценностей - разума, доблести, добра и красоты"⁶⁹.

Зевс,
верховный бог
древних греков.

Нравственность мифологических богов не сводится к нравственности людей, ибо боги - особые существа, живущие в особом мире.

К сказанному следует добавить, что нравственность мифологических богов не сводится к нравственности людей, ибо боги - особые существа, живущие в особом, высшем мире. В этом мире земное зло может быть добром, а земное добро - злом.

Известно, что Гера - не только жена, но и сестра Зевса. Для людей кровосмешение - зло, но олимпийские боги - не люди, и почему бы на Олимпе кровосмешению не быть добром? Люди древнего общества, даже самого-самого раннего, не были настолько наивными, что не видеть существенную разницу между собой и своими богами, а потому не рассматривали факты, подобные близкому родству Зевса и Геры, как явное свидетельство нравственного неблагополучия в мире богов.

С развитием мифологии её нравственное содержание становится всё более явственным. В Греции представление о богах как блюстителях морали, вполне отчётливо выступающее уже в творчестве Гомера (VIII в. до н.э.), в произведениях Гесиода (VII в. до н.э.) предстаёт в развёрнутом виде⁷⁰.

4. Мифология - исходное теоретическое знание о мире

Гомер, автор
"Илиады" и "Одиссеи".

Современные исследователи древности любят оспаривать не только нравственный, но и теоретический характер мифологии.

Современные исследователи древности любят оспаривать не только нравственный, но и теоретический характер мифологии. Теория, уверяет "Введение в философию", появляется лишь с переходом от мифологического познания к философскому: в этот период слово "философия" якобы воспринималось древними греками как "синоним зарождающейся теоретической мысли"⁷¹. А вот что пишет А.А. Радугин: "…Мифологически-религиозное мировоззрение, носило духовно-практический характер. Исторические особенности этого мировоззрения связаны с низким уровнем освоения человеком действительности, зависимостью его от неосвоенных, непокорённых сил природы и общественного развития, а также с недостаточным развитием его познавательного аппарата. В этих условиях мировоззренческие конструкции вступали в социальное и индивидуальное взаимодействие в форме образов и символов. По мере развития человеческого общества, установления человеком определённых закономерностей, совершенствования познавательного аппарата появилась возможность новой формы освоения мировоззренческих проблем. Эта форма носит не только духовно-практический, но и теоретический характер. На смену образу и символу приходит Логос - разум"⁷².

Мифологическое знание - это теория в её начальной, простейшей форме, т.е. всего лишь комплекс понятий.

Если вспомнить, что в широком смысле слова теория есть система предельно обобщённых, абстрагированных от практики положений, то от уверенности в дотеоретическом характере мифологии не останется и следа. Мифологическое знание - это именно теория, правда, в её начальной, простейшей форме, т.е. всего лишь комплекс понятий. Ни суждений, ни умозаключений здесь ещё нет, да и не может быть, ибо мифология служит лишь пониманию мира, а рассуждать о нём - вовсе не её дело. К тому же к пониманию мифологический текст ведёт явно неадекватным для развитой теории путём: не через термины, а через чувственные образы. Логическая неразвитость, наивность мифологии и вызывает сомнения в её непосредственной причастности к теоретическому познанию.

"Сопоставляя мифологию с наукой и метафизикой, - пишет на эту тему Лосев, - мы говорим, что если те - исключительно логически-отвлечённы, то мифология во всяком случае противоположна им, что она чувственна, наглядна, непосредственно-жизненна и ощутима. Но значит ли это, что чувственное уже по одному тому, что оно чувственное, есть миф, и значит ли это, что в мифе нет ровно никакой отрешённости, ровно никакой хотя бы иерархийности? Не нужно долго всматриваться в природу мифического сознания, чтобы заметить, что в нём есть и его природе существенно свойственна некая отрешённость и некая иерархийность"⁷³.

Абстрактность и системность образов обеспечивают мифологии, несмотря на всю её чувственность, статус теоретического, понятийного знания.

Отрешённость (абстрактность) и иерархийность (системность) образов обеспечивают мифологии, несмотря на всю её чувственность, статус теоретического, понятийного знания. "…Мифологию, - подчёркивает М.Б. Туровский, - постоянно одолевает необходимость довести знание до разумения людей - слушателей сказаний, т.е. проблема понимания"⁷⁴. При этом "мифологическое мировоззрение заслуживает квалификации наивного, потому что оно непосредственно передоверяет квалификацию познавательной ценности знания авторитету перводеятелей"⁷⁵. Именно это и означает иметь духовно-практический характер.

5. От мифологии к философии

В раннем обществе единственным духовным регулятором отношений между людьми была нравственность. Нравственную оценку осуществляет совесть, первый, старейший представитель общества в сознании личности.

В раннем обществе единственным духовным регулятором отношений между людьми была нравственность - простейшая форма общественного сознания, позволяющая оценивать мир в диапазоне добро - зло. Нравственную оценку осуществляет совесть, первый, старейший представитель общества в сознании личности: если совесть поощряет какой-то поступок, значит, он добрый, отвергает - злой. Таким образом, общественная оценка личностью своих и чужих поступков осуществляется здесь непосредственно, без предварительного анализа. В теоретической сфере совесть выступает как абстрактная интуиция (способность понимать), а высшим результатом её деятельности, или теоретическим выражением нравственности, является мифология.

Усложнение социальной жизни, вызванное переходом к рабовладению, выявило серьёзные недостатки нравственности, голос совести показал способность вводить в заблуждение.

Усложнение социальной жизни, вызванное переходом к рабовладению, выявило серьёзные недостатки нравственного регулирования общественных отношений, голос совести показал способность вводить в заблуждение. Оказалось, что можно быть нравственно безупречным, совестливым - и приносить обществу вред. С другой стороны, выход за рамки нравственных предписаний всё чаще становился единственной возможностью преодолеть ту или иную общественную проблему.

На уровне теоретического познания мира это означало кризис мифологии. Выяснилось, что кроме совести (способности понимать) требуется рассудок (способность судить), т.е. соединять разнообразие понятий в единое целое.

В условиях кризиса нравственности (нравственного сознания) появился ещё один духовный регулятор - честность, или долг (правовое сознание).

В условиях кризиса нравственности (нравственного сознания) появился ещё один духовный регулятор - честность, или долг (правовое сознание). С этих пор человек, живущий в обществе, должен учитывать не только голос совести, но и голос чести (личного долга), что оказалось чрезвычайно сложным делом, ибо нравственность и долг противоположны друг другу: первая требует от личности доброты, т.е. непосредственно общественного поведения, второй - правоты, т.е. общественного поведения, опосредованного нравственно неразрешимой проблемой.

В древней Греции коллизии, связанные с принципиальным несовпадением нравственности и долга, проявили себя в полную силу уже в VIII веке до н.э., о чём красноречиво свидетельствует гомеровский эпос. Вспомним сюжет "Илиады". Напряжение, постоянно сопровождавшее взаимоотношения предводителя самой сильной, мирмидонской дружины ахейского войска Ахилла и главы всего этого войска Агамемнона, обострилось до предела, когда на военном совете первый вынудил второго отказаться от пленницы и наложницы Хризеиды. Ахилл сделал это в общественных интересах, без каких-либо корыстных расчётов, но сделал так резко и грубо, что, не имея на то серьёзных оснований, публично обидел Агамемнона и тем самым внёс в ахейские умы пагубную смуту. В нравственном плане ситуация зашла в опасный тупик, ибо обе стороны конфликта в равной степени оказались олицетворением и добра, и зла. И тогда Агамемнон, чтобы погасить занимавшийся нравственный пожар, перевёл своё противостояние с Ахиллом в правовую плоскость: он заявил совету о своём праве компенсировать потерю Хризеиды Бризеидой - пленницей и наложницей Ахилла. В ответ на это Ахилл посчитал себя в праве не участвовать в военных действиях. Так вместо нравственного сознания за регулирование отношений в ахейском стане взялось сознание правовое, вместо совести заговорила честь.

Фемида, богиня правосудия.

Современная Фемида.

Увы, это не устранило конфликт. Напротив, вмешательство чести усугубило его, вызвав нарушение нравственного баланса в душе Ахилла: уклоняясь от участия в битвах, он оказался единоличным виновником гибели своего лучшего друга и соратника. В результате, чтобы заглушить угрызения совести, т.е. вернуть своё поведение в русло безупречной нравственности, предводитель мирмидонцев, не дожидаясь призывов со стороны Агамемнона и других ахейцев, отказался от своего права не воевать и вступил в битву с троянцами.

И в "Илиаде", и в "Одиссее" Гомер, не отрицая необходимости быть честным, явно отдаёт предпочтение совести. Однако общественное развитие вело к усилению правового регулирования социальных отношений, заставляя древних теоретиков смещать акцент с понятия добра на понятие правды. Это смещение акцента заметно уже в мифологической поэме Гесиода "Труды и дни": здесь "начинают обосновываться этические идеалы, что гомеровским героям ещё не свойственно"⁷⁶, т.е. автор предпринимает попытку показать правомерность нравственных принципов - правомерность того, что в раннем обществе никаких сомнений не вызывало. Так на смену мифологии приходит философия.

Лекция 3
ДРЕВНЯЯ ФИЛОСОФИЯ

1. Философия древнего Востока
2. Ионийская философия
3. Элеаты, атомисты и софисты
4. Классическая и поздняя философия античности

1. Философия древнего Востока

С большой степенью вероятности можно утверждать, что философия появилась на Востоке. В наше время ореол наиболее раннего философского знания сделал модным обращение к буддизму, конфуцианству, даосизму и другим древневосточным философским учениям в поисках ответа на наиболее важные вопросы бытия. Казалось бы, что здесь плохого? Но отрицательная сторона у этой моды есть: предметом повального увлечения стала самая ранняя, незрелая философия человечества в ущерб более поздней, зрелой.

Следует отметить, что восточная философия и в древности, и в средние века развивалась крайне медленно, в силу чего вплоть до нового времени сохранила многие черты раннефилософского знания. А в новое время это знание было радикально переработано на западный манер, что явилось результатом развития не столько восточной, сколько западной культуры.

У ранней философии есть серьёзные недостатки, проистекающие из мощного влияния на неё мифологического способа познания мира. Рассмотрим их на примере буддизма и конфуцианства.

Ахилл и Агамемнон.
Кадр из фильма "Троя".

Главным недостатком ранней философии является смешение эмоционального отражения мира с рассудочным. Этот недостаток влечёт за собой отсутствие строгой системности и склонность к чрезмерно простым ответам на сложнейшие вопросы бытия.

Главным недостатком ранней философии является смешение эмоционального отражения мира с рассудочным. Ранние философы часто используют в качестве аргументов не суждения, т.е. логически выстроенные цепочки понятий, а сами понятия, облечённые в форму ярких, эмоционально окрашенных образов - сравнений, метафор и т.п., что придает философской речи поэтический (художественный) характер. Древнейший буддийский текст "Дхаммапада" буквально кишит такими поэтическими образами: "Трепещущую, дрожащую мысль, легко уязвимую и с трудом сдерживаемую, мудрец направляет, как лучник стрелу", "Хорошо сказанное слово человека, который ему не следует, столь же бесплодно, как и прекрасный цветок с приятной окраской, но лишенный аромата", "Строители каналов пускают воду, лучники подчиняют себе стрелу, плотники подчиняют себе дерево, мудрецы смиряют самих себя"⁷⁷. А вот, что говорил китайский философ Кун фу-цзы (Конфуций): "Правитель, положившийся на добродетель, подобен северной Полярной звезде, которая замерла на своём месте средь сонма обращающихся вкруг неё созвездий"⁷⁸.

Такие высказывания больше воздействуют на эмоциональную сферу человека, чем на его рассудок, в то время как философ в отличие от художника не должен ставить эмоциональное отношение к миру выше рассудочного.

Будда Шакьямуни.

Смешение эмоциональности и рассудочности влечёт за собой еще один крупный недостаток: отсутствие строгой системности, логической цельности. Типичный раннефилософский трактат представляет собой набор коротких высказываний, плохо связанных по содержанию и вширь (в плане соответствия теме), и вглубь (в плане развития мысли). Здесь нередко на смену одной темы совершенно неожиданно, немотивированно приходит другая, а глубокая, мудрая мысль мирно соседствует с мелкой, банальной. Характерный пример - "Лунь юй" ("Беседы и суждения") Конфуция. Обратимся к седьмой главе: "Учитель говорил: - Я чувствую печаль, когда не улучшаются нравы, не уясняют то, что учат, а зная долг, не могут ему следовать и не способны устранить порок". А дальше, рядом: "Учитель на досуге имел спокойный и довольный вид". А еще дальше: "Учитель сокрушался: - Как опустился я! Уже давно не снится мне князь Чжоу!"

Серьезным недостатком ранней философии является и склонность к чрезмерно простым ответам на сложнейшие вопросы бытия. В этом плане показательно то, как древние учения Востока трактуют отношение общество - личность.

Многие философы древней Индии резко противопоставляли личную жизнь общественной, ставя при этом интересы личности выше интересов общества. По-видимому, этот явно односторонний подход к проблеме соотношения личного и общественного сформировался в духовной сфере в противовес тому, что имело место в сфере материальной жизни: кастовая иерархия древнеиндийского общества жестко регламентировала свободу личности.

Буддисты.
Со временем буддизм
превратился в религию.

При рассмотрении отношения общество - личность буддизм выступает на стороне личности, а конфуцианство - на стороне общества.

Ярко выраженное индивидуалистическое решение философских вопросов предлагает буддизм - самое влиятельное философское учение древней Индии, создателем которого является принц Шакьямуни (VI век до н.э.). В основе этого учения лежат "четыре благородных истины": жизнь полна страданий, причина страданий - желания, страдания можно прекратить, прекращение страданий обеспечивает правильная жизнь. Идеал буддиста - нирвана (состояние абсолютной отрешенности от внешнего мира). К нирване ведет аскетизм, т.е. путь радикального самоограничения. На этом пути возникает своеобразная буддийская иерархия: внизу - рядовые буддисты, выше - бодхисаттвы (просветленные, т.е. учителя, достигшие вершин познания, но из сострадания к ученикам не ушедшие в нирвану) и на самом верху - Будды (пробудившиеся, буддийские святые, в том числе Будда Шакьямуни). В философии древнего Китая при решении проблемы общество - личность проявилась другая крайность. Например, конфуцианство подчеркивает необходимость служить государству, подчинить личные интересы интересам общества.

Вхождение в нирвану можно
изобразить очень красиво.
На деле же, это -
самоубийство личности.

"Если кто-либо предпочитает чувственности добро, способен до изнеможения служить отцу и матери, на службе государю может жертвовать собой и обращается к друзьям с правдивым словом, то пусть бы говорили, что он неучен, я непременно назову его ученым", - сказал один из его учеников ("Лунь юй", 1, 7).

2. Ионийская философия

Кун фу-цзы (Конфуций).

Переход древних греков от мифологии к философии произошёл на рубеже VII - VI вв. до н.э. в Ионии.

В древней Греции переход от мифологии к философии произошёл на рубеже VII - VI вв. до н.э. Одним из первых греческих философов был Фалес, уроженец Милета - крупного торгового города в Ионии (области на побережье Малой Азии). В центре фалесовских размышлений находилось первоначало (архе) - вечная основа мира, порождающая из себя всё его многообразие. Архе рассматривалось как абсолютно простое вещество (первовещество), присутствующее повсюду.

Всё сущее, утверждал Фалес, произошло из воды, и уже в одном этом утверждении ярко проявилось принципиальное различие между мифологическим и философским подходами к исследованию мира: мифология сводит первоначало к наиболее древнему богу, т.е. к сверхъестественному субъекту исторического процесса, а философия заявляет, что мир начинается не с самого субъекта, а с его природы - с того, что составляет его вечную основу, определяет своими свойствами все его действия. Сдвиг теоретического внимания с субъекта на его природу объясняется разразившимся в раннем обществе кризисом нравственности. Этот кризис, причиной которого был переход от патриархального деспотизма к рабовладению, породил недоверие к мифологическим богам и героям как субъектам (свободным деятелям), творящим историю.

Фалес Милетский.

Если для мифолога сомневаться в субъективности богов и героев бессмысленно, то для философа мифологические персонажи и все их дела нуждаются в проверке на соответствие законам субъективного бытия.

Если для создателя мифологии сомневаться в субъективности богов и героев бессмысленно, ибо они на деле показали свою способность обустраивать мир по собственной воле, то для философа мифологические персонажи и все их дела нуждаются в проверке на реальность, на соответствие законам субъективного существования, которые вытекают из свойств единого для всех предметов первоначала. Философия - с тех пор, как она появилась, и по сей день - выясняет законность деятельности субъекта, т.е. занимается теоретическим обоснованием правового сознания. Всякий философ - правовед, откуда, однако, не следует, будто всякий правовед - философ.

Фалес положил начало Милетской философской школе. Его ученик Анаксимандр предложил рассматривать архе не как абсолютно простое вещество, а как смесь, состоящую из четырёх элементарных стихий (огня, воды, воздуха и земли). Эта поправка была внесена в учение Фалеса для того, чтобы устранить серьёзные проблемы милетской философии при объяснении пёстрого разнообразия наблюдаемого мира.

Выясняя свойства первоначала, Анаксимандр установил, что оно должно быть беспредельным. В самом деле: если у первоначала изначально есть предел, то этот предел не оно само, а что-то другое, но другого не может быть, ибо изначально есть только первоначало. Исходя из этих соображений, ещё один милетский философ Анаксимен решил, что смесь четырёх стихий не годится для роли первоначала: последнее должно быть абсолютно простым веществом, иначе в самом себе оно имеет разное и, стало быть, само себя ограничивает, т.е. не является беспредельным. Но не годится и вода. По мнению Анаксимена, истинное первоначало - это воздух: он проще, чем вода, и легче заполняет любое пространство.

Единство неизменности и изменчивости, обнаруженное Милетской школой в первовеществе, завело её представителей в тупик.

Первоначало, как справедливо полагали все милетские мыслители, должно быть неизменной основой всего мира и в то же время такой основой, которая непрерывно меняется, порождает что-то новое. Единство неизменности и изменчивости, обнаруженное Милетской школой в первоначале, завело её представителей в тупик: этот противоречивый образ совершенно не укладывался в их головах, но заменить его на что-то другое никак не удавалось.

Попытку вывести философию из милетского тупика предпринял Гераклит из Эфеса. Поскольку Эфес и Милет - почти соседи, Гераклит прекрасно знал милетскую философию, её достижения и проблемы. Он подметил самое слабое место Милетской школы: взгляды её представителей развивались в сторону обездвиживания первоначала, и тем самым оно теряло способность порождать, т.е. быть самостоятельным началом чего бы то ни было.

Гераклит Эфесский.

Милетскому обездвиживанию первоначала Гераклит противопоставил неукротимую изменчивость мирового огня.

Милетскому обездвиживанию первоначала, превращению его в абсолютно покоящийся фундамент мироздания Гераклит энергично противопоставил образ первоогня: "Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий"⁷⁹. Почему в гераклитовской философии ведущая роль отведена огню? Потому что он - единственная из элементарных стихий, которую при всей её простоте и вещественности нельзя мыслить неподвижной. "Протрите глаза и посмотрите на огонь! - как бы призывает милетских философов Гераклит. - Вот оно - то неизменное и изменчивое первоначало, которое показалось вам сомнительным! Вот она - противоречивая, но при этом очевидная основа мира".

В отличие от милетцев, Гераклит не боится противоречий - напротив, он буквально купается в них, вдохновенно насыщает ими свои философские суждения, чтобы показать изменчивость всего сущего: "Из всего - одно, из одного - всё", "мудрость в том, чтобы знать всё как одно", "враждебное находится в согласии с собой", "дважды тебе не войти в одну и ту же реку", "одно и то же в нас - живое и мёртвое, бодрствующее и спящее, молодое и старое", "бессмертные смертны, смертные бессмертны"⁸⁰ и т.д. и т.п. Не случайно Гераклита считают одним из родоначальников диалектики - учения о развитии как борьбе противоположностей.

Гераклитов огонь.

Абсолютизацию покоя, к которой склонялись милетские философы, Гераклит заменил на абсолютизацию движения.

Решительно выступив против милетского движения в сторону абсолютного покоя, Гераклит вернул античной философии её исходное, фалесовское представление о первоначале как элементарной стихии, активно порождающей многообразие мира, но при этом лишил первичную стихию той устойчивости, которая делает её основой мироздания. Абсолютизация покоя сменилась абсолютизацией движения, одна крайность - другой. Философское осмысление первоначала снова оказалось в тупике.

3. Элеаты, атомисты и софисты

Учение Парменида о двух типах бытия - это попытка устранить односторонность милетской и гераклитовской философии.

Гибельную для философии односторонность милетского и гераклитовского подходов к изображению первоначала одним из первых заметил Парменид из Элеи - греческого города в Италии. Чтобы преодолеть тупиковую односторонность ионийских размышлений о мире, он разработал учение о двух типах бытия. Философия, по убеждению Парменида, обязана тщательно изучать не только подлинное (достоверное) бытие, но и мнимое (сомнительное). Такое понимание задач философствования было ошеломляюще оригинальным, ибо ранее считалось само собой разумеющимся, что серьёзного философского внимания достойна лишь истина.

Не менее оригинальным является парменидовское описание бытия - как подлинного, так и мнимого. Подлинное бытие, утверждает элейский философ, это - абсолютно плотный шар бесконечного диаметра, т.е. абсолютно единичное, абсолютно неподвижное и абсолютно однородное вещество. "…Подобные взгляды близки к безумию", - отмечает Аристотель⁸¹, но выход за рамки здравого смысла нисколько не смущает Парменида, ибо, считает он, здравомыслие полезно лишь для понимания мнимого бытия. Таковым, с его точки зрения, является повседневная практическая деятельность с её бесконечным разнообразием изменчивых вещей.

Элейское противопоставление теории и практики возникло под давлением логики.

Может показаться парадоксальным, но характерное для элеатов, т.е. для Парменида и его учеников, жёсткое противопоставление теории и практики, духовной и материальной деятельности возникло под давлением логики. У Аристотеля свойственное элеатам стремление мыслить строго логически отражено так: "…Они говорили, что ничто из существующего не возникает и не уничтожается, так как возникающему необходимо возникать или из сущего, или из не-сущего, но ни то, ни другое невозможно: ведь сущее не возникает (ибо оно уже есть), а из не-сущего ничто не может возникнуть, ибо [при возникновении] что-нибудь да должно лежать в основе"⁸².

Перед вами элеатская
картина подлинного бытия.
Ничего не видно?
Так и должно быть:
согласно элейской философии,
подлинное бытие
недоступно обычному взгляду.

Благодаря логическому превосходству над оппонентами элейские философы, несмотря на очевидную практическую слабость их взглядов, в течение всей античной эпохи прочно удерживали влиятельные позиции в теоретической сфере.

Благодаря логическому превосходству над оппонентами элейские философы, несмотря на очевидную практическую слабость их взглядов, в течение всей античной эпохи прочно удерживали влиятельные позиции в теоретической сфере. Более того, чувствуя себя очень уверенно, элеаты не только не уклонялись от философских споров, но, напротив, постоянно напрашивались на них, чтобы показать свою правоту.

Особенно отличился в пропаганде элейской философии лучший ученик Парменида Зенон Элейский. В своих знаменитых апориях (парадоксах) он проявил себя блестящим мастером применения такого мощного логического средства убеждения, как доказательство от противного.

В качестве примера возьмём апорию Зенона под названием "Стрела". Представь себе летящую стрелу, предлагает любому оппоненту элейский философ, и проверь, не есть ли её движение всего лишь иллюзия, порождённая твоим сознанием. Если стрела не иллюзорна, а материальна, то в данный момент времени она, как и всякая материальная вещь, занимает в пространстве определённое место, т.е. не движется, а покоится. Получилось противоречие: летящая стрела не летит. О чём оно говорит? Об ошибке в мышлении. И вызвало эту ошибку твоё представление о движении материальной стрелы. Следовательно, чтобы мыслить эту стрелу правильно (логично), нужно брать её неподвижной. Сходным образом можно доказать неподвижность всех материальных тел, а элейская философия как раз и настаивает на том, что материальное (подлинное) бытие вечно покоится.

Своим дерзким вызовом здравому смыслу Парменид и его ученики так взбудоражили философский мир, что их трактовка бытия во второй половине V в. до н.э. оказалась в центре теоретических дискуссий, или, используя выражение Диогена Лаэртского, вызвала "больше всего шума"⁸³. В ходе этого бурного обсуждения очень быстро, как грибы после дождя, возникли новые философские школы, и прежде всего - школа атомизма.

Зенон Элейский.

Зенон и летящая стрела.

Основоположник атомизма Левкипп делил бытие на полное (сущее) и пустое (не-сущее).

Основоположник атомизма Левкипп был слушателем Зенона Элейского, но элеатом не стал. Его не устроило характерное для элейской теории пренебрежительное отношение к практическому опыту, к чувственному восприятию вещей, и в результате критического анализа этой теории он сделал справедливый вывод, что делить бытие на типы в духе Парменида, т.е. отождествляя подлинное с умозрительным, а мнимое - с чувственным, неразумно, ибо очень часто умозрительное бывает ложным, а чувственное - истинным. Значит, бытие следует мыслить иначе. Но как? И в левкипповской голове родилась гениальная идея: его нужно делить на полное (сущее) и пустое (не-сущее)⁸⁴. Ученик Левкиппа Демокрит развил эту идею в детально разработанное атомистическое мировоззрение.

Согласно философии Левкиппа - Демокрита, пустоту Вселенной заполняют атомы (мельчайшие неделимые частицы вещества). Непрерывно соединяясь и разъединяясь (полное не может не заполнять пустое, а пустое - не опустошать полное), эти частицы вызывают возникновение и исчезновение вещей, причём к последним, помимо материальных предметов, следует причислять и нематериальные (сознание и мысли)⁸⁵. Многообразие вещей, утверждает древний атомизм, объясняется различиями в форме, порядке и положении атомов⁸⁶.

Левкипп и Демокрит.

Главная ценность античного атомизма не в описании мира с помощью атомов, а в представлении о вещественном мире как вечно двоящемся, вечно переходящем от пустоты к полноте и обратно.

Главной заслугой Левкиппа и Демокрита принято считать объяснение всего, что происходит в мире, через движение неделимых и неуничтожимых частиц вещества. При этом, как правило, забывают о пустоте, а зря: без неё вместе с подвижностью атомов исчезли бы и сами атомы, ибо полное немыслимо без пустого. Поэтому, отмечает Аристотель, философы-атомисты "говорят, что сущее существует нисколько не больше, чем не-сущее"⁸⁷.

Главная ценность античного (греко-римского) атомизма не в описании мира с помощью атомов (уже в древности в этом описании находили много странного и наивного), а в представлении о вещественном, чувственно воспринимаемом мире как вечно двоящемся, вечно переходящем от пустоты к полноте и обратно. Но даже сейчас эта точка зрения не получила должного признания в теоретической сфере.

В таком положении вещей есть вина и древних атомистов, поскольку о подвижной двойственности (дуальности) материального мира они говорили не очень внятно и последовательно. У них получалось, что материя сводится к паре переходящих друг в друга начал (к полноте и пустоте) лишь логически (теоретически), на деле же (практически) она не изменчиво дуальна, а неизменно плюральна (множественна), ибо атомов всегда много и, соответственно, всегда много пустот. Здесь, как и в учении Парменида, возникает разрыв между теоретической и практической точками зрения: первая требует видеть мир как единый, хоть и двоящийся, вторая же - как совокупность не зависящих друг от друга частей. В результате попытка древних атомистов преодолеть свойственную элейской философии пропасть между теорией и практикой, логикой и чувственным восприятием оказалась не очень удачной.

Расхожее представление
об античном атомизме:
основоположник - Демокрит,
а главная идея -
всё состоит из атомов.

Краеугольный камень софизма - представление о конвенциональности знания.

Элейская философия, доказывая недостоверность, сомнительность практики (чувственного опыта), породила представление о конвенциональности (условности) не только практического, но и теоретического знания, ставшее краеугольным камнем в фундаменте софизма - философского течения, основы которого заложил Протагор. Как утверждает Диоген Лаэртский, "он первый заявил, что о всяком предмете можно сказать двояко и противоположным образом"⁸⁸. Ему же принадлежит чеканная формулировка главного принципа софизма: "Человек есть мера всем вещам - существованию существующих и несуществованию несуществующих"⁸⁹.

Этот великий гуманистический принцип многовековую проверку на истинность выдержал с честью, чего не скажешь о софизме. Дело в том, что софисты, в том числе и Протагор, понимали человека слишком просто: как конкретную личность. И если такой человек является мерой всем вещам, то получается, что каждая личность вправе совершенно самостоятельно, без оглядки на других лиц и общество в целом, определять ценность всего, что есть в мире, и, исходя из этого единоличного определения, строить всю свою жизнь.

Человек - мера
всех вещей.

Вклад софизма в развитие философии крайне противоречив.

Утверждая право любого человека на полную самостоятельность в организации своего внутреннего и внешнего существования, софисты действовали крайне противоречиво: с одной стороны, их социальная роль была положительной, ибо, раскрепощая личность, делая её более самостоятельной, инициативной, они способствовали развитию и личной, и общественной жизни людей, с другой стороны, социальную роль софистов следует признать отрицательной, ибо, игнорируя обязанности личности по отношению к обществу, они создавали теоретическую почву для её произвола, разнузданного, антиобщественного поведения.

Софисты развращали как окружающих, так и самих себя, игнорируя при этом не только фундаментальные принципы общественного поведения, но и принципы философствования. Им нравилось представляться софистами (слово "софист" буквально означает "мудрец"), в то время как философия требует видеть в мудрости постоянно ускользающий идеал и, значит, запрещает считать её раз и навсегда достигнутой.

4. Классическая и поздняя философия античности

Типичный софист.

Критикуя софистов, Сократ выступает с позиций подлинно субъективной истины.

Свойственному софистам хитроумному жонглированию словами и мыслями афинянин Сократ (469 - 399 до н.э.) противопоставил диалектику, помогающую приобретать не мнение, а то, что гораздо надёжней и потому полезней, - знание. Последнее, как утверждал афинский философ, представляет собой единство добра (блага) и правды. Такое понимание знания называют этическим рационализмом. Поскольку, по Сократу, человек не может не познавать мир, а правильное, т.е. философское, познание ведёт не только к правде, но и к благу, постольку философия должна придерживаться эвдемонизма - той точки зрения, согласно которой человеку свойственно стремление к блаженству.

В своей критике софизма Сократ выступает с позиций подлинно субъективной, а не объективной истины, т.е. истины, на деле, а не на словах, соответствующей интересам субъекта - самостоятельного, свободного творца. При этом афинский философ страстно изобличает субъективистскую, мнимо субъективную, истину, которой обучают нечистые на руку софисты и которая представляет собой иллюзорную свободу ловкого угодника-приспособленца.

Сократ.

Сократовский поворот в развитии античной философии - это её переход к осмыслению нравственности.

Теоретическую деятельность Сократа часто - и вполне справедливо - считают поворотным пунктом в развитии античной (греко-римской) философии. Поворот, осуществлённый им в теоретической сфере, - это возвращение на новом уровне познания к той нравственной проблематике, которой занималась мифология и которую философия, формируя свой собственный, немифологический стиль исследования мира, пыталась игнорировать. Когда игнорирование нравственных проблем поставило под угрозу само существование философии, тогда и появилась сократовская идея о том, что добро правдиво, а правда добра.

Но утвердить единство нравственности и долга, добра и правды не на словах, а на деле, оказалось гораздо труднее, чем представлял себе Сократ. Достижение этого единства означало бы появление в реальности идеальной личности, личности-субъекта, человека, свободно творящего свой мир. К концу жизни Сократу стало казаться, что он и есть такая личность, личность, равная по свободе действий богам, но его трагическая гибель наглядно показала, как жестоко он ошибался. Его философия оказалась предметом судебного разбирательства, и именно за философскую деятельность, а не за что-то ещё, афинский суд с соблюдением всех демократических правил приговорил Сократа к смерти. В 399 г. до н.э., выполняя приговор, философ принял яд.

Такой конец не был случайностью. Даже Афинам, самой демократической стране древности, не нужны были граждане, которые строят своё поведение только на основании личного выбора, не признавая законность общественного принуждения, а именно таких граждан воспитывал афинский мудрец-диалектик.

Памятник Сократу.

После смерти Сократа его ученики Антисфен и Аристипп создали собственные школы эвдемонизма: первый - школу киников, второй - школу киренаиков.

После смерти Сократа остались его ученики, наиболее способные из которых создали собственные школы эвдемонизма. Антисфен основал школу киников, Аристипп - киренаиков. Если киники продолжили аскетическую линию сократовской философии, выступая за минимизацию потребностей и максимальную простоту их удовлетворения, т.е. за развитие духовности в ущерб чувственности, то киренаики, напротив, подхватили стремление Сократа к разнообразию впечатлений, разрабатывая всевозможные способы получения и продления наслаждения, главным образом телесного, и тем самым явно предпочитая чувственное духовному. Обе эти школы в силу их односторонности довольно скоро зачахли.

Платон делит мир на две части: мир идей-идеалов и материальный мир.

Гораздо удачнее сложилась судьба учения, которое разработал Платон - самый талантливый ученик Сократа. Прекрасно владея диалектикой учителя, Платон, однако, проявил явную склонность к метафизике - философии, направленный на поиск абсолютных истин. Платонизм делит мир на идеальный (пирамида вечных идей-идеалов, неподвижная и прекрасная) и материальный (хаос непрерывно возникающих и исчезающих вещей, являющихся ущербными копиями идей).

Согласно Платону, материальный человек - временное воплощение идеи, внешнее ее тело, не представляющее особого интереса. Пристального внимания заслуживает разве что заключенная в теле душа, да и то только в той мере, в какой она поддерживает связь с миром идей, стараясь подражать им. Люди у Платона перестают быть творцами: философ отказывает им в способности самостоятельно создавать какие-либо блага. Расколу мира на идеальный и материальный соответствует здесь раздвоение человека на душу и тело, внутреннее и внешнее, высшее и низшее. Этот психофизический дуализм позднее превратился в основополагающую идею всех без исключения христианских трактовок человека и его места в мире - трактовок, пережитки которых не преодолены до сих пор.

Как утверждал Сократ, люди неизменно стремятся к удовольствию, испытывая его только тогда, когда удалось получить какое-то благо. Обретя благо в полной мере, человек достигает счастья. При этом выходит, что к счастью толкает потребность в удовольствии. Она свойственна любой человеческой душе, а откуда возникает в ней и чем отличается от соответствующей потребности животных, Сократ докапываться не стал - видимо, не посчитал нужным.

Платон.

Согласно Платону, человеку требуется счастье - идеальное благо.

Этим важным антропологическим вопросом живо заинтересовался Платон. Человеку, подчеркивает он, требуется не просто удовольствие, а высшее удовольствие. Оно-то и есть счастье. Для его достижения необходимо высшее, идеальное благо. Следовательно, делает вывод Платон, потребность в счастье - это потребность души приобщиться к внешнему для нее миру идей-идеалов.

Эвдемонизм Аристотеля имеет деятельностный характер.

Платонизм уводит философию от живого, конкретного бытия людей к бесплотному, абстрактному бытию социальных форм, и, чтобы вернуть её на землю, лучший ученик Платона Аристотель Стагирит разработал новое, деятельностное определение счастья. Согласно этому определению, счастье есть "деятельность души в полноте добродетели"⁹⁰, т.е. осуществление наилучшим (идеальным) образом каких-либо дел. Такая деятельность свойственна добропорядочным людям, жизнь которых "ничуть не нуждается в удовольствии, словно в каком-то приукрашивании, но содержит удовольствие в самой себе. К сказанному надо добавить: не является добродетельным тот, кто не радуется прекрасным поступкам, ибо и правосудным никто не назвал бы человека, который не радуется правому, а щедрым - того, кто не радуется щедрым поступкам, подобным образом - и в других случаях. А если так, то поступки, сообразные добродетели, будут доставлять удовольствие сами по себе"⁹¹.

"Этика Аристотеля представляет собой вершину античной этики и в то же время коренной поворот, открывающий новые перспективы в осмыслении человека", - справедливо утверждает О.М. Ноговицын⁹². В чем суть данного поворота? В том, что Стагирит в основу своего антропологического учения положил понятие самореализации. А осуществляется она в деле. Именно дело представляет собой основу свободной деятельности, основу творчества.

Аристотель Стагирит.

Учение Аристотеля о четырёх видах причин было сознано на основе анализа деятельности ремесленников.

Аристотель применил свой деятельностный подход, возникший в процессе осмысления социальной сферы, к исследованию мира вообще. Учение о четырёх видах причин, существующих в природе, Стагирит создал, анализируя деятельность ремесленников. Например, гончару для изготовления чаши нужно иметь в голове её идею, форму (формальная причина), а под руками - подходящую глину, материал (материальная причина), нужно обладать гончарными навыками, т.е. способностью к гончарным действиям, (действующая причина) и, наконец, нужно иметь цель - идеал, предвосхищающий конечный результат (целевая причина). Мы видим, что в отличие от платонизма в философии Аристотеля, во-первых, понятия идеи и идеала оказались разными, ибо Стагирит понимает идею как форму вещи, т.е. не как платоновскую идеальную вещь, существующую независимо от её материального воплощения, а как всего лишь возможность вещи, становящуюся действительной вещью только при соединении с материей, а во-вторых, идея и идеал включены в процесс деятельности как её необходимые моменты.

Слабость деятельностной философии Аристотеля состоит в её чрезмерной абстрактности и односторонности (в частности, примеры дел Стагирит черпает исключительно из городской жизни, вольно или невольно превращая сельские виды деятельности в менее характерные для человека, а сельского жителя - в человека второго сорта). Таким образом, уже в древности ярко проявилась тенденция, рассуждая о социальной жизни, отвлекаться от некоторых видов сугубо человеческой деятельности.

Платон и Аристотель.
С картины Рафаэля.

Классическая античная философия так и не смогла установить, как достичь мудрости.

Классическая античная философия так и не смогла установить, как достичь мудрости, т.е. как выработать способность идеально, гармонично сочетать личное и общественное, нравственное и честное. В результате в теоретической сфере распространился пессимизм, формой проявления которого стала философия стоиков - наиболее влиятельное учение поздней античности. Согласно стоикам, мудрец - это тот, кто постиг, что миром правит неумолимая судьба (рок), выяснил её требования и неукоснительно их соблюдает, не пытаясь что-то менять. Активность личности сводится здесь к познанию, за пределами познания личное должно быть пассивным, в частности по отношению к общественному. Таким образом, гармонии личности и общества в стоицизме нет, а значит, нет и подлинной мудрости.

Лекция 4
ФИЛОСОФИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

1. Средневековая теология
2. Ранняя философия нового времени
3. Классическая философия нового времени
4. Неклассическая философия нового времени

1. Средневековая теология

С переходом к феодализму в сфере общественного сознания появилась новая форма - благочестивость (религиозность), теоретическая форма которой - теология.

Кризис античного рабовладения привёл к перестройке общества на новый, феодальный лад. При этом в сфере общественного сознания появилась новая форма - благочестивость (религиозность), которая быстро заняла господствующее положение. Быть благочестивым значит верить в Творца - идеальную личность, создавшую весь мир. Такая личность, во-первых, одна-единственная, ибо самая совершенная, а во-вторых - не сводима к какой-то конкретной личности и, следовательно, является нечувственной, что для религиозно мыслящих людей означает сверхъестественность. Благочестивость - это результат синтеза нравственности и честности, т.е. нравственная честность, или честная нравственность.

В Европе благочестивость обрела форму христианства - религии, в основе которой лежит Новый Завет, повествующий о том, как Бог-Творец явился в мир в образе Христа и принёс себя в жертву самому себе, чтобы дать человечеству идеальный пример благочестия. Отметим оригинальность Нового Завета по сравнению с более ранними текстами: в нём мифология и философия слиты в единое целое. Так появилась новая форма теоретического знания - теология (богословие), в рамках которой мифологическое и философское отношение к миру представлены как синтетическое единство.

Иисус на кресте.

Войдя в состав теологии, философия открыла для себя новые горизонты в исследовании мудрости, но при этом утратила самостоятельность.

Войдя в состав теологии, философия открыла для себя новые горизонты в исследовании мудрости, но при этом утратила самостоятельность. Отныне она должна была идти рука об руку с религиозной мифологией, что имело свои неудобства: философы привыкли судить обо всём без исключения, а теперь кое-что оказалось запретным для обсуждения, а именно - истинность религиозных догматов.

В центре внимания богословия неизменно находится отношение Бог - человек. Противоположные трактовки этого отношения привели к появлению в христианском богословии двух направлений - августинизма и томизма.

В центре внимания богословия неизменно находится отношение Бог - человек. Это отношение можно толковать по-разному. В результате в рамках западной христианской теологии сформировалось два конкурирующих подхода к освещению данной темы: августинизм и томизм.

Основоположник первого течения Августин (354 - 430) подчеркивал близость человека к Богу-Творцу. Он разработал учение о предопределении, согласно которому предвечное решение Бога одних людей направляет к спасению и райскому блаженству, других - к осуждению и мукам ада. В таких условиях расчётливость, стремление перехитрить судьбу становятся бессмысленными для Божьих тварей и им остается лишь одно - всецело довериться Творцу и без раздумий выполнять его волю. Августин считал, что предопределённость бытия делает людей свободными, однако их абсолютная зависимость от Бога превращает их в марионетки. При этом страдает не только репутация человека, но и репутация Бога, который оказывается ответственным за все человеческие дела, в том числе и самые дурные.

Августин Блаженный.

Создатель второго направления в христианской теологии Фома Аквинский (1225/26 - 1274), дабы избежать отмеченных выше трудностей, сразу же жёстко отделяет Творца от сотворённых им людей. Если для Августина с его симпатиями к платонизму всякая душа стара, как мир, то, по мнению Фомы, её нет до земной жизни, она создаётся Богом и обретает знания не путем воспоминаний, как у Платона, а через чувственное восприятие.

Поскольку, как утверждают томисты, разум человека принципиально ограничен (ввиду ограниченности человеческого бытия), Божественный миропорядок не может быть адекватно познан. В поисках верного пути люди обречены тыкаться, как слепые котята, в разные стороны. И только в этой ничтожной суете томистский человек оказывается свободным, предоставленным собственной воле. Но, умаляя человеческую свободу, а вместе с ней и человеческое достоинство, томисты унижают Бога-Творца: ведь люди - образ и подобие его.

Фома Аквинский.
Парадный портрет и шарж.

В ходе гносеологических исследований христианских теологов выявились два противоположных подхода: реализм и номинализм.

Эти противоречия заставили христианских теологов сконцентрироваться на вопросах гносеологии (теории познания). В ходе гносеологических исследований выявились два противоположных подхода: реализм (от латинского слова "realis" - "вещественный") и номинализм (от латинского слова "nomen" - "имя"). Реалисты утверждали подлинную реальность "универсалий", т.е. абстракций, предельно общих предметов - таких как человечество, добро, справедливость, власть и т.д., - и мнимую реальность чувственно воспринимаемых единичных предметов. Номиналисты, напротив, заявляли, что подлинно реальны лишь последние, а любая "универсалия" - это всего лишь имя, обозначающее множество конкретных уникальных предметов.

Кто прав - реалисты или номиналисты? Ни те и ни другие. Средневековые реалисты недооценивали реальность чувственно воспринимаемых единичных вещей (она вовсе не мнимая), а номиналисты - реальность абстрактных вещей (абстракции - это реальные вещи, а не одни лишь знаки реальных вещей). В результате к единому пониманию "универсалий" теологи не пришли.

Средневековый университет.

Главная особенность позднего средневековья (эпохи Возрождения)- смещение акцента теологических размышлений с Бога-Творца на человека-творца.

В последний период средневековья акцент теологических размышлений переместился с Бога-Творца на человека-творца, что означало своеобразное возвращение к характерному для античности гуманизму - мировоззрению, согласно которому мир существует для развития человека. Не случайно это время называют эпохой Возрождения. Гуманистическое обновление средневековой теологии связано с развитием диалектики, что хорошо видно на примере Николая Кузанского (1401 - 1464) - крупнейшего теоретика эпохи Возрождения.

Из христианского догмата о том, что мир (всё) есть творение Бога (единого), Кузанец сделал фундаментальный вывод о единстве главных противоположностей бытия: "единое есть всё". Таким образом, бытие, согласно Кузанцу, есть актуальная бесконечность, т.е. единство, проявляющее себя в безграничном умножении. Стирая границу между Творцом и его творением, Николай Кузанский заложил основы пантеизма - учения о тождестве Бога и сотворённого им мира. Подчёркивая единство Бога и мира, пантеисты призывали познавать Бога через мир, и прежде всего - через человека, самого близкого к Богу существа. Тем самым пантеизм способствовал развитию гуманизма.

Николай Кузанский.

Средневековые теологи познавали мир излишне абстрактно, догматически и односторонне (через Бога). Становление рыночного хозяйства заставило теоретиков переходить от субъективного познания к объективному.

Средневековые теологи познавали мир излишне абстрактно (их интересовали преимущественно идеалы - высшие ценности), догматически (священные тексты были вне критики) и односторонне (через Бога). В результате проблема Бог - человек так и не была решена, а недостаток интереса к материальному миру привел к тому, что уже в XIV в. отсталость религиозной онтологии бросалась в глаза. Изучая человека-творца, мыслители Возрождения установили, что его творчество существенно зависит от внешних, прежде всего материальных, обстоятельств. Осознание принципиальной зависимости личности от внешней для неё среды было связано с возникновением рыночной стихии (стихии спроса и предложения), не зависящей от отдельного человека, но всё более подчиняющей себе всю его жизнь. Рост интереса поздних теологов к материальной жизни подготовил сдвиг теоретического внимания с субъекта деятельности на её объект.

2. Ранняя философия нового времени

С переходом к капитализму появилась новая форма духа - предприимчивость, теоретическая форма которой - наука.

В XVI в. на смену средневековью пришло новое время. На уровне бытия это означает начало капиталистического развития, на уровне духа - появление предприимчивости (формы общественного сознания, в рамках которой наибольшей достоверностью обладает факт - знание, приобретённое эмпирически, т.е. в ходе специально организованного опыта). Теоретической формой выражения предприимчивости является наука - экспериментальное теоретическое знание.

В отличие от мифологов, философов и теологов, озабоченных проблемами субъекта, учёные встали на сторону объекта. Соответственно, субъективное познание сменилось объективным. Это встретило сопротивление со стороны теологов, смотревших на мир с позиций креационизма - учения, согласно которому всё сущее сотворёно, т.е. появилось по воле Бога-Творца, и значит, имеет субъективный характер.

Появление науки позволило философии выйти из-под опеки богословия: философы заключили союз с учёными.

Вскоре конфликт науки и теологии приобрёл характер ожесточённого сражения, где первая, несмотря на юность, выглядела предпочтительней второй. В этих условиях у философии появился отличный шанс избавиться от докучливой опеки богословского догматизма: надо было только выступить на стороне науки и заключить с ней союз, благо что такого сближения желал и потенциальный союзник. Дело в том, что учёные сильны лишь на эмпирической ступени научного исследования, на стадии добывания фактического материала и его первичной, грубой сортировки; что касается теоретической ступени, т.е. стадии глубокой логической обработки экспериментальных данных, то здесь у представителей науки, как правило, возникают огромные проблемы. Другое дело - философы, веками оттачивавшие у себя способность мыслить строго логически и за счёт этого создавать удивительно стройные, поражающие своей правильностью теоретические образы бытия.

Основоположник философии нового времени Ф. Бэкон объявил все формы субъективного познания вредными предрассудками. Бэконовский эмпиризм положил начало двум противоположным направлениям в ранней философии нового времени: рационализму и сенсуализму. В ходе дискуссий между рационалистами и сенсуалистами важное значение приобрела тема субстанции.

Основоположник философии нового времени Ф. Бэкон (1561 - 1626) так увлечённо и ярко доказывал необходимость перестройки теоретического разума на научный (объективный) лад, что все (в том числе и философские) формы субъективного познания объявил идолами, с которыми надо бороться, как с вредными предрассудками. "…Подобно тому как неровное зеркало изменяет ход лучей от предметов сообразно своей собственной форме и сечению, - писал он, - так и разум, подвергаясь воздействию вещей через посредство чувств, при выработке и измышлении своих понятий грешит против верности тем, что сплетает и смешивает с природой вещей свою собственную природу"⁹³. Чтобы превратить логику в методологию научного поиска, Бэкон предложил использовать в процессе познания не столько дедукцию, сколько индукцию, ибо в основе последней лежит специально организованный опыт, а знание, подчеркивал Бэкон, должно иметь надежную эмпирическую (опытную) основу.

Бэконовский эмпиризм положил начало двум противоположным направлениям в ранней философии нового времени: рационализму и сенсуализму. Оба направления исходят из того, что наиболее достоверное знание даёт опыт, но, конкретизируя это общее для них положение, рационализм и сенсуализм резко расходятся: если рационалисты считают основой познания абстрактный опыт, или мысленное экспериментирование, то сенсуалисты - чувственный опыт.

В поисках истины основоположник рационализма Р. Декарт (1596 - 1650) предложил руководствоваться методом, вошедшим в историю как "картезианское сомнение": надо усомниться абсолютно во всём. Последовательно осуществляя этот интеллектуальный опыт, т.е. мысленно продвигаясь от наиболее сомнительных вещей к вещам, которые всё меньше и меньше заслуживают сомнения, человек, согласно Декарту, неизбежно приходит к выводу о том, что единственное, в существовании чего нельзя усомниться, - это само сомнение, т.е. критическое мышление. Отсюда - знаменитая формула "мыслю, следовательно существую". Почему акт самосознания следует считать абсолютной истиной? Потому, отвечает Декарт, что он абсолютно ясный и отчётливый.

В противовес рационализму, считающему наиболее достоверным фактом самосознание, главный представитель сенсуализма Т. Гоббс (1588 - 1679) исходит из телесности человека. Даже ангелы, по Гоббсу, телесны: "Я нахожу в Писании указание на то, что существуют ангелы и духи, добрые и злые, но я не нахожу в нём указания на то, чтобы они были бестелесными…"⁹⁴ Гоббс категорически не приемлет сомнение (критическое мышление) как основу для построения теоретической картины мира, подчёркивая, что мышление не может быть критическим само по себе: "Так как ничего не бывает без причины, то, сомневаясь в чём-либо, мы должны знать причину нашего сомнения"⁹⁵. Поскольку причина сомнений и любых других актов самосознания лежит за пределами последнего, в вещественном, чувственно познаваемом мире, постольку теоретическое исследование бытия следует начинать не с самосознания, как предлагает Декарт, а с простейших чувств, каковыми являются ощущения.

В ходе дискуссий между рационалистами и сенсуалистами важное значение приобрела тема субстанции - предельного основания бытия. Выяснилось, что эту тему можно освещать с позиций дуализма, согласно которому основу бытия составляют две взаимодействующие субстанции, монизма (одна-единственная субстанция) и плюрализма (множество субстанций).

Декарт занял дуалистическую позицию: он утверждал наличие в мире двух равноправных субстанций - духовной и материальной. При этом явное предпочтение он отдавал первой. Б. Спиноза (1632 - 1677) скорректировал позицию Декарта в духе монизма, предложив рассматривать духовное и материальное как модусы (формы проявления) одной-единственной субстанции. Эту субстанцию Спиноза называл природой, тем самым вольно или невольно выдвигая на первый план её материальный модус. В противовес монизму Г.В. Лейбниц (1646 - 1716) создал плюралистическое учение о том, что мир состоит из множества духовных субстанций (монад). Дальнейшее развитие темы субстанции в философии нового времени показало предпочтительность монизма: фактическое положение вещей заставляет дуалистов и плюралистов говорить о взаимодействии субстанций, тогда как субстанция в силу своей предельной самостоятельности ни в каком взаимодействии не нуждается.

3. Классическая философия нового времени

Ф. Бэкон.

Р. Декарт.

Шарж на Декарта.

Т. Гоббс.

Спиноза.

В начале XVIII в. помимо предприимчивости появилась ещё одна форма объективного духа - принципиальность (идейность), теоретическая форма которой - идеология. Идеологи разделились на два лагеря - идеалистов и материалистов.

В начале XVIII в. помимо предприимчивости появилась ещё одна форма объективного духа - принципиальность (идейность). Это связано с тем, что развитие капиталистического общества потребовало от личности не только предпринимательской энергии, но и твёрдой гражданской позиции. Для формирования такой позиции необходима единая, целостная картина капиталистического мира, а господствовавшая в теоретической сфере наука, выступая как растущее множество автономных дисциплин, могла предложить всего лишь пёстрое разнообразие обрывочных знаний. За преодоление этой фрагментарности научного познания взялась идеология - теоретическая форма выражения принципиальности. Так началась эпоха Просвещения.

Эффективная идеология строится монистически, а монизм, как выяснилось в ходе разработки понятия субстанции, может быть либо духовным, либо материальным. В силу этого обстоятельства ведущие теоретики эпохи Просвещения разделились на два враждебных лагеря - идеалистов и материалистов. Если идеалисты исходят из первичности духа (сознания), то материалисты - материи. Другими словами, идеализм изображает мир духовным (в том числе и то, что называют материальным), а материализм, напротив, - материальным (в том числе и то, что называют духовным).

Основоположники идеализма - Беркли и Юм.

Идеалистическое представление о мире впервые чётко сформулировал Дж. Беркли (1685 - 1753). Принимая принципиальное положение сенсуализма, что познание начинается с ощущений, он, однако, категорически возражает против того, чтобы толковать ощущение как телесную реакцию на внешнее воздействие. Ощущение, подчёркивает английский философ-идеалист, не есть нечто материальное, как воображают сенсуалисты, это - образ, возникающий в сознании, мысль (в терминологии Беркли - "идея"). Следовательно, делает вывод Беркли, мир - это мир идей и только идей, материальные вещи и материя вообще - тоже идеи, но не истинные, а ложные. Такой идеализм, изображающий мир как порождение личного сознания, называют субъективным. В чистом виде субъективный идеализм - это солипсизм, т.е. учение, согласно которому существует лишь моё я, порождающее по собственной воле разнообразные мысли.

Солипсизм ставит перед философом целый комплекс неразрешимых вопросов ("Почему в моём сознании постоянно возникают мысли о внешнем для него мире?", "Почему многие мои мысли сопротивляются преобразованию по воле моего сознания?" и т.д. и т.п.), поэтому Беркли пришлось существенно скорректировать свои субъективно-идеалистические рассуждения, введя в них Бога как высшее сознание, организующее деятельность множества личных сознаний. Тем самым английский философ сделал шаг в сторону объективного идеализма, согласно которому мир есть порождение сверхличного сознания, абсолютного духа.

Пытаясь более строго и последовательно, чем Беркли, идти по пути субъективного идеализма, шотландец Д. Юм (1711 - 1776) вынужден был окрасить свою философию в цвета агностицизма - учения, отрицающего достоверность знаний. Разум, утверждает Юм, "должен в определённой степени опираться на подобие слепой веры даже в наиболее очевидных и привычных рассуждениях"⁹⁶.

Дж. Беркли.

Д. Юм.

Если идеалисты XVIII в. подчёркивают ограниченность познания, то их современники-материалисты - безграничность.

Вообще, представление о принципиальной ограниченности человеческого разума характерно для идеалистов XVIII в. Напротив, их современники-материалисты подчёркивали безграничность познавательных возможностей человека. Наиболее ярко и мощно материализм эпохи Просвещения заявил о себе во Франции, где с позиций этого философского направления выступил целый ряд выдающихся мыслителей (Ламетри, Гельвеций, Дидро, Гольбах).

Подчёркивая единство природы, французские материалисты изображали её как лестницу, каждая ступень которой представляет собой совокупность тел определённого уровня сложности. Высшую ступень этой лестницы занимают люди. Если ранний идеализм сводил человека к его сознанию, то ранний материализм - к его органическому телу. С точки зрения французских материалистов, главный орган человеческого тела - головной мозг, ибо, по их мнению, именно он делает человека разумным. Выставляя разум как порождение мозга, французский материализм стирает принципиальную границу между материей и сознанием, что в XIX в. послужило основой для появления вульгарного материализма, категорически отрицающего реальность нематериальных проявлений материи.

Ламетри, один из первых
французских материалистов.

В концентрированном виде все основные идеи Просвещения представлены в немецкой классической философии.

В концентрированном виде все основные идеи Просвещения представлены в немецкой классической философии. Её родоначальник И. Кант (1724 - 1804) в первый ("докритический") период своей теоретической деятельности разрабатывал космогонию (теорию эволюции Вселенной), проявляя при этом склонность к материализму, а во второй ("критический") период переключился на вопросы гносеологии (теории познания), что увело его в сторону идеализма. Кант разделил мир на феноменальный (мир феноменов - познаваемых вещей) и ноуменальный (мир ноуменов - непознаваемых вещей-в-себе). Эта, вроде бы, дуалистическая картина имеет ярко выраженный идеалистический характер: согласно Канту, о ноуменах ничего достоверного сказать нельзя, а феномены порождает активность сознания, которое на основе присущих ему форм осуществляет трансценденцию - пытается познать непознаваемое, ноуменальный мир. Такой идеализм называют трансцендентальным.

Дальнейшее развитие немецкая классическая философия получила в трудах И.Г. Фихте (1762 - 1814), который устранил дуалистическую непоследовательность Канта, переработав его трансцендентальный идеализм в субъективный. Фихте стремился показать, что для познания не требуется давление на я извне, со стороны (например, давление кантовских вещей-в-себе), что сознание создаёт картину мира совершенно самостоятельно.

Чтобы преодолеть элементы солипсизма в философии Фихте, третий представитель немецкой классической философии Ф. Шеллинг (1775 - 1854) дополнил исследование познания исследованием природы, вернувшись к вопросам космогонии, которыми занимался "докритический" Кант. Природа, по Шеллингу, - бессознательное бытие разума. Эволюционируя, оно превращается в свою противоположность - сознание. В эти объективно-идеалистические рамки философ попытался втиснуть все научные знания своего времени, но потерпел неудачу. Выясняя её причину, Шеллинг пришёл к выводу о недостаточности объективного изучения мира и в конце своей жизни предпринимал попытки скорректировать объективное познание с помощью субъективного - мифологического и богословского.

И. Кант.

Свое наиболее совершенное воплощение идеалистический объективизм нашел в философии Гегеля.

Свое наиболее совершенное воплощение идеалистический объективизм нашел в философии Г.В.Ф. Гегеля (1770 - 1831), где мир предстаёт перед нами как процесс самопознания абсолютного духа, который начинает своё развитие, создавая мир чистых абстракций, проверяет истинность этих абстракций, погружая себя в мутный мир природы, и в конце концов возвращается к самому себе в полноте самопознания. Единство этой грандиозной картины обеспечивает диалектическая логика, громко заявившая о себе уже у Канта, набравшая силу у Фихте и Шеллинга, но лишь у Гегеля достигшая своей вершины.

Именно Гегель впервые сформулировал основные законы диалектической логики: закон единства и борьбы противоположностей (всякий предмет имеет в себе свою противоположность и отталкивает её от себя), закон перехода количества в качество (в борьбе предмета и его противоположности возникает их синтез - основа для качественно нового предмета) и закон отрицания отрицания (всякий предмет отрицает себя в своей противоположности, а затем отрицает это отрицание в синтезе с ней).

Г.В.Ф. Гегель.

Фейербах повернул немецкую философию в сторону материализма.

При всех своих достоинствах гегелевская диалектика ущербна: имея идеалистический характер, она оторвана от материальной жизни (последняя изображается Гегелем как мутный поток, искажающий логику, лишающий её строгости и стройности). Этот отрыв теории от практики заставил Л. Фейербаха (1804 - 1872), последнего представителя немецкой классической философии, усомниться в истинности идеалистических взглядов его предшественников и противопоставить им материалистическую философию. В центре философских размышлений Фейербаха стоит человек, понимаемый статично - как биологический организм, потребности которого раз и навсегда установлены природой. Такому человеку незачем развиваться, поэтому социальное развитие приобрело у Фейербаха совершенно случайный характер, что явно не соответствует действительности.

4. Неклассическая философия нового времени

Немецкая классическая философия обнажила ущербную односторонность как идеализма, так и материализма эпохи Просвещения. В результате появились неклассические варианты философии нового времени.

Немецкая классическая философия обнажила ущербную односторонность как идеализма, так и материализма эпохи Просвещения, показала необходимость новых подходов к теоретическому исследованию мира. Начиная с 30-х годов XIX в. такие подходы начали появляться, и к XX в. сформировалось три основных направления неклассической философии нового времени: позитивизм, диалектический материализм и экзистенциализм.

Согласно позитивизму, историческая миссия философии состоит в том, чтобы создать науку.

Согласно позитивизму, основоположником которого является О. Конт (1798 - 1857), историческая миссия философии состоит в том, чтобы создать науку - такую сферу теоретического познания, где исследователи нового типа (учёные), в отличие от философов и теологов, оперируют не сущностями (идеальными образами), а фактами (опытными данными). С позитивистской точки зрения, только факты позволяют формировать позитивное (отвечающее требованиям практики) знание. Теперь, когда наука, выйдя из пелёнок, прочно встала на ноги, философия, утверждают позитивисты, - не более чем пережиток прошлого, и философы, чтобы не мешать научному, единственно правильному исследованию мира, должны переквалифицироваться в методологов, т.е. в учёных, создающих методологию научного поиска.

Мы видим, что позитивизм - и в этом состоит его неклассический характер - выступает как философия, осознавшая свою ненужность в современном мире и потому делающая харакири. В наши дни ситуация стала трагикомической: вот уже несколько десятилетий, почти два столетия, позитивистская философия усердно ковыряется в собственном брюхе, пора бы и помереть, да никак не удаётся, и то, что раньше вызывало скорбное сочувствие, всё больше вызывает ехидный смех.

О. Конт.

Другое направление неклассической философии нового времени - диалектический материализм - при невнимательном, поверхностном взгляде выступает как близкий родственник позитивизма: оба считают философию анахронизмом и заявляют о необходимости научного познания. Однако в остальном - ничего общего. Создатель диалектического материализма К. Маркс (1818 - 1883) исходит из того, что устарела не только философия, но и наука. Так что же - списывать их в утиль? Нет, делать этого не следует, ибо, согласно Марксу, новая, более совершенная форма теоретического познания, которая должна заменить и философию, и науку, содержит в себе - правда, в преобразованном виде - и ту и другую и, стало быть, может рассматриваться как философская наука, или научная философия. Именно такую форму познания представляет собой диалектический материализм. Его главное отличие от классического материализма состоит в том, что, с его точки зрения, сознание - не только порождение материи, одно из многих её порождений, но ещё и её отрицание - такая её копия, которая претендует на звание оригинала.

Диалектический материализм - самый перспективный, но очень сложный, требующий высочайшей культуры подход к теоретическому осмыслению мира, поэтому в ходе диалектико-материалистического познания даже его основоположник К. Маркс совершал серьёзные ошибки. Просчёты позитивистов и диалектических материалистов способствовали развитию ещё одного направления современной философской мысли - экзистенциализма, основы которого заложили С. Кьеркегор (1813 - 1855) и Ф. Ницше (1844 - 1900).

К. Маркс.

Экзистенциализм интересен тем, что в нём ярче и отчётливей, чем в других формах неклассической философии нового времени отразился кризис не только теории, но и практики эпохи Просвещения. Выступая с индивидуалистических позиций, экзистенциалисты обвиняют общество в стандартизации человеческой жизни, навязывании личности абстрактной роли субъекта или объекта. Давление общества, заявляют они, приводит к тому, что человек теряет самое главное - свою экзистенцию, т.е. неповторимое свободное существование.

Если позитивизм объявляет ненужными и даже вредными все формы теоретической деятельности за исключением науки, то экзистенциализм идёт дальше, ибо это - бунт против любого теоретического знания: ненаучного и научного, субъективного и объективного. Поскольку экзистенциалистская позиция - теоретическое отрицание теоретического познания - ещё более шаткая, неустойчивая, чем позиция позитивистов, постольку знание, которое предлагают представители экзистенциализма, - невнятное, туманное, мистическое. Нередко оно такое застенчивое, что очень-очень, прямо таки панически боится показать себя как знание, а потому сползает на уровень заклинаний, вкрадчивых уверений, намеков и т.п. Например, известный экзистенциалист К. Ясперс, рассматривая вопросы антропологии, исходит из дилеммы "или человек как предмет исследования - или человек как свобода". "Экзистенциальная философия, - заявляет он, - сразу же погибла бы, если бы она считала, что обладает знанием того, что есть человек... Смысл ее сохраняется только в том случае, если она в своей предметности остается безосновной. Она пробуждает то, чего не знает; проясняет и волнует, но не фиксирует"⁹⁷. Но можно ли прояснить что-то, ничего не фиксируя?

Итак, со времени своего появления философия проделала трудный, извилистый путь. Только в древности она выступала самостоятельно, позднее её последовательно подчиняли своему влиянию другие, более совершенные формы теоретического познания (теология, наука, идеология, диалектический материализм), но, потеряв самостоятельность, философия не исчезла, не умерла, не утратила актуальное бытие: как существенный момент, аспект или сторона она присутствует в любой более поздней форме познания. Следовательно, и в наши дни ни один культурный человек не может обойтись без изучения философии.

Лекция 5
МАТЕРИЯ И СОЗНАНИЕ

1. Материя
2. Типы материи
3. Мышление
4. Сознание

1. Материя

Ж.П. Сартр, известный
французский экзистенциалист.

Материя настолько сложна, что её адекватное описание невозможно без противоречий.

На вопрос, что такое материя, напрашивается очень простой ответ: вещественный мир. Однако даже такое - само собой приходящее на ум - объяснение вызывает серьёзные дискуссии специалистов-теоретиков. Дело в том, что вещественность представляет собой фундаментальную проблему, решать которую можно по-разному, иногда - прямо противоположным образом. Уже милетские философы, представители самой ранней античной философии, столкнулись с этой проблемой: они понимали первовещество как нечто пассивное, неподвижное (как незыблемую основу мира) и в то же время - как нечто активное, изменчивое, возникающее и исчезающее.

Противоречивость первовещества, обнаруженная Милетской школой, вызвала кризис античного понимания вещественности, ибо вещественное предстало как сгусток взаимоисключающих свойств: активное и пассивное, изменчивое и устойчивое, природное (естественное) и сверхприродное (сверхъестественное), доступное и недоступное чувственному отражению. Все попытки изобразить материю непротиворечиво окончились неудачно, тем не менее, они предпринимаются и в наши дни. Особенно усердствуют в этом направлении учёные-физики, но, пытаясь утереть нос философам, они не только не выяснили, что такое вещественный мир, но и внесли в его теоретическое изучение дополнительную путаницу.

Крохотная часть Вселенной.

Деление материи на вещественную и полевую имеет искусственный характер. Правильнее делить её по-другому: на вещественную и невещественную.

До сих пор у физиков популярно деление материи на вещественную и полевую, но чем глубже становится научное исследование материального мира, тем искусственнее выглядит это популярное деление. Сначала казалось, что различать вещественную и полевую материю очень просто: первая состоит из частиц (корпускул), вторая никаких частиц не содержит. Позднее выяснилось, что, с одной стороны, не бывает вещественной материи, не связанной с полевой, ибо любая частица вещества непременно выступает как источник поля, а с другой стороны - физическое поле, как и вещество, имеет корпускулярный характер. Деление материи на вещественную и полевую поплыло, и в этой ситуации было бы логичным перейти к рассмотрению физического поля как особого рода вещества, но физики с упорством, достойным лучшего применения, продолжают твердить о том, что материя может быть не только вещественной, но и полевой.

Материя, действительно, не так проста, какой предстаёт перед нами в своём вещественном облике. Однако её действительная сложность неизмеримо выше той, которую отмечают физики, подразделяя материю на вещественную и полевую. Правильнее делить по-другому: на вещественную и невещественную. Противоречиво? Да. Но только так и следует изображать материю, если нужно показать её движение, а оно - одно из фундаментальнейших её свойств, способ её существования.

Противоречивость движения покажем на примере знаменитой апории Зенона Элейского "Стрела". На вопрос, где находится летящая стрела в какой-то произвольно выбранный момент времени, Зенон отвечал так: в определённом месте пространства. Ответ неточный, ибо летящая стрела в любой момент времени находится не в одном, а, как минимум, в двух местах: там, откуда летит, и там, куда летит. В этом и состоит её перемещение, т.е. переход с места на место. Зенон же, принимая неточный ответ за точный, теряет перемещение стрелы и получает вывод в духе Элейской школы: стрела, если она материальна, обязательно неподвижна.

Полевое взаимодействие
Солнца и Земли.

Движение - это отражение вещественного в невещественном и наоборот.

Движение - это переход вещественного в невещественное и обратно, или, другими словами, отражение вещественного в невещественном и наоборот. Таким образом, во-первых, движение неизменно выступает как единство вещественного и невещественного, а во-вторых - как отражение одного в другом. Мысль о том, что отражение представляет собой фундаментальное свойство материи, необходимый момент любого - даже простейшего - движения, в советское время приписывали В.И. Ленину, хотя ни в одном его сочинении, включая "Материализм и эмпириокритицизм", эта мысль в явном виде не присутствует. Однако, если отражение понимать так, как предложено выше, в широком смысле, не сводя его к психическим процессам, т.е. к его сложнейшим формам, Ленин вряд ли был бы против того, чтобы считать отражение фундаментальным свойством материи.

В.И. Ленин

Материя - это движущийся вещественный мир.

Итак, материя - это движущийся вещественный мир. Но что же такое вещественность? С давних времён под вещественностью принято понимать доступность чувственному познанию. Существуют и другие толкования вещественности, но они в той или иной мере сомнительны. Например, понимание вещества, предложенное Парменидом, имеет явно экстравагантный характер: с точки зрения основателя Элейской школы, вещественное можно познавать только нечувственно, теоретически.

2. Типы материи

Основные типы материи: физическая, живая и социальная материя.

В своём движении материя создаёт разнообразные формы, которые становятся всё сложнее и сложнее. Важнейшими её формами (типами) являются физическая, живая и социальная материя.

Физический мир - это сфера самоизменения материи.

Физический мир - это сфера самоизменения материи, непрерывного возникновения и исчезновения её частей. Известная нам физическая материя прошла путь от своего простейшего состояния (сингулярности, т.е. нерасчленённого единства вещественного и невещественного) до Метагалактики (системы скоплений галактик). Следует подчеркнуть, что даже сингулярная материя противоречива, и это интуитивно подметил уже Гераклит Эфесский - в поэтичном образе мирового огня, а Левкипп, основоположник древнего атомизма, представил ясно и чётко, переосмыслив гераклитовский образ как тождество полноты и пустоты. Увы, учёные-физики, нынешние исследователи физического мира, до такого же чёткого представления о противоречивости первоматерии, какое было у Левкиппа, пока не доросли, хотя и считают себя преемниками древних атомистов. Более того: многие физики до сих пор бегут от этой противоречивости, как чёрт от ладана.

На одном из этапов самоизменения материи возникла наша планета, а на ней - жизнь. Определяя, что такое жизнь, говорят об обмене веществ, размножении и о многих других свойствах, наблюдаемых у живых организмов. При этом остаётся дискуссионным вопрос, какое свойство жизни следует признать самым первым, исходным, повлекшим за собой все остальные. На наш взгляд, таким свойством является самосохранение. Физическая материя превращается в живую тогда, когда какая-то её частица начинает активно сопротивляться изменениям. Это - рождение живого организма.

Физическая материя.

Если физический мир - сфера самоизменения, то мир живых организмов, напротив, - сфера самосохранения.

Если физический мир - сфера самоизменения, то мир живых организмов, напротив, - сфера самосохранения. Самосохранение жизни осуществляется через её развитие, эволюцию. В эволюции живой материи выделяют три основные стадии: микробиотическую, растительную и животную. Каждой из этих стадий соответствуют живые организмы особого типа: первой - микроорганизмы (микробы), второй - растения, третьей - животные.

В рамках основных стадий развития биосферы выделяют неосновные, более мелкие. Например, животный мир развивался так: сначала появились мягкотелые (черви, медузы и т.п.), потом - членистоногие (насекомые, ракообразные) и, наконец, хордовые, среди которых наиболее развитыми являются позвоночные. Развитие позвоночных привело к появлению сложнейшей, социальной материи.

Живая материя.

Социальный мир (социум) - это мир людей.

Социальный мир (социум) - это мир людей. Впрочем, с таким определением согласны не все. Например, среди биологов популярны разговоры о социальной организации муравьёв, пчёл, сурикатов и т.д. и т.п. Почвой для этих разговоров является наличие в животном мире зачатков социального существования. Однако зачатки социума - это ещё не социум. Социальные отношения в их полном, а не зачаточном виде имеют место только среди людей. Поэтому, чтобы понять специфику социальности, нужно выяснить специфику человечества.

Диалектическая логика подсказывает, что искомая специфика состоит в самоизменении через самосохранение, или в самосохранении через самоизменение. В самом деле, физическая и живая материя противоположны друг другу, а борьба противоположностей, с диалектической точки зрения, неизбежно приводит к их синтезу. Вот и получается, что социальная материя должна быть синтетической по отношению к физической и живой, т.е. должна изменять себя в самосохранении, или сохранять себя в самоизменении.

Это - всего лишь абстрактный вывод, обладающий доказательной силой только для тех, кто признаёт диалектическую логику. Чтобы превратить данный вывод в очевидную истину, нужны убедительные факты, а есть ли они в распоряжении современной науки? Ответ на поставленный вопрос мы дадим позже, а пока попробуем выяснить специфику социального бытия интуитивно, с ходу, без мудрёных логических выводов и тщательного разбора груды фактического материала.

Попытки интуитивно определить, чем социальная материя принципиально отличается от физической или живой, приводят, как правило, к разговору о психике человека, о его мышлении или сознании. Тема чрезвычайно сложная, но обойти её никак нельзя.

3. Мышление

Социальная материя.

Не только художники любят
очеловечивать муравьёв,
но и многие учёные.

Мышление - это упреждающее психическое отражение.

Категория мышления - одна из фундаментальнейших категорий не только философии или науки, но и теоретического знания вообще. Хотя теоретики изучают мышление с глубокой древности, в этой сфере исследований и сейчас остается много неясного. Тем не менее, кое-что надежное и важное сказать можно.

Обычно, определяя мышление, говорят, что это - психическое отражение. Слово "отражение" невольно вызывает образ зеркала и тем самым сбивает с толку, ибо отражение в зеркале - оптическое явление, которое изучает физика, а всякое физическое отражение, каким бы сложным оно ни было, в тысячи раз примитивней мышления. Более того, и психическое отражение может быть значительно проще мышления (если этого не учитывать, можно договориться до того, что мыслят даже такие примитивные существа, как микробы).

Чтобы показать превосходство мышления над более простыми видами отражения, мы скажем так: мышление - это упреждающее психическое отражение. Здесь в обычное определение мышления добавлено всего одно слово - слово "упреждающее", но оно несёт очень важную смысловую нагрузку.

Какое отражение следует называть упреждающим? Отвечая на этот вопрос, рассмотрим такой вот образ: в зеркале отражается какой-то предмет, но самого этого предмета напротив зеркала нет. Он появится, может, всего лишь через мгновение, но пока его нет, а его зеркальное отражение уже есть. Это - искусственный пример упреждающего отражения, помогающий осознать, насколько хитрым отражением является мышление.

Обычное отражение в зеркале:
всё по законам оптики.

Безумное зеркало? Но, если человек,
обернувшись, сделает то, что видно
сейчас в зеркале, оно окажется
очень умным - упреждающим.

И мышление в целом, и отдельная мысль нематериальны.

Мышление всегда забегает вперед - хотя бы чуть-чуть - по сравнению с тем, что имеется в наличии. Следовательно, и мышление в целом, и отдельная мысль нематериальны. Тем не менее, даже в современной научной литературе нередко можно встретить противоположные утверждения, т.е. утверждения о материальности мыслей и мышления в целом.

Дело тут, мягко выражаясь, в недоразумении. Часто путают материальный процесс, лежащий в основе мышления, и собственно мышление. О каком материальном процессе идет речь? Я имею в виду активность центральной нервной системы, работу нейронов головного мозга. Без головного мозга мышление невозможно, но активность клеток головного мозга - это не мышление, и как бы долго вы ни копались в центральной нервной системе, как бы тщательно ни фиксировали нейроэлектрические импульсы, возникающие в ней, никакого мышления и никаких мыслей вы там не обнаружите, ибо работа головного мозга материальна, а мышление нематериально.

Поскольку мышление имеет психический характер, оно встречается только у живых организмов. Иногда заявляют, что его можно обнаружить и в физической, неживой природе, но никакими надёжными фактами такие заявления не подтверждаются, поэтому специалисты не уделяют им серьёзного внимания. Гораздо интереснее другой, действительно важный вопрос: какие именно живые организмы способны мыслить?

Те, кто верят в телепатию,
воображают, что мысли материальны.

Мыслят не только люди, но и высшие животные (птицы и млекопитающие).

Часто мышление связывают только с человеком. Но в настоящее время накоплено много фактов, говорящих в пользу того, что мыслят и животные. Разумеется, не все, а только высшие - птицы и млекопитающие. Более примитивные существа, например пресмыкающиеся, стоящие на эволюционной лестнице лишь на ступеньку ниже птиц, скорее всего, не мыслят. Как это определяют? По особенностям поведения.

Сравним охоту крокодила и орла, пресмыкающегося и птицы. Крокодил поджидает потенциальную жертву в засаде и бросается на неё только тогда, когда она оказалась рядом. Орёл охотится совсем иначе. Он не ждёт потенциальную жертву (зайца и т.п.), а, поднявшись высоко в небо, активно ищет её. Увидев, например, зайца, он камнем падает на него, чтобы слёта перебить ему позвоночник и тем самым обездвижить его. Но у зайца тоже хорошее зрение, и приближение орла он часто замечает очень рано. Кроме того, заяц умеет быстро бегать и запутывать след. Тем не менее, охота орла часто бывает успешной. Почему? Если бы орёл всегда падал туда, где только что заметил зайца, он никогда не настиг бы его в этом падении. Значит, орёл должен падать с упреждением: туда, где должен оказаться бегущий заяц, но где его ещё нет.

Из этого примера видно, какие преимущества дает мышление тому организму, который мыслит, по сравнению с тем, который не мыслит. Мыслящий организм выигрывает в скорости ориентации, а быстро ориентироваться в данной ситуации чрезвычайно важно в борьбе за выживание.

Рожденный ползать - летать не может.
Мыслить тоже.

Если животное мышление жёстко ограничено инстинктами, то человеческое свободно от этих границ.

Признавая наличие мышления в животном мире, мы должны при этом чётко различать животное и человеческое мышление. Животное мышление - инстинктивное, оно возникает на основе инстинктов для обслуживания взаимодействия между ними. Поскольку инстинкт - чрезвычайно жесткая, наследственно закрепленная форма поведения, непроизвольно срабатывающая в определенных условиях без каких-либо существенных изменений, то, обслуживая инстинкты, мышление оказывается в жестких рамках. Любой вид животных имеет потолок в развитии мышления.

Другое дело - человек. Его мышление вырвалось из-под контроля инстинктов в область не ограниченного ими развития. Как это произошло, покажет анализ антропогенеза, а пока отметим, что мышление людей, в отличие от животных, имеет не континуальный (непрерывный), а дискретный (прерывистый) характер, ибо это сознание - мир мыслей, нематериальных предметов.

4. Сознание

Сознание - это нематериальная материя. Оно бывает двух типов: конкретное (чувственное) и абстрактное (нечувственное).

Сознание - нематериальный мир человека, нематериальная материя. Образно выражаясь, это такая копия материи, которая выдаёт себя за оригинал, а потому материю и сознание нередко путают.

Мышление, уйдя в свой собственный, нематериальный мир из-под власти инстинктов - материальных форм поведения, обрело возможность подчинить их своему контролю и тем самым отыграться на них. Строго говоря, у человека нет инстинктов, т. е. независящих от его воли наследственно данных форм поведения. Используя сознание, человек может контролировать любую форму своего поведения, и чем больше форм поведения доступны сознательному контролю со стороны человека, тем больше он развит. Сознание бывает двух типов: конкретное (чувственное) и абстрактное (нечувственное). Соответственно различают два типа познания (освоения мира в знаковой форме).

Конкретное сознание - это мышление человека, непосредственно связанное с его конкретной материальной деятельностью. Абстрактное сознание - это самосознание.

Конкретное сознание - это мышление человека, непосредственно связанное с его конкретной материальной деятельностью. Иногда такое мышление называют орудийным, чаще - наглядно-образным. Любая мысль в рамках конкретного сознания есть нематериальный чувственный образ, т.е. мысль, форма и содержание которой определяются органами чувств. Поэтому говорят, что конкретное сознание свойственно чувственной ступени познания.

Различают три основные формы конкретного сознания:

1) ощущение (фиксация единственного, наиболее важного в данный момент свойства конкретного материального предмета, или, другими словами, выделение конкретного предмета как чего-то единичного). Ощущения делят на виды по видам чувствительности: осязательные, обонятельные, вкусовые, слуховые и зрительные. Ощущение - настолько простая мысль, что кажется, будто это не мысль, а нечто материальное;

2) восприятие (мысль, состоящая из двух и более ощущений);

3) представление (устойчивое восприятие, создаваемое за счет активного подключения памяти). Если ощущения и восприятия чрезвычайно изменчивы (говорят о потоке ощущений и восприятий), то представление может длительно сохраняться в поле сознания. Происходит это примерно так: текущее восприятие задерживается памятью, и на него наплывают следующие восприятия того же предмета. В результате в поле сознания наиболее отчётливо проступают те свойства предмета, которые меньше всего меняются, т.е. существенные свойства.

А вот абстрактное сознание имеет совсем другой характер. Это - самосознание, т.е. мышление человека, которое отражает самого мыслящего человека и тем самым отвлекается (абстрагируется) от его конкретной материальной деятельности. Форма абстрактного сознания - это идея (абстрактная мысль), т.е. отражение абстракции (абстрактного предмета). Предмет становится абстрактным, когда его предельно обобщают, превращают в бесконечное множество. Таким образом, абстракция - это результат предельного обобщения.

Благодаря конкретному сознанию
мир предстаёт перед человеком
как совокупность чувственных образов.

Л.С. Выготский, психолог,
доказавший, что абстрактное
мышление - результат развития
конкретного мышления.

Человек, каким бы ни было его сознание, всегда обобщает. Предельное обобщение - это абстрагирование.

Часто, объясняя разницу между конкретным и абстрактным мышлением, говорят, что конкретное мышление не обобщает предмет, берёт его как единичную вещь, а абстрактное, напротив, обобщает, берёт как произвольный элемент множества. Это неверное объяснение. Во-первых, обобщает не мышление, а человек, а во-вторых - человек всегда обобщает, ибо всегда имеет дело с множествами: и тогда, когда его сознание конкретное, и тогда, когда оно абстрактное. Другое дело, что человек с конкретным мышлением просто обобщает (объединяет конечное количество единичных вещей), а с абстрактным - предельно обобщает, т. е. сводит единичные вещи в бесконечное множество.

У абстрактного сознания, как и у конкретного, выделяют три основные формы. Первая, самая простая - понятие. Оно представляет собой абстрактное (предельно обобщённое) выделение в сознании единичного предмета, т.е. выделение предмета как единичной переменной величины - произвольного элемента бесконечного множества.

В отличие от форм конкретного сознания идеи (формы абстрактного сознания) не имеют чувственного характера.

В отличие от форм конкретного сознания идеи (формы абстрактного сознания) не имеют чувственного характера. Рассмотрим этот вопрос на примере какого-нибудь понятия. Такой пример легко привести, пользуясь словом "вообще". Возьмем понятие человека, т.е. человека вообще. Оно должно вмещать в себя черты бесконечного множества конкретных людей (и тех, кто жил раньше, и тех, кто живёт сейчас, и тех, кто будет жить потом). Может ли, в таком случае, понятие человека быть чувственным? Конечно же, нет. Потому что это - и ребёнок и старик, и женщина и мужчина, и здоровый и больной, и белый и чёрный - любой из бесконечного количества людей и никто конкретно.

Предмет, соответствующий идее, ускользает от органов чувств конкретного человека, познается им нечувственно, абстрактно, например, рассудочно (рационально). Поэтому и говорят, что абстрактное сознание свойственно рациональной ступени познания, хотя правильней называть эту ступень абстрактной.

Иногда абстрактную ступень познания называют логической, и неспроста: именно абстрактное мышление и никакое другое является предметом логики. Согласно определению, логика есть знание о правильном мышлении, т.е. о таком мышлении, которое подчиняется определённым правилам. Животное и конкретное мышление имеют стихийный характер, это - изменчивый процесс, идущий без оглядки на какие-то правила. Другое дело - абстрактное мышление, оно представляет собой мышление о мышлении, ибо это - самосознание, сознание, направленное на само себя, выясняющее свои законы и заключающее себя в их рамки.

Даже такой вот абстрактный
образ человека - это ещё не человек
вообще, не идея человека.

Абстрактное мышление имеет вербальный характер.

Абстрактное мышление невозможно без использования языка, оно вербальное (словесное). Выражения языка удобны для обозначения идей в силу своей абстрактности. Слова - это символы, т.е. такие знаки, содержание которых, в отличие от образов, не определяется органами чувств.

Лекция 6
МЕТАФИЗИКА И ДИАЛЕКТИКА

1. Формальная и диалектическая логика
2. Принципы формальной, диалектической и диалектико-материалистической логики
3. Формальная и диалектическая логика в современных учебниках логики

1. Формальная и диалектическая логика

Буквы - это знаки,
чувственная воспринимаемость
которых самостоятельного
значения не имеет.

Метафизика и диалектика - это противоположные стили теоретического познания: первую интересует покой, вторую - движение.

В новое время сформировалось два стиля теоретического познания - метафизика, которая подчёркивает устойчивость мира, и диалектика, представляющая мир как непрерывно движущийся, меняющийся. В основе метафизики лежит формальная логика, а в основе диалектики - диалектическая.

Формальной называется логика, изучающая формы мышления.

Формальной называется логика, изучающая формы мышления. Разработчики формальной логики видят свою задачу так: надо выявить все формы (приёмы, схемы, способы) мышления, которые используются в обществе, проверить их эффективность и разделить на правильные (эффективные) и неправильные (неэффективные). Затем правильные формы надлежит свести в систему, изложить в учебнике и заставить всех учить логику по этому учебнику, чтобы все стали использовать в мышлении одни и те же правила.

Поначалу казалось, что формальная логика идеально соответствует и теоретическим, и практическим требованиям нового времени, что какой-либо другой логики, хоть в чём-то превосходящей формальную, в принципе не может быть. Однако жизнь опровергла эти представления. При возникновении кризисов, связанных с необходимостью коренной перестройки общества, выяснилось, что формальная логика не только не помогает общественному развитию, но, напротив, выступает как реакционная, консервативная сила. Дело в том, что любое общество должно развиваться, менять формы своего существования, в том числе и формы мышления, а формальная логика отвлекается от этого. Она не учитывает, что те формы мышления, которые сейчас эффективны, рано или поздно становятся неэффективными, и при возникновении общественного кризиса упорно навязывает мышлению то, что уже устарело.

Формальная логика:
на страже порядка.

Диалектической называется логика, изучающая содержание мышления.

Постоянное возникновение, расширение и углубление кризисных явлений привело к появлению в теоретической сфере нового времени помимо формальной логики ещё одной, неформальной логики. Это - диалектическая логика. Она изучает не формы, а содержание мышления. Форма предмета - это его жёсткий каркас, это устойчивая структура, это набор элементов, расположенных строго определенным образом. Что касается содержания, то оно представляет собой влияние элементов формы друг на друга, их движение по отношению друг к другу.

Изучать предмет формально значит брать его в статике, как абсолютно неподвижный, устойчивый; напротив, изучать предмет содержательно значит брать его в динамике, как абсолютно изменчивый. Таким образом, формальная логика берет мышление как статичное, неизменное, существующее всегда по одним и тем же законам, а диалектическая - как движущееся, меняющееся, непрерывно переходящее от одних законов к другим.

Какую из двух логик следует предпочесть при решении теоретических и практических проблем? А выбирать одну из них необходимо, поскольку логика может успешно выполнять свою главную функцию, т.е. бороться с неправильным мышлением, только в том случае, если она одна-единственная для всех членов общества.

Выбор между формальным и диалектическим вариантами логики чрезвычайно труден, так как достоинства одного из них - это недостатки другого. Формальная логика хороша тогда, когда исследуемый предмет покоится, но, когда он меняется, движется, нужно использовать диалектическую логику. На практике так и делают: можно отвлечься от движения - мыслят формально-логически, нельзя - мыслят диалектически.

Диалектическая логика:
да здравствует революция!

Чтобы показать движение,
художник размывает контуры.
А что нужно сделать теоретику?
Превратить форму в содержание.

Формальная логика абсолютизирует покой, а диалектическая - движение. Чтобы одновременно учитывать и покой, и движение предмета, К. Маркс создал ещё одну, синтетическую логику - материалистическую диалектику.

Но существование в обществе двух вариантов общезначимой логики - ситуация ненормальная. Мир, в котором мы живём, един, движение и покой не существуют в нём друг без друга, а, создавая картину этого мира, теоретики не могут свести концы с концами, так как формальная логика заставляет их абсолютизировать покой, а диалектическая - движение. Кроме теоретической, есть и практическая сторона проблемы. Резкое ускорение социального развития в последние десятилетия требует непрерывно контролировать и форму общества (чтобы оно не разрушалось), и его содержание (чтобы изменения были своевременными). В ООН даже принята концепция "управляемого развития" ("sustainable development"). Отсюда - растущая потребность в логике, которая позволяет в равной степени учитывать и устойчивость, и подвижность. В середине XIX века такая логика появилась.

Это - материалистическая диалектическая логика, или материалистическая диалектика, основные положения которой разработал К. Маркс. В названии этой логики указано её главное отличие от классической диалектической логики: если последняя имеет идеалистический характер, т.е. представляет собой идеалистическую диалектику, то диалектика Маркса - материалистическая. Представители идеалистической диалектической логики, рассматривая отношение бытия (материального существования) и мышления, исходят из первичности мышления, а представители материалистической диалектики, напротив, из первичности бытия.

Требуя исследовать мир в единстве его моментов устойчивости и изменчивости, материалистическая диалектика вбирает в себя всё лучшее из обоих рассмотренных ранее противоположных вариантов логики и отсекает их слабые стороны.

2. Принципы формальной, диалектической и диалектико-материалистической логики

Чтобы убедиться, что всё сказанное выше о трех видах общезначимой логики не голословные, а вполне надежные утверждения, обратимся к анализу основных принципов (фундаментальных законов) каждого из этих видов.

У формальной логики четыре основных принципа: тождества, непротиворечия, исключенного третьего и достаточного основания. У диалектической логики три основных принципа: единства и борьбы противоположностей, перехода количества в качество и отрицания отрицания.

Формальная логика имеет четыре основных принципа. Обычно ее представители формулируют свои принципиальные положения узко - только для сферы мышления, ибо опасаются, что за пределами сознания господствуют совсем другие фундаментальные законы, но мы отбросим эти опасения и помимо узких дадим еще и широкие формулировки формально-логических принципов, т.е. формулировки для любых предметов, а не только для мыслей. Так легче будет сравнивать принципы формальной логики с диалектическими принципами, ибо последние всегда формулируются широко.

Основные принципы формальной логики

Тот, кто стремится
остаться собой
по принципу "Я есть я",
становится памятником
самому себе.

Главным из формально-логических принципов является принцип тождества, остальные представляют собой его развитие.

Главным из четырех формально-логических принципов является принцип тождества, остальные представляют собой его развитие. Формулировки надо давать точно, так как фундаментальные законы нельзя выражать неполно или расплывчато. К чему приводит неряшливое отношение к принципам формальной логики, можно показать на примере.

Принцип непротиворечия в его узкой формулировке иногда преподносят усечённо: "Два противоположных суждения не могут быть истинными". Получается ложь, ибо формальная логика вовсе так не считает. С её точки зрения, противоположные суждения вполне могут быть истинными, если высказаны в разное время или в разных отношениях. Например, суждения об одном и том же предмете "Этот стол круглый" и "Этот стол не есть круглый" могут оказаться истинными, во-первых, если сначала стол был круглым, а потом перестал быть таковым, например в силу того, что от его крышки отломился кусок, и во-вторых - если круглость измерять разными мерками.

Теперь сформулируем основные принципы классической (идеалистической) диалектической логики.

Основные принципы диалектической логики

Единство и борьба противоположностей.

Изучая принципы диалектической логики, особое внимание следует уделить понятию синтеза.

Изучая принципы диалектической логики, особое внимание следует уделить понятию синтеза. В отличие от понятий "тезис" ("исходное положение") и "антитезис" ("противоположное исходному положение"), которые являются общелогическими, т.е. используются в любой логике, понятие "синтез" сугубо диалектическое. Оно означает состояние свободного перехода противоположностей друг в друга, или, короче выражаясь, слияние противоположностей. Формальная логика такое слияние считает невозможным.

В качестве конкретного примера проявления диалектических принципов возьмём развитие логики нового времени: она возникает как формальная (тезис), отталкивает от себя диалектическую (антитезис), а затем в ходе борьбы своих противоположных вариантов приходит к синтезу - к материалистической диалектике.

Рождение синтеза
в голове теоретика.

Формальная и диалектическая логика противоположны друг другу.

В соответствии с данной схемой формальная и диалектическая логика являются несовместимыми противоположностями. Чтобы убедиться в их несовместимости, достаточно взять формально-логический принцип тождества, с одной стороны, и диалектический принцип единства и борьбы противоположностей - с другой. Согласно принципу тождества всякий предмет есть только он сам, а согласно принципу единства и борьбы противоположностей всякий предмет изначально двоится: это он и не он, он и его противоположность.

Итак, формальная и диалектическая логика исключают друг друга: либо вы пользуетесь формально-логическими принципами, либо диалектическими, и если вы признаёте одну из рассмотренных нами логик, то не должны признавать другую. В свете сказанного следует оценить как несерьезные, как не имеющие под собой никакого прочного основания призывы некоторых современных логиков дополнять в процессе научного исследования формально-логический подход диалектическим и наоборот.

Вечный бой формальной логики с диалектической.

Главный принцип материалистической диалектики - принцип единства логики и истории.

Но всё же эти призывы нельзя назвать совершенно нелепыми. В них находит отражение осознание односторонности, ущербности как классической формальной, так и классической диалектической логики. Однако гораздо раньше, чем упомянутые мной современные логики, - еще в середине XIX века - эту ущербность осознал К. Маркс. Более того: он разработал и блестяще применил в своем фундаментальном труде под названием "Капитал" новый, самый совершенный вариант логики, устраняющий односторонность предшествующих вариантов, - материалистическую диалектику. Так что современным логикам вместо того, чтобы тратить время на призывы дополнять формальное исследование диалектическим, лучше взяться за изучение Маркса.

Главный принцип материалистической диалектики - принцип единства логики и истории - гласит, что логика объекта исследования есть его история, очищенная от мешающих теоретическому познанию случайностей. Этот принцип резко отличает диалектику К. Маркса от предшествующих ей вариантов общезначимой логики.

Формальная логика считает, что логика и история - абсолютно разные вещи: первая есть только в голове (сознании) познающего субъекта, а вторая свойственна лишь объекту исследования. Другими словами, нам предлагают отвлечься от того, что логика должна иметь корень в истории конкретных предметов, чтобы быть эффективным орудием их познания. При этом становится непонятной связь теоретического (логического) мира с материальным.

Другое дело - диалектическая логика. История, утверждал главный её представитель философ-идеалист Г.В.Ф. Гегель, - это познание абсолютным духом самого себя, а логика - результат данного процесса. Здесь логика и история выступают как неразрывно связанные друг с другом, но их связь такая тесная, что они практически неразличимы: и в том и в другом случае мы имеем дело с абсолютным духом, только подается он по-разному. В этой мистической картине логика и история сливаются в абсолютное тождество.

В философии Гегеля процесс познания, по меткому выражению К. Маркса, стоит на голове, т.е. представлен идеалистически, как порождение сознания. В материалистической диалектике он поставлен с головы на ноги: познающий субъект изначально материален, и его материальность определяет все особенности его познания.

Наверное, это - гегельянец.

Из главного принципа материалистической диалектики вытекает, в частности, следующее: нельзя написать учебник по этой логике.

Из главного принципа материалистической диалектики вытекает, в частности, следующее: нельзя написать учебник по этой логике. Забавно, что такие учебники есть. Их писали в советское время, когда К. Маркса боготворили и всячески популяризировали его наследие. По содержанию эти учебники - дикая смесь формальной и диалектической логики. Иначе и быть не могло. Ведь что значит написать учебник по логике? Это значит предложить для исследования разнообразных предметов единую, универсальную систему логических правил. Пользуясь этими правилами, нужно втискивать изучаемый предмет в заранее заготовленную логическую рамку, а то, что втиснуть не удаётся, следует отбрасывать как несущественное для познания. Такое отношение к предмету есть не что иное, как теоретическое насилие над ним, навязывание ему готовой логики.

Материалистическая диалектика категорически возражает против такого насилия. Она требует искать логику в самом предмете, точнее - в его истории, а поскольку у всякого предмета своя, уникальная история, то и логика у всякого предмета должна быть своя, уникальная. Вот почему в принципе нельзя написать учебник по материалистической диалектике.

А как же её освоить, если учебника по ней найти нельзя? А здесь нет другого пути, кроме как сначала изучить по учебникам формальную логику, потом, убедившись в её односторонности, изучить диалектическую логику, и, когда вы поймёте, что оба изученных вами варианта общезначимой логики ущербны, вы сами, без всяких учебников, встанете на позиции материалистической диалектики. Что касается образца применения последней к исследованию конкретного предмета, то он есть. Это - "Капитал" К. Маркса.

3. Формальная и диалектическая логика в современных учебниках логики

Следует учитывать, что учебники под названием "Логика" предлагают, как правило, одностороннее, формальное изложение логики.

Следует учитывать, что учебники под названием "Логика" предлагают, как правило, одностороннее, формальное изложение логики, ибо, с точки зрения их авторов, никакой другой общезначимой логики, помимо формальной, и быть не может. Это верно даже по отношению к таким авторам, как Ю.В. Ивлев. Казалось бы, он признает и формальную, и диалектическую логику, но, по существу, это не так.

Во-первых, по мнению Ивлева, диалектическая логика до сих пор не сложилась как наука, хотя и появилась в глубокой древности. "Длительное время, - пишет он, - предпринимаются попытки разработать логику диалектическую, предметом которой являются особые формы и закономерности развития знания"⁹⁸. Ясно, что Ивлев не верит в положительный исход этих попыток. Другое дело - логика формальная. О ней написано очень уважительно и даже утверждается, будто она "одна из древнейших наук"⁹⁹.

Во-вторых, диалектическая логика в интерпретации Ивлева совершенно не нужна как особая логика, которая качественно отличается от формальной. Ведь если, как он утверждает, предметом диалектики являются формы развития знания, то диалектическая логика - это знание формальное. Она должна быть разделом формальной логики, в котором изучаются не просто формы мышления, а формы развития мышления. Любопытно, что к последним Ивлев относит умозаключение - одну из трех основных форм абстрактного мышления, несомненную часть предмета формальной логики.

Представители формальной логики пытаются представить диалектическую логику как раздел формальной.

На самом деле предметом диалектической логики является не то, о чем говорит Ивлев, т.е. не формы развития, а развитие форм, содержание абстрактного мышления. Рассматривать мышление содержательно означает не что иное, как рассматривать движение, изменение, развитие его форм.

Стремление подчинить диалектическую логику формальной проявляет не только Ю.В. Ивлев. Вот, что пишут, к примеру, В.И. Кириллов и А.А. Старченко: "Познавая сложные диалектические процессы объективного мира, мышление вместе с тем подчиняется формально-логическим законам, без соблюдения которых нельзя отразить логику вещей"¹⁰⁰.

Пренебрежительное отношение к диалектической логике ведет к тому, что логика вообще, единое - формальное и содержательное - знание о правильном мышлении, предстает в искаженном, одностороннем виде.

Пренебрежительное отношение к диалектической логике ведет к тому, что логика вообще, единое - формальное и содержательное - знание о правильном мышлении, предстает в искаженном, одностороннем виде - как формальная логика. Между тем и формальная, и диалектическая сторона одинаково важны для понимания логики. Без равного учета этих сторон невозможно понять и современное состояние логики, и её историю.

Посмотрите, как выглядит эта история у Ивлева¹⁰¹. Во-первых, исторический материал даётся раздельно для формальной и диалектической логики, что создает впечатление их полной независимости друг от друга. Поскольку и та и другая - логика, трудно поверить в отсутствие постоянной связи между ними, но эта связь отражена в их истории лишь в виде имён Платона и Аристотеля.

Во-вторых, о развитии формальной логики сказано гораздо больше, чем о развитии диалектической, хотя отмечено, что последняя представляет собой такое же древнее знание, как и первая. При такой подаче материала легко вообразить, будто история формальной логики по совершенно непонятным причинам намного богаче и интереснее истории, которую имеет диалектика.

В-третьих, развитие логики выглядит не как развитие, т.е. внутренне детерминированный процесс, а как ряд сдвигов, обусловленный внешними для данного знания причинами. Формальную логику двигали, по Ивлеву, сначала потребности ораторского искусства, потом - запросы математики. Что касается диалектической логики, то здесь движение определяли потребности философии, какие именно - не уточняется. Почему же так получилось, почему исчезло развитие, самостоятельное движение логики? Источником самодвижения логического знания является борьба его противоположных сторон - формальной и диалектической, поэтому, когда логику берут односторонне, её история неизбежно теряет черты развития.

Учебник Ивлева.

С более или менее явным формально-логическим креном история логики рассматривается и в других вузовских учебниках. В пространном очерке А.Д. Гетмановой¹⁰² она преподносится как история формальной логики, разбавленная невнятными вкраплениями, посвященными диалектике. Например, о Гегеле в этом очерке написано так: "Он критиковал Канта, в том числе и по вопросам логики, но его критика осуществлялась с позиций идеалистической диалектики. Логика у Гегеля совпадает с диалектикой. Поэтому, критикуя формальную логику, он отвергает последнюю… Рациональное зерно философии Гегеля - диалектика"¹⁰³. То ли Гетманова ругает Гегеля за его диалектику, то ли хвалит - не понять.

У Е.К. Войшвилло и М.Г. Дегтярева история логики вообще обошлась без диалектики¹⁰⁴. И не мудрено, ибо эти авторы знают лишь одну логику - формальную. "Предметом логики являются исторически сложившиеся формы и приёмы познания", - безапелляционно заявляют они¹⁰⁵, не считая, впрочем, ошибкой брать в качестве предмета логического знания правильное мышление¹⁰⁶.

Но, во-первых, о правильности или неправильности мышления здорового человека (логика изучает только такое мышление) можно говорить лишь в том случае, если оно абстрактное, а не конкретное (наглядно-образное, чувственное), и, во-вторых, эта правильность зависит как от формы мышления, так и от его содержания. Поэтому, если вы согласны с тем, что предмет логики - правильное мышление (а с этим согласны практически все), то должны согласиться и с тем, что данный предмет - форма и содержание абстрактного мышления, или мышление как абстрактная форма и абстрактное содержание. Таким образом, логика обязана работать не только с формами мышления, но и с их содержанием, т.е. обязана быть не только формальной, но и диалектической.

Учебник Гетмановой.

То, что авторы учебников оказывают явное предпочтение формальной стороне логики, отодвигая диалектику на задний план или вообще игнорируя её как псевдологическое знание, говорит не столько о предвзятом отношении или злом умысле, сколько о неумении работать на философском уровне логического знания.

То, что авторы учебников оказывают явное предпочтение формальной стороне логики, отодвигая диалектику на задний план или вообще игнорируя её как псевдологическое знание, говорит не столько о предвзятом отношении или злом умысле, сколько о неумении работать на философском уровне логического знания. При формальном подходе к мышлению можно уклониться от обсуждения философских проблем, при диалектическом сделать этого нельзя.

Для примера ещё раз обратимся к формально-логическому принципу тождества и диалектическому принципу единства и борьбы противоположностей.

Принцип тождества можно выразить очень просто: "Всякая мысль есть только она сама". Символически данный принцип записывают в виде математического равенства: А = А. Где здесь философская глубина? Её нет. Напротив, мы видим явную апелляцию к обыденному опыту, к здравому смыслу обычного, рядового человека. Обсуждение принципа тождества кажется проявлением теоретического занудства. И другие принципы формальной логики выглядят как очевидные, банальные истины, оспаривать которые просто глупо.

Другое дело - принципы диалектической логики, и прежде всего - принцип единства и борьбы противоположностей, который, заявляя о двойственности любого предмета, бросает вызов житейским представлениям и о мышлении, и о мире в целом, звучит, как пощечина здравому смыслу обывателя. Очевидна ли двойственность, о которой говорит этот принцип? Нет. Столь же неочевидными истинами являются и другие принципы диалектической логики. Поэтому и пугают они не искушенных в философии людей, в том числе авторов учебников логики. Конечно, гораздо проще глядеть на знаменитую фразу Сократа "Я знаю, что я ничего не знаю" через призму формально-логического принципа непротиворечия и видеть в этой фразе всего лишь проявление вопиющей непоследовательности мышления (именно так поступил Ивлев¹⁰⁷), чем искать в ней философскую глубину, применяя трудоемкий, требующий творческого отношения к делу диалектический анализ, но обвинять, пусть и косвенно, одного из умнейших представителей человечества в логической безграмотности, в неумении последовательно излагать свои мысли значит противоречить историческим фактам, не говоря уже о том, что выглядит это очень некрасиво.

Лекция 7
ЧЕЛОВЕК

1. Что такое человек?
2. Социогенез
3. Труд
4. Роль труда в антропогенезе

1. Что такое человек?

Согласно Платону, реальный человек - всего лишь копия идеального.

Создателями античной антропологии были софисты. Антропологический характер их философии ярко представлен в знаменитом изречении основоположника софизма Протагора: "Человек есть мера всех вещей: для реальных - их реальности, для нереальных - их нереальности". Но из этой программной для софистов фразы видно, что их интерес к человеку был чрезвычайно узким, односторонним: из пёстрого многообразия человеческих свойств они выбрали для своих философских размышлений лишь одно - способность качественно и количественно оценивать реальные и нереальные вещи.

Гораздо полнее, чем софисты, исследовал человека Сократ, но и он ограничился сферой сознания. А вот его ученик Платон подверг философскому осмыслению не только свойства сознания, но и свойства человеческого тела. Правда, с платоновской точки зрения, последнее заслуживает внимания лишь в той степени, в какой является воплощением идеального (совершенного) человека. О реальном (несовершенном) человеке Платон отзывался подчёркнуто пренебрежительно. Однажды он определил его как "двуногое животное без перьев". Когда Диоген Синопский показал, что под это определение подпадает даже ощипанный петух, Платон отреагировал хладнокровно, не изменив, а лишь дополнив свою дефиницию: "И с широкими ногтями"¹⁰⁸.

Выделяя какое-то существо исключительно по его внешним данным, безошибочно отличить его от других существ нельзя, поэтому, даже дополненное, платоновское определение не удовлетворило Диогена. Однако и сам он не смог определить понятие человека так, чтобы дефиниция была безупречной, - настолько сложной оказалась эта задача. Мучительно размышляя о специфике человеческого бытия, Диоген бродил по людным улицам Афин среди бела дня с горящим факелом, а когда его спрашивали, что он делает, отвечал с вызовом и горечью: "Ищу человека!"

Как выяснили ещё софисты, людям свойственно добывать для себя разнообразные блага, чтобы, потребляя их, испытывать удовольствие. Согласно Платону, человеку мало простого удовольствия, его манит высшее удовольствие, т.е. счастье, для достижения которого необходимо высшее, идеальное благо. Следовательно, утверждает Платон, счастлив только тот, кто в результате философских размышлений пришёл к созерцанию прекраснейшего из миров - мира идеалов.

Получается, что счастливыми могут быть лишь философы. Ученик Платона Аристотель определил счастье более демократично: каким бы видом деятельности ты ни занимался, постарайся сделать своё дело идеально - и станешь счастливым.

Памятник Диогену Синопскому.

Современные Диогены не так
беспокойны и бескомпромиссны,
как тот, настоящий.

По Аристотелю, человек - политическое животное.

Специфически человеческими видами деятельности Аристотель считал те, которые присущи представителю полиса - демократической формы общества, характерной для классической Греции. Отсюда - аристотелевское определение человека как полисного (политического) животного. Мы видим, что в этом определении Стагирит отталкивается от дефиниции Платона, но, в отличие от учителя, подходит к делу гораздо глубже: отмечая, как и Платон, сходство человека с животными, он при этом резко отделяет человеческий мир от животного, указывая такое свойство человека, какого у животных нет и не может быть.

Хотя аристотелевское определение человека значительно лучше платоновского, всё же и оно не свободно от недостатков: с точки зрения Стагирита, люди, живущие за пределами полисной (политической) организации, например, дикари-общинники, - не люди или, по меньшей мере, неполноценные люди. Даже если взять дефиницию Аристотеля в неточном переводе, согласно которому человек - общественное животное, всё равно безупречной она не становится: община - это не общество, и, стало быть, дикари опять-таки оказываются за рамками человеческого мира. А если определить человека как социальное животное? Чтобы такое определение было правильным, нужно правильно понимать социальность, а её до сих пор понимают по-разному.

Собрание представителей
афинского полиса.

Говорить о биосоциальности человека всё равно, что говорить о физиобиотичности живого организма.

Совсем недавно было модным называть человека биосоциальным существом. На первый взгляд, термин "биосоциальное" звучит красиво, солидно и, вроде бы, адекватно выражает человеческую природу, в которой, несомненно, есть и биотичное (живое), и социальное. На самом же деле, этот термин надуманный, корявый и неадекватный: говорить о биосоциальности человека всё равно, что говорить о физиобиотичности живого организма, в то время как всё гораздо проще, ибо человек просто социален, а живой организм просто биотичен. Социальность возникает не иначе, как на основе живой природы, поэтому, определив человека как социальное существо, излишне указывать на его связь с миром живых организмов. Однако эту связь нужно понимать адекватно, т.е. отрицательно: строго говоря, основой социальности является не живая материя как таковая, в своём непосредственном бытии, а отрицание свойственного ей отрицания физической материи. Человек не может не отрицать свою животность, своё органическое тело он обязательно дополняет неорганическим.

Рассуждая о счастье, Аристотель пытался сблизить идеальное бытие человека с реальным, Платон же действовал в противоположном направлении, не скрывая своей симпатии ко всему идеальному и антипатии ко всему реальному. В этом споре двух великих философов средневековая теология поддержала линию Платона, что выразилось в жёстком противопоставлении человеческой души человеческому телу как вечного (нетленного) смертному (тленному), высокого низкому. При таком подходе не удивительно, что телесные качества человека изучались гораздо хуже, чем качества его души.

Б. Франклин предложил определять человека как животное, изготовляющее орудия.

Ситуация изменилась только в новое время. В XVIII в., на почве резко возросшего интереса к телесной, материальной стороне человеческого бытия, американский просветитель Б. Франклин предложил определять человека как животное, изготовляющее орудия.

Это определение подхватили учёные, и в научных кругах оно до сих пор пользуется таким высоким авторитетом, что именно им оперируют современные археологи, выясняя, являются ли ископаемые останки какого-то человекообразного существа останками человека. Действительно ли дефиниция Франклина - самая лучшая из всех, какие можно придумать? Научное исследование антропогенеза (процесса появления человека) заставило усомниться в этом.

Когда Ч. Дарвин в начале 70-х годов XIX в. высказал гипотезу о происхождении человека от какого-то обезьяноподобного предка, большинство учёных-антропологов присоединилось к его позиции, а некоторые энтузиасты взялись обосновать её археологическими фактами. В конце XIX в. начались поиски останков гипотетического предка человека, вскоре появились первые находки, и в настоящее время наука располагает массой разнообразного археологического материала, относящегося к антропогенезу, причём этот материал постоянно пополняется.

В истории научного исследования происхождения человека довольно чётко выступают два периода: исходный (до середины ХХ в.), когда теоретический подход явно преобладал над эмпирическим, и современный, когда ситуация стала прямо противоположной. Оба эти периода имеют достоинства и недостатки.

Б. Франклин.

Портрет Ч. Дарвина
и карикатура на дарвинизм.

Развитие всегда линейно, но никогда не бывает прямолинейным, поэтому неправильно изображать переход от обезьяны к человеку как прямую восходящую линию.

Поскольку всякое развитие линейно, а человек является результатом развития его непосредственных предков (гоминидов), антропологи первого периода справедливо полагали, что антропогенез имеет линейный характер. При этом они наивно упускали из виду, что, будучи линейным, развитие никогда не бывает прямолинейным, и руководствовались примитивной теоретической схемой, согласно которой переход от обезьяны к человеку представляет собой прямую восходящую линию, соответствующую постепенному убыванию обезьяньих (антропоидных) и нарастанию человечьих (сапиентных) свойств в телесной организации гоминидов.

Считая такую теоретическую лестницу безусловно истинной, антропологи, проводя раскопки, стремились заполнить все её ступени соответствующим фактическим материалом, а когда не получалось, выдавали желаемое за действительное или даже сознательно шли на подлог (яркий пример - останки "пилтдаунского человека", сфабрикованные Ч. Доусоном).

В этот период огромной популярностью пользовалась картинка, на которой ступени антропогенеза были представлены как ряд постепенно выпрямляющихся гоминидов, первый из которых стоял чуть ли не на четвереньках. В конце ряда гордо вышагивал Homo Sapiens с совершенно прямой осанкой.

В 70-х годах ХХ в. выяснилось, что уже первые гоминиды, жившие 4 млн. лет назад, обладали ярко выраженным прямохождением, поэтому от популярной картинки пришлось отказаться.

Представляя развитие как
лестницу, следует брать не
прямую, а винтовую лестницу.

Изображение антропогенеза в виде
ряда выпрямляющихся фигур.

Современные учёные, исследуя происхождение человека, предпочитают пользоваться нелинейной, кустообразной схемой и в результате теряют единую линию развития.

Но отказались не только от привычной и казавшейся очень логичной картинки с рядом выпрямляющихся гоминидов - вся исходная схема антропогенеза подверглась существенной перестройке. При этом вместе с прямолинейностью из неё исчезла линейность: современные учёные, исследуя происхождение человека, предпочитают пользоваться нелинейной, кустообразной схемой, нацеленной на максимальный учёт разнообразного фактического материала, накопленного в сфере изучения гоминидов. Хорошо ли это? С эмпирической точки зрения, хорошо, с теоретической - плохо. Картина становления человека, которая и раньше не отличалась системной целостностью, ясностью и убедительностью, в настоящее время представляет собой несколько плохо склеенных фрагментов, "засаженных" эволюционными "кустами", и в этих "кустах" единая линия развития гоминидов совершенно неразличима.

Приходится констатировать, что научное осмысление антропогенеза продвинулось вперёд очень и очень незначительно, ибо до сих пор не разработана хотя бы в самых общих чертах грамотная, соответствующая современным требованиям теория этого процесса - теория, в которой эмпирическая и теоретическая стороны исследования составляют гармоничное единство. Попробуем наметить контуры такой теории и расчистить наиболее крупные завалы на пути её создания.

2. Социогенез

Шутка на тему антропогенеза.

В марксистской литературе, особенно советской, широко используется понятие антропосоциогенеза, в рамках которого социо- и антропогенез предстают как две стороны одного и того же процесса.

В марксистской литературе, особенно советской, широко используется термин "антропосоциогенез". Дело в том, что истмат (догматизированная версия исторического материализма К. Маркса) заявляет о неразрывном единстве антропогенеза и социогенеза, рассматривая их как два противоположных, но не существующих друг без друга процесса. "Будучи диалектически взаимосвязанными, - излагает сущность этого подхода горячий его сторонник И.Л. Андреев, - процессы возникновения человека и общества предполагали, взаимообусловливали, дополняли и в то же время диалектически отрицали друг друга"¹⁰⁹. В рамках антропосоциогенеза выделяют два диалектических скачка: говорят, что в результате первого из них возникли человекообразные существа, регулярно использующие орудия труда, а в результате второго - появились человек и первобытное общество, причем появились одновременно, так как вплоть до этого момента антропогенез и социогенез неразлучно шли рука об руку.

Такая неразлучность разных процессов, неизбежно приводящая к смешению их при исследовании вопросов, связанных со становлением человеческого образа жизни, породила сомнения даже в лоне истмата. А.К. Астафьев предложил рассматривать антропогенез как процесс, предшествующий социогенезу: "Биогенный период охватывает время формирования биологического вида Homo sapiens (3,0 - 3,2 млн. лет), а социогенный период - главным образом время образования общества (около 50 тыс. лет)"¹¹⁰.

Синхронные процессы превратились у Астафьева в диахронные. Однако эта позиция весьма уязвима. Во-первых, появление Homo Sapiens нельзя рассматривать как чисто биологический процесс. Во-вторых, Астафьев отождествляет термины "социогенез" и "время образования общества". Получается, что общинный строй есть лишь преддверие социальной организации человеческой жизни. Но в современной антропологии вряд ли найдётся какой-то авторитетный специалист, который возьмётся оспаривать социальность любого коллектива, в том числе и общины дикарей.

Антропогенез следует рассматривать как заключительную стадию социогенеза. Началом социогенеза является дело. Внешне оно выступает как стимул.

Более корректным следует признать такое видение проблемы, при котором антропогенез рассматривается как заключительная стадия социогенеза. Здесь диахронность двух процессов оказывается частичной и исчезает ущербность чисто синхронного и чисто диахронного их анализа. Теперь уточним, что такое социогенез и когда в его рамках начинается антропогенез.

Началом социогенеза является самое примитивное и потому наиболее массовое отношение социального бытия - дело. Эта элементарная клетка возникает с первыми позвоночными (вертебральными) организмами, т.е. задолго до появления человека и коллектива (социальной группы), подобно товару, клеточке капитализма, которая значительно старше капитала и буржуазного общества.

Прежде всего, дело есть стимул - побуждение, воплощение потребности. От простого возбуждения побуждение отличается своей устойчивостью. Если первое непосредственно переходит в удовлетворение потребности, то второе встречает на этом пути препятствия. Отдельное стимулирующее возбуждение, вынуждая к действию, недостаточно для его осуществления.

Дела осуществляются в упражнении.

Дела осуществляются в упражнении - отношении стимулов. Почему именно так, а не иначе, впервые объяснил выдающийся отечественный физиолог, создатель физиологии активности Н.А. Бернштейн.

Свое объяснение он начинает с деления животных по их двигательной организации на палео- и неокинетических. Главное отличие между этими классами в том, что палеокинетические животные довольствуются гладкими мышцами, сокращения которых плавные и слабые, а неокинетические (членистоногие и позвоночные) обзавелись ещё и мощной поперечнополосатой мускулатурой. По образному выражению Бернштейна, поместить такую мускулатуру в тело палеокинетического организма (червя, медузы и т.п.) - почти всё равно, что зарядить колбасную кожицу артиллерийским снарядом¹¹¹.

Для поперечнополосатых мышц "потребовались жёсткие и прочные рычажные устройства, которые обладали бы хорошей подвижностью и вместе с тем обеспечивали бы новой мышце солидные точки приложения сил для её мощных, резких сокращений"¹¹². Такими устройствами стали скелеты, причем сначала они появились у членистоногих и лишь потом - у позвоночных.

Членистоногие решили проблему высоких нагрузок, возникающих при работе поперечнополосатой мускулатуры, с помощью экзоскелета - рычажного устройства панцирного типа. Панцирь надежно предохраняет тело от нежелательных воздействий - как со стороны внешней среды, так и со стороны резко сокращающихся мышц, но при этом активность животного лишена разнообразия и не поддаётся существенным изменениям. В результате даже при стремительных и сложных маневрах, свойственных, например, летающим насекомым, панцирные скелеты допускают автономное функционирование эффекторных (моторных) и афферентных (сенсорных) импульсов по палеокинетической формуле рефлекторной дуги.

В отличие от членистоногих позвоночные имеют эндоскелет - рычажное устройство принципиально иного типа по сравнению с панцирным. Эндоскелет не стесняет движений, так как мышцы облегают его снаружи, но зато вновь появляется опасность, от которой смогли избавиться членистоногие, - опасность повреждения или даже разрыва тела при внешних воздействиях или, что гораздо страшнее, при мощных сокращениях собственной поперечнополосатой мускулатуры.

Таким образом, вертебральный акт требует тщательного управления, но, как установил Бернштейн, "1) факт избытка кинематических степеней свободы, зависящих от строения сочленений, и 2) факт упругой мышечной связи между звеньями подвижных цепей, из которого проистекает неопределенная, неоднозначная зависимость между мышечной активностью и движением и который можно рассматривать как эквивалент ещё некоторого числа динамических степеней свободы, - оба в совокупности делают органы движения принципиально неуправляемыми системами для каких бы то ни было качеств или сколь угодно тонких форм чисто эффекторных следований импульсов"¹¹³. В этих условиях животные впервые столкнулись с необходимостью перейти от рефлекторной дуги к рефлекторному кольцу, к координации движений по принципу сенсомоторных коррекций, которая заставляет мозг неустанно следить за результатами выполнения его эффекторных команд и вносить в них поправки. Такая координация движений и есть упражнение.

Н.А. Бернштейн.

Книга Н.А. Бернштейна,
в которой автор дал
популярное изложение
своих научных открытий.

Упражнение возникает с появлением позвоночных, так как только они сталкиваются с трудностями.

Итак, анализ эволюции животного мира приводит нас к выводу, что упражнение возникает с появлением позвоночных, так как только эти животные нуждаются в сенсомоторных коррекциях, или, другими словами, сталкиваются с трудностями.

Возьмем, далее, два дела, например прыганье и верчение. Каково бы ни было их упражнение, т.е. отношение их стимулов, его всегда можно осуществить в таком процессе, где данное количество прыжков приравнено к известному количеству поворотов, например 1 прыжок к x поворотам.

Что показывает это упражнение? Что в двух различных возбуждениях существует нечто упреждённое в них равной величины. Следовательно, оба эти возбуждения равны чему-то третьему, которое само по себе не есть ни первое, ни второе из них. Таким образом, каждое из них, поскольку оно упражнение, сводится к чему-то упреждённому в них.

Это упреждённое не может заключаться в каких-либо сенсорных и моторных свойствах дел, в свойствах, присущих организму от рождения. Их врождённые свойства принимаются во внимание вообще лишь постольку, поскольку от них зависит побуждение, т.е. поскольку благодаря им дела являются стимулами.

Очевидно, с другой стороны, что упражнение дел характеризуется как раз отвлечением от их стимулов. В пределах упражнения каждый данный стимул значит ровно столько же, как и всякий другой, если только он имеется в надлежащей пропорции. Как стимулы дела различаются прежде всего качественно, как упражнения - лишь количественно.

Если отвлечься от стимулирующей стороны деловых возбуждений, то у них останется лишь то, что они акты, проявления активности. Но теперь и сама активность приобретает совершенно новый вид. Это уже не прыганье, верчение, кувыркание и т.д. Все врождённые (сенсомоторные) свойства активности погасли в ней, и она превратилась в специфическую активность вертебрального организма, порождаемую не природой этого организма, а им самим, не наследственно предопределённой подвижностью позвоночника, а той его подвижностью, которая непредсказуемо изменчива.

Уже первые позвоночные,
вроде этого протоптера,
столкнулись с трудностями
и вынуждены были их
преодолевать.

Специфически вертебральный акт представляет собой труд.

Специфически вертебральный акт представляет собой простой сгусток противоположно направленных движений, естественное (психофизическое) тождество, материю, сохраняющую себя в собственной изменчивости. Эта универсально устойчивая материя есть труд - то, что на языке классической философии вычурно именуется субстанцией и весьма абстрактно, но совершенно корректно определяется Г.В.Ф. Гегелем как "тождество бытия в его отрицании с самим собой"¹¹⁴. Стимулы суть акциденции (внешние проявления) труда.

"Как труд? - воскликнет читатель, мало-мальски знакомый с категориальным аппаратом диалектического материализма. - У позвоночных животных, особенно простейших, не может быть труда, т.е. целесообразной деятельности, присущей только человеку". - И тут же последуют ссылки на многочисленные справочники, монографии и учебники. Значит, нужны разъяснения.

3. Труд

Эти обезьяны зря так
злорадствуют: будучи
позвоночными организмами,
и они не свободны от труда.

Понятие труда обычно подводят как вид под родовое понятие деятельности и неразрывно связывают с понятием человека. При этом и деятельность, и труд, и человек получают неверное освещение.

"Философский энциклопедический словарь" определяет труд как "целесообразную деятельность человека, в процессе которой он при помощи орудий труда воздействует на природу и использует её в целях создания предметов, необходимых для удовлетворения своих потребностей"¹¹⁵. Здесь понятие труда, во-первых, подводится как вид под родовое понятие деятельности и, во-вторых, неразрывно связывается с понятием человека. При этом и деятельность, и труд, и человек получили неверное освещение.

Деятельность оторвалась от труда, смысл соответствующего ей слова совпал со смыслом слова "активность", т.е. стал слишком широким. Если деятельность - это любая активность, то почему бы не порассуждать о деятельности червя, паука и других столь же примитивных животных?

Многие психологи так и делают, причем особую неумеренность проявляют сторонники деятельностного подхода к исследованию психики. "Действительно ли ... вибрация и есть то, что вызывает деятельность паука, и вместе с тем то, на что она направлена?" - вопрошает, например, А.Н. Леонтьев¹¹⁶. Каков бы ни был правильный ответ, не стоит повторять в нем ошибку, которую допустил Леонтьев, т.е. не стоит использовать слово "деятельность", характеризуя движения паука. В данном случае уместно говорить только об активности.

Возникновение труда предшествует возникновению человека.

В отличие от "деятельности" слово "труд" обрело слишком узкий смысл. В научных кругах распространилось мнение, согласно которому труд и человек не отделимы друг от друга. "…Труд есть специфически человеческая деятельность", - заявляет А.Н. Леонтьев¹¹⁷. "Нередко говорят: "Труд создал человека", - вторит ему В.А. Вазюлин. - Это утверждение не вполне точно, ибо может создаться впечатление, что сначала образовался труд, а потом человек. Между тем образование человека шло в процессе образования труда"¹¹⁸. Подобные представления сплавляют воедино два разных и, к тому же, диахронных процесса - процесс возникновения труда и антропогенез. Попробуй тут разобраться, человек ли создан трудом или, напротив, труд создан человеком.

А разобраться не так уж сложно, если обратить внимание на то, что неизменно сопутствует труду, но в силу своей обманчивой неказистости не подвергалось серьезному научному исследованию. Речь идёт о трудности, и мы - в отличие от других теоретиков, размышлявших о социогенезе, - отдадим ей должное. Испытывать трудности могут, очевидно, не только люди, но и животные, причём не обязательно высшие. А так как трудности сопряжены с трудом, следует признать, что его возникновение предшествует появлению человека, т.е. эти процессы не совпадают ни по времени, ни качественно, хотя и связаны друг с другом.

Почему же многие ученые, избегая подобных рассуждений, упорно очеловечивают труд? Ответ прост: на них давит авторитет основоположников диалектического материализма. "Определение "труда вообще" дано, как известно, К. Марксом", - рассматривая возникновение труда, мимоходом роняет В.А. Вазюлин¹¹⁹ и отсылает к пятой главе первого тома "Капитала". Там действительно можно найти фразу, послужившую основой для всех дефиниций труда, которые содержатся в отечественных словарях и энциклопедиях: "Процесс труда, как мы изобразили его в простых и абстрактных его моментах, есть целесообразная деятельность для созидания потребительных стоимостей, присвоение данного природой для человеческих потребностей, всеобщее условие обмена веществ между человеком и природой, вечное естественное условие человеческой жизни, и потому он не зависим от какой бы то ни было формы этой жизни, а, напротив, одинаково общ всем её общественным формам"¹²⁰.

Вот он - главный источник, из которого, рассуждая на тему труда, черпали своё вдохновение А.Н. Леонтьев, В.А. Вазюлин и многие другие исследователи антропогенеза, отечественные и зарубежные. При этом все они упустили из виду, что труд, прежде чем обрести свои абстрактные моменты, даже самые что ни на есть простые, возникает как совершенно не расчлененная материя. Это и есть простейший труд, труд-субстанция. Его дефиниции нет ни в пятой главе первого тома, ни в других местах "Капитала", и не случайно: в своём главном произведении Маркс исследует буржуазное производство, а не проблему возникновения труда и человека. "Мы не будем рассматривать здесь первых животнообразных форм труда, - предупреждает он читателя. - Состояние общества, когда рабочий выступает на товарном рынке как продавец своей собственной рабочей силы, и то его уходящее в глубь первобытных времён состояние, когда человеческий труд еще не освободился от своей примитивной, инстинктивной формы, разделены огромным интервалом. Мы предполагаем труд в такой форме, в которой он составляет исключительное достояние человека"¹²¹.

А.Н. Леонтьев.

Шарж на В.А. Вазюлина.

Впрочем, дело не сводится к неправильной интерпретации классического наследия: в том, что установилась порочная традиция очеловечивать труд, отчасти повинны и сами основоположники диалектического материализма. Речь не о расплывчатости их представлений о простейшем труде. Было бы несправедливо упрекать их за это, поскольку биология XIX века не давала научной почвы для существенной конкретизации. Речь о смелой, революционной, но не совсем корректной попытке такой конкретизации, предпринятой Ф. Энгельсом. "Труд начинается с изготовления орудий", - опрометчиво утверждает он в работе "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека"¹²².

После смерти Энгельса эта незаконченная работа стала широко известной, а вместе с ней распространилось ошибочное представление о возникновении труда. Наше исследование, опирающееся на физиологию активности Н.А. Бернштейна, показало истинное лицо простейшего труда, труда как такового, исправив тем самым давнюю ошибку, ставшую тормозом для научной реконструкции социогенеза.

4. Роль труда в антропогенезе

Ф. Энгельс.

Главный недостаток современных научных представлений о появлении человека - плохое понимание роли труда в этом процессе.

Главный недостаток современных научных представлений о появлении человека - плохое понимание роли труда в этом процессе, что влечёт за собой нескончаемые споры о том, какие человекообразные существа следует считать животными, какие - предками человека (животными, становящимися людьми), а какие - готовыми людьми. Пестрота мнений здесь необычайная.

Первых прямоходящих обезьян нередко считают всего лишь животными: дескать, орудий они не изготавливали, а прямохождение - ещё не свидетельство начавшегося антропогенеза. Сторонники этой точки зрения не в ладах с фактами.

Во-первых, согласно археологическим данным, так называемый Homo habilis (Человек умелый) изготавливал каменные орудия. Интересно не это, а другое: физиологически он почти неотличим от Australopithecus afarensis (Южной обезьяны афарской) - раннего прямоходящего примата, с останками которого никаких орудий не найдено. Логично предположить, что афарский австралопитек орудовал не меньше, чем хабилис, только попроще: он всего лишь подбирал подходящие предметы и использовал их для усиления своего тела. В таких предметах распознать орудия чрезвычайно трудно, потому-то и не найдено орудий рядом с останками афарского австралопитека.

Во-вторых, те, кто считает первых прямоходящих приматов простыми животными, всего лишь антропоидами (человекообразными обезьянами), не придают значения тому, что все без исключения современные приматы ходят не прямо, а на четвереньках. Этот факт не может не навести на мысль о несовместимости прямохождения с обычным для обезьян образом жизни.

Уже первые прямоходящие приматы не антропоиды, а самые настоящие гоминиды.

Почему же 4 млн. лет назад, а может и раньше, часть обезьян поднялась на ноги, да ещё так резко, что уже первые прямоходящие приматы имели осанку, не менее прямую, чем у современного человека? По-видимому, эти обезьяны оказались в условиях, крайне неблагоприятных для обороны от крупных хищников (открытое пространство и т.п.), и, чтобы выжить, превратили верхние конечности в руки - органы предметной активности. Тем самым уже первые прямоходящие приматы встали на путь антропогенеза, и значит, уже они не антропоиды, а самые настоящие гоминиды - непосредственные предки человека.

Антропологи предпочитают считать первым предком современного человека хабилиса или появившегося немного позже эректуса. Потому-то и носят эти весьма примитивные, но изготовлявшие каменные орудия существа гордое имя Homo, в то время как более ранние прямоходящие приматы именуются обезьянами.

С нашей точки зрения, это неправильно, но ещё хуже попытки некоторых антропологов пристегнуть к предкам человека самого человека. Благо антропологическая систематика не только не препятствует таким попыткам, но ещё и потворствует им: Homo sapiens преподносится здесь как один из видов рода Homo, начало которому положили хабилисы или эректусы.

Когда же прекратится это псевдонаучное унижение человека, который, на самом деле, никакой ни Homo sapiens из рода Homo, а просто человек - уникальное социальное существо, по отношению к которому другие существа - в лучшем случае его предки, животные, становящиеся людьми?! Вольно антропологу говорить о давно вымершем эректусе или даже о сравнительно недавно вымершем неандертальце как о человеке, но, столкнись антрополог нос к носу с живым эректусом или неандертальцем, вряд ли он продолжал бы настаивать на отсутствии существенных различий между современным человеком и другими "Homo", какими бы развитыми они ни казались издалека.

Определяющую роль в процессе выделения человека из животного мира играло развитие орудийной активности. Наиболее важными для гоминидов были орудия из камня: они позволяли эффективно обороняться, разделывать туши животных и долго сохраняли свои полезные свойства. Вершиной в обработке камня предками человека стала так называемая "техника леваллуа": от нуклеуса (ядра кремневого булыжника) поздние гоминиды отбивали тонкие пластинки с острыми каменными лезвиями, не уступающими по остроте лезвиям металлических ножей.

Ранний гоминид
(австралопитек афарский).

Нарисованный человек
удивляется не зря: не место ему
в одном ряду с животными!

Орудие, изготовленное на основе
"техники леваллуа".

Даже самые поздние, ближайшие к человеку гоминиды изготавливали только простые орудия труда.

Однако даже самые поздние, ближайшие к человеку гоминиды изготавливали только простые орудия труда. Казалось бы, что им стоило изготовить копьё с каменным наконечником - одно из самых простых составных орудий древности: палки есть, каменные пластинки для наконечников есть, верёвки (из жил, растений) тоже есть, но не изготавливали они такие орудия. Впрочем, многие антропологи считают по-другому и, обнаружив на неандертальской стоянке составное орудие, спешат утверждать, что его изготовил неандерталец.

На наш взгляд, в подобных случаях лучше предполагать, что составное орудие досталось неандертальцу от человека. Откуда такая уверенность в неспособности даже поздних гоминидов освоить сборку составного орудия? Да очень просто: сборка орудия - это уже собирательство, чисто человеческая форма деятельности, требующая общего труда.

У гоминидов общего труда нет и не может быть, потому что, какими бы развитыми они ни были, они всё ещё животные, а группа животных - это не община, а стадо или стая, где каждый сам по себе, хотя и держится рядом с другими членами группы.

Лекция 8
СОЦИАЛЬНОЕ РАЗВИТИЕ

1. Формационный и культурно-цивилизационный подходы к истории человечества
2. Община
3. Натуральное (докапиталистическое) общество
4. Капиталистическое (рыночное) общество

1. Формационный и культурно-цивилизационный подходы к истории человечества

Автор рисунка щедро снабдил
неандертальца составными
орудиями, воображая, что тот
умел их изготавливать.

Современный неандерталец.

Способ существования социальной материи - развитие. Наиболее адекватной формой его теоретического осмысления является формационный подход.

Способ существования человечества, или социальной материи, - развитие. Теоретическое описание социального развития можно осуществлять по-разному, с разной степенью соответствия действительной истории. Наиболее адекватной формой теоретического осмысления пройденного человечеством пути является формационный подход, основы которого разработаны К. Марксом.

Движение социальной материи есть развитие человеческого труда. Ступени этого развития называют социальными формациями. На уровне предельных обобщений их всего три: общинная, общественная и коммунистическая.

Согласно Марксу, движение социальной материи - это развитие труда на его собственной основе, или, другими словами, развитие человека, ибо, с формационной точки зрения, человек есть не что иное, как трудящееся (само себя утруждающее) животное. В ходе своей деятельности люди последовательно, как по ступеням, переходят от одной формы труда к другой, более совершенной. Такие ступени, каждая из которых соответствует той или иной форме человеческого труда, называют социальными формациями.

На уровне предельных обобщений выделяют всего три социальные формации: общинную, общественную и коммунистическую. Основанием для их выделения служит характер присвоения средств существования. В общине присвоение осуществляется естественно, в непосредственном, стихийном соответствии с природой человека: кто трудится, тот и присваивает. В обществе присваивают по-другому, искусственно: общественное присвоение - это эксплуатация, присвоение чужого труда. Что касается коммунистического общества, которое, согласно теории формаций, должно прийти на смену обществу, то здесь, как и в общине, присвоение будет естественным, однако эта естественность установится не стихийно, а в результате сознательных усилий людей, прошедших от звонка до звонка все школы необходимого для общества искусства.

В рамках общественного развития Маркс последовательно выделял четыре общественные формации: деспотическую (азиатскую), рабовладельческую, феодальную и капиталистическую. Разница между ними - в характере эксплуатации. Со временем выявилась ущербность такого членения общественной истории, причём ущербность как со стороны логики, так и со стороны исторических фактов. В плане диалектической логики выделение четырёх общественных формаций ущербно потому, что основных фаз развития чего бы то ни было, в том числе и общества, может быть только три (тезис, антитезис, синтез). Интересно отметить, что сначала Маркс выстраивал теорию общества строго диалектически: у него получалось три общественные формации (рабовладение, феодализм, капитализм). Однако позднее, в результате более тщательного изучения истории, особенно восточных, азиатских стран, основоположник диалектического материализма добавил ещё одну, самую раннюю, с его точки зрения, общественную формацию - деспотизм. При этом история вступила в непримиримый конфликт с логикой, хотя, согласно диалектическому материализму, такого конфликта не должно быть, а если он всё-таки возник, значит, в процессе познания имеются существенные недостатки.

Основные ступени
социального развития,
с точки зрения теории
формаций К. Маркса.

Серьёзные проблемы, возникшие в ходе разработки формационного подхода к истории человечества, привели к появлению его альтернативы - культурно-цивилизационного подхода.

Серьёзные проблемы, возникшие в ходе разработки формационного подхода к истории человечества, привели к появлению другого, культурно-цивилизационного подхода, который по отношению к первому выступает как его альтернатива. Сторонники этой альтернативы утверждают, что вместо единой социальной истории, не имеющей принципиальных ограничений во времени и пространстве, имеет место множество ограниченных во времени и пространстве историй конкретных социальных организмов (культур или цивилизаций), каждый из которых развивается абсолютно автономно. В наше время, когда единство человечества достигло таких высот, что отрицать его просто глупо, культурно-цивилизационный подход, не успев толком сформироваться, распался на кучу причудливых обломков. Их давно бы вымели из области современных социальных исследований, если бы ни слабость формационного подхода, приверженцам которого никак не удаётся провести его модернизацию. А то, что сделать это не так уж сложно, покажет краткий очерк развития человечества, завершающий данный курс лекций.

2. Община

А. Тойнби, один из
главных представителей
культурно-цивилизационного
подхода в ХХ в.

Исходной формой социальной жизни является община. Основные этапы общинного развития человечества - собирательство, промысел и производство.

Исходной формой социальной жизни является община - стихийный коллектив, в котором все его члены выступают как равные друг другу труженики. Наличие в любой общине вождя не нарушает общинного равенства, ибо вождь - всего лишь первый среди равных, тот, кто ведёт за собой.

Основные этапы общинного развития человечества - собирательство, промысел и производство. Первому этапу соответствует собирательская община, второму - промысловая, а третьему - производственная.

Собирательство - это стихийно осуществляемая простая кооперация, т.е. такое взаимодействие тружеников, при котором они одновременно и в одном и том же месте делают одно и то же дело. Собирательство начинается со сборки орудий: именно в этом процессе позднейшие предки человека стали людьми. Группа собирателей - исторически первый коллектив (буквальный перевод латинского существительного, от которого происходит русское слово "коллектив", - "группа собирателей").

Основные этапы
развития общины.

Промысел - это общинная сложная кооперация, т.е. такое взаимодействие общинников, при котором общее дело делится на автономные части и осуществляется по этим частям в разное время в одном и том же месте или в одно и то же время, но в разных местах. Типичный пример промысла - охота на стадо животных с разделением охотников на загонщиков и тех, кто поджидает в засаде. Типичное промысловое орудие - лук со стрелами. Само его изготовление требует промыслового труда: сначала изготовляют лук, а потом - подходящие для него стрелы.

Самая сложная форма общинной деятельности - производство. Оно представляет собой синтез собирательства и промысла. Таким образом, производство - это собирательский промысел, или промысловое собирательство. Типичные формы общинного производства - земледелие и скотоводство. В ходе их развития община превращается в общество - иерархический коллектив, в основе которого лежит разделение труда на умственный и физический.

То, что производство появляется лишь на последней стадии развития общины, показывает, как далеки от истины представители формационного подхода, утверждающие, будто общинную формацию следует выделять по особому способу производства, т.е. так же, как общественную формацию. Это - пережиток антиисторических представлений о древнейшем прошлом человечества, согласно которым в общине на любой стадии её развития имеются те же основные формы деятельности, что и в обществе, причём в полном составе, только, в отличие от общества, в неразвитом виде. Факты и их грамотный анализ опровергают подобные представления.

3. Натуральное (докапиталистическое) общество

В общине никто не стоит
в стороне от общего труда.

Развитие общинного производства потребовало разделения труда на умственный и физический. В результате возникла социальная иерархия, а с ней - общество.

Развитие общинного производства потребовало разделения труда на умственный и физический, или, другими словами, выделения в коллективе, с одной стороны, руководителя (организатора общественной деятельности), а с другой - исполнителей.

Руководитель разрабатывает идею (общественный план действий), доводит её до сведения исполнителей и следит за её осуществлением. Исполнители же осуществляют идею руководителя, воплощают её в жизнь, т.е. создают конкретные блага, необходимые для общественной жизни.

Деятельность всех исполнителей на всех её этапах должна непрерывно находиться в поле зрения руководителя. Поэтому его место над исполнителями. Так возникает социальная иерархия, которая со временем становится многоуровневой и разветвлённой. При этом отношения между слоями общества приобретают сложный, подчас запутанный характер.

Феодальная иерархия.

В рамках общественного развития следует выделять три большие формации: натуральную (нерыночную), капиталистическую (рыночную) и социалистическую (натурально-рыночную).

В рамках общественного развития следует выделять три большие формации: натуральную (нерыночную), капиталистическую (рыночную) и социалистическую (натурально-рыночную).

Для современных передовых стран первая из этих общественных формаций - прошлое, вторая - настоящее, третья - будущее, которое уже сейчас не следует терять из виду, хотя оно и не в повестке дня.

Натуральное общество часто называют аграрным, так как в нём господствует сельское хозяйство. Однако видеть в господстве сельскохозяйственного труда главное отличие натурального общественного строя от капиталистического неправильно, ибо капиталистическое общество, как и натуральное, может быть аграрным (сельскохозяйственным).

На самом деле, главное различие между этими типами общества - в характере прибавочного продукта: натуральное общество наращивает производство потребительной стоимости (конкретных благ), а капиталистическое - производство стоимости (абстрактного блага), в форме капитала.

Основные ступени
общественного развития.

В своём развитии натуральное общество проходит три стадии, которым соответствуют три формации: деспотическая (патриархальная), рабовладельческая и феодальная.

В своём развитии натуральное общество проходит три стадии, которым соответствуют три формации: деспотическая (патриархальная), рабовладельческая и феодальная. Своеобразие каждой из этих формаций определяется характерным только для неё способом производства прибавочной потребительной стоимости.

В деспотическом обществе прибавочный продукт производится за счёт патриархальной (непосредственно общественной) эксплуатации, в рабовладельческом - за счёт эксплуатации рабов (непосредственно личностной эксплуатации), в феодальном - за счёт общественно-личностной эксплуатации, т.е. такой эксплуатации, в рамках которой личная зависимость эксплуатируемого от эксплуататора опосредствована общественной, а общественная - личной.

Следует отметить, что натуральное общественное развитие имеет субъективный характер. Как известно, в состав производительных сил любого общества входят два основных компонента: производитель и средства производства. Из этих компонентов в докапиталистическом обществе существенное развитие получает лишь первый, причём развивается он как субъект: производитель совершенствует своё искусство, т.е. субъективную технику. С развитием субъекта развивается и вещественная техника, но очень слабо и только в той мере, в какой её развитие способствует росту искусности производителя. С переходом к капитализму развитие производительных сил резко меняется, приобретает объективный, вещный характер: на первый план выходят средства производства, развитие производителя всё больше и больше определяется развитием вещественной техники.

4. Капиталистическое (рыночное) общество

Развитие натурального общества.

Карикатура на примитивное
представление многих
марксистов о переходе
от рабовладения к феодализму.

Капиталистическое развитие имеет три формационные ступени (либеральный, государственный и глобальный капитализм).

Признавая наличие в истории докапиталистического общества трёх формационных ступеней развития, резонно предположить, что подобные ступени следует выделять и в истории капитализма. Факты, имеющиеся в распоряжении современной науки, позволяют превратить такое предположение в надёжное теоретическое знание.

Правда, этому мешает целый ряд предрассудков. Главный из них состоит в том, что принципы капитализма со времени его появления и по сей день будто бы не претерпели никаких существенных изменений.

Будь это не предрассудок, а истина, пытаться расчленить капиталистическое развитие на ряд формационных ступеней означало бы заниматься такой теоретической деятельностью, которая не имеет связи с реальным положением вещей. Но это - явный предрассудок, и тщательный анализ данного вопроса говорит о том, что создатель теории формаций К. Маркс, живи он в наше время, не преминул бы осуществить формационное членение капитализма.

Увы, с 1883 г. его нет в живых, а когда он жил, капиталистическое общество всё ещё пребывало на первой ступени своего развития - на ступени либерального капитализма, капитализма свободной конкуренции, для которого характерно отсутствие какого бы то ни было регулирования рыночной стихии. Другие ступени капиталистического общества ещё только-только начали выступать из тумана грядущих десятилетий, а потому даже такому гениальному теоретику, как Маркс, разглядеть их было почти невозможно.

Развитие капиталистического общества.

Капиталистическая эксплуатация.

В XIX в. все марксисты и даже некоторые их противники были убеждены, что живут в эпоху перехода от классового строя к бесклассовому.

Всё же кое-что он увидел, но смутные очертания второй ступени капитализма он ошибочно принял за контуры коммунизма - бесклассового общества. Сейчас это кажется наивным, а в XIX в. и основоположники марксизма, и их ученики - как ортодоксы, так и ревизионисты, и даже некоторые противники марксизма были убеждены, что живут в эпоху перехода от классового строя к бесклассовому.

"…Буржуазия неспособна долее оставаться господствующим классом общества и навязывать всему обществу условия существования своего класса в качестве регулирующего закона, - провозглашали ещё в 1848 г. в своём знаменитом Манифесте К. Маркс и Ф. Энгельс. - Она неспособна господствовать, потому что неспособна обеспечить своему рабу даже рабского уровня существования, потому что вынуждена дать ему опуститься до такого положения, когда она сама должна его кормить, вместо того чтобы кормиться за его счёт. Общество не может более жить под её властью, т.е. её жизнь несовместима более с обществом"¹²³. Проявляя страстное революционное нетерпение, создатели "Манифеста Коммунистической партии" воображали, что развитие человечества вот-вот, в ближайшие годы, вместо капиталистического станет коммунистическим, но с той поры минуло больше, чем полтора века, а мировое сообщество всё ещё живёт под диктовку буржуазии.

Власть капитала.

В 1918 г. даже правоверный марксист Ф. Меринг вынужден был признать, что историческое развитие шло гораздо медленнее, чем предполагали Маркс и Энгельс.

В 1918 г. даже правоверный марксист Ф. Меринг вынужден был признать, что историческое развитие "шло гораздо медленнее, чем предполагали авторы Манифеста", что, вопреки их мнению, буржуазное общество середины XIX в. ещё не достигло последней стадии своего жизненного пути. И всё же, несмотря на эти факты, Меринг, не испытывая колебаний, бодро заявляет, что теперь-то, в начале ХХ в., капитализм вышел-таки на финишную прямую - туда, где, согласно основоположникам марксизма, он был ещё полстолетия назад. Значит, Маркс и Энгельс ошиблись лишь на десятки лет¹²⁴.

Ф. Меринг - известный марксист-ортодокс, а как характеризовал социальную жизнь начала ХХ в. его современник, соотечественник и ярый идеологический противник Э. Бернштейн - не менее известный, чем Меринг, марксист-ревизионист?

"…Доступные научному исследованию факторы общественного развития, - утверждает Бернштейн в 1901 г., - указывают в их целом вполне ясно на постоянное, с всё большей энергией усиливающееся развитие современного общества в сторону социализма"¹²⁵. Таким образом, в начале ХХ в. видный немецкий ревизионист полностью разделял меринговскую оценку тогдашнего капитализма как умирающего, агонизирующего, уступающего место новой, справедливой форме социальной жизни.

Однако, характеризуя капитализм как умирающий, Бернштейн, в отличие от Меринга, считал нецелесообразными и даже вредными любые попытки ускорить агонию буржуазного строя революционным путём. Пролетариат, справедливо полагал немецкий ревизионист, ещё не готов занять место буржуазии в качестве господствующего класса.

"Если мы будем сопоставлять пролетариат не с каким-то идеальным масштабом, а с другими классами, - пылко возражал Бернштейну один из упомянутых им "придворных", лидер немецкой социал-демократии К. Каутский, - то найдём, что по своим политическим способностям он с успехом выдержит сравнение не только с мелкой буржуазией и крестьянами, но и с самой буржуазией. Если мы посмотрим на парламент, общинные самоуправления или кассы взаимопомощи, в которых господствуют исключительно буржуазия и её чиновники, мы найдём там застой, бессилие, испорченность. Как только сюда проникает наша партия, здесь пробуждается новая жизнь; она вносит инициативу, честность, энергию и принципиальность и своей конкуренцией заставляет ожить и своих врагов"¹²⁶.

Мы видим, что ортодокс Каутский, как и ревизионист Бернштейн, связывает прогресс общества на рубеже XIX - XX в. с переходом к социализму, и в этом плане разногласия между ними имеют лишь тактический характер, а именно - сводятся к вопросу о том, следует ли социал-демократии ускорять агонию капитализма или нет.

Ф. Меринг.

Э. Бернштейн.

К. Каутский.

Очерк В.И. Ленина "Империализм, как высшая стадия капитализма" - это попытка окончательно и бесповоротно закрепить социал-демократическую оценку тогдашнего передового общества как общества умирающего капитализма.

В 1916 г. В.И. Ленин написал большую статью под названием "Империализм, как высшая стадия капитализма". Она представляет собой не столько научный анализ развития буржуазного строя, сколько талантливую попытку марксиста-пропагандиста окончательно и бесповоротно закрепить социал-демократическую оценку тогдашнего передового общества как общества умирающего капитализма. По Ленину, капитализм вышел на последнюю, монополистическую стадию своего развития - стадию империализма, вплотную подводящую к диктатуре пролетариата. Поскольку эта диктатура, с марксистской точки зрения, представляет собой временный, изменчивый способ организации общества, стремительно (по историческим меркам) уступающий место коммунистическому, основоположники марксизма вполне логично рассудили, что тщательно выстраивать её теоретическую модель нецелесообразно.

Для большевиков, как и для основоположников марксизма, капитализм всех периодов и всех мастей - всего лишь капитализм, форма общественной жизни, которая уже в начале XIX в. стала реакционной.

О формационном развитии капитализма основоположники марксизма ничего не знали, более того - с их точки зрения, никаких формационных ступеней у этого развития нет. Ранний, зрелый и поздний капитализм - это, считали они, всего лишь разные периоды существования одной и той же формации, одного и того же буржуазного строя. Такую же позицию занимали все без исключения большевики: для них капитализм всех периодов и всех мастей - всего лишь капитализм, форма общественной жизни, которая уже в начале XIX в. стала реакционной, превратилась в тормоз на пути социального прогресса. А раз так, то нечего церемониться, нечего перебирать виды капиталистического общества, выясняя, какой из них лучше, а какой хуже. Долой буржуазию - и баста! Тем не менее именно большевики, считавшие, что в ХХ в. любой капитализм, в том числе государственный, - это анахронизм, явились создателями первого в мире государственно-капиталистического общества. Не хотели, но создали. Как же это произошло?

Осуществлять пролетарскую диктатуру в среднеразвитой капиталистической стране, обременённой многочисленными феодальными пережитками, оказалось настолько трудно, что весной 1918 г. в большевистском лагере развернулась бурная дискуссия о принципах строительства нового общества. Мощным катализатором для этой дискуссии послужила программная статья Ленина "Очередные задачи Советской власти".

"Всенародный учёт и контроль", к которым призывал автор "Очередных задач Советской власти", - не более как несбыточная в условиях того времени мечта.

Даже если подыграть Ленину и принять за истину, что в начале 1918 г. лишь ничтожное меньшинство населения советской республики не сочувствовало большевикам, то и тогда придётся квалифицировать "всенародный учёт и контроль", к которым призывал автор "Очередных задач", не более как несбыточную в условиях того времени мечту, ибо подавляющее большинство жителей тогдашней России, независимо от одобрения или неодобрения ленинского плана социалистического строительства, не имело ни малейшей возможности активно участвовать в осуществлении этого плана по той простой причине, что было неграмотным (73,7% по переписи 1897 г.¹²⁷). Вот почему на практике внедрение учёта и контроля проводил не народ, а узкий слой представителей Советской власти. Неграмотность населения открывала им широчайшие возможности для злоупотребления служебным положением, и, конечно же, нередко эти возможности превращались в реальность.

"Рабочий контроль введён у нас как закон, но в жизнь и даже в сознание широких масс пролетариата он едва-едва начинает проникать, - с досадой констатирует автор "Очередных задач Советской власти". - О том, что безотчётность, бесконтрольность в деле производства и распределения продуктов есть гибель зачатков социализма, есть казнокрадство (ибо всё имущество принадлежит казне, а казна - это и есть Советская власть, власть большинства трудящихся), что нерадивость в учёте и контроле есть прямое пособничество немецким и русским Корниловым, которые могут скинуть власть трудящихся только при условии, что мы не одолеем задачи учёта и контроля, и которые, при помощи всей мужицкой буржуазии, при помощи кадетов, меньшевиков, правых эсеров "подкарауливают" нас, выжидая момент, - об этом мы недостаточно говорим в своей агитации, об этом недостаточно думают и говорят передовики рабочих и крестьян. А пока рабочий контроль не стал фактом, пока передовики-рабочие не наладили и не провели победоносного и беспощадного похода против нарушителей этого контроля или беззаботных насчёт контроля, - до тех пор от первого шага (от рабочего контроля) нельзя сделать второго шага к социализму, то есть перейти к рабочему регулированию производства"¹²⁸.

О чём идёт речь? О том, что рабочий контроль существует лишь на бумаге, формально, на деле его нет, так как даже передовые рабочие не понимают его важности как первого шага к социалистическому ведению хозяйства. Ленин раздражён, он критикует себя, других большевиков, весь народ за недостаточные сознательность и активность в строительстве социализма, но если даже он, идейный вдохновитель и вождь Октября, оказался недостаточно сознательным и активным, то чего он ждал от остальных строителей нового общества и какое право имел он требовать от этих людей, подавляющее большинство из которых было элементарно неграмотным, всенародного учёта и контроля?

Лидера большевистской революции вёл идеал - коммунистическое общество, но стоило действительности жёстко потребовать от большевиков вести строительство государственного капитализма - и их вождь, скрепя сердце, сразу же скорректировал экономическую политику Советской власти в духе чуждого его идеалу требования реальной жизни.

Лидера большевистской революции вёл идеал - коммунистическое общество, вёл и манил, как синяя птица. Однако стоило российской действительности жёстко потребовать от большевиков вести строительство нового общества государственно-капиталистическими методами - и их вождь, скрепя сердце, сразу же скорректировал экономическую политику Советской власти в духе чуждого его идеалу требования реальной жизни. В этом и состоит одно из главных достоинств Ленина как руководителя страны: стремясь к идеалу, он не забывал о реальности.

Следует, однако, подчеркнуть, что, с точки зрения адекватного отражения реальности, ленинское отношение к государственному капитализму весьма далеко от того, чтобы служить образцом для подражания: в развитии государственно-капиталистического сектора экономики передовых стран начала ХХ в. лидер большевиков ошибочно видел становление социализма, а не новой капиталистической формации, более мощной и агрессивной, более враждебной коммунистическим идеям, чем старый, либеральный капитализм. Отсюда - существенная недооценка вождём Октябрьской революции опасности огосударствления рыночной экономики для идущего к коммунизму рабочего класса. В результате этой формационной ошибки Ленин энергично пропагандировал государственный капитализм, глубоко враждебный социализму, как основу социалистического хозяйства, выступая тем самым не в роли вождя пролетариата, а в роли проводника государственно-капиталистических идей в пролетарской среде. Так, сам того не ведая и не желая, он расчищал дорогу в государственно-капиталистическое общество.

На плакате первых лет Советской
власти среди "нечисти", которую
Ленин сметает с лица Земли,
беспомощно барахтается
капиталист. На деле, бороться с
капитализмом оказалось гораздо
труднее.

Даже Н.И. Бухарин, лучше других большевистских лидеров представлявший, что такое государственный капитализм, не смог подняться до ясного понимания его как особой, вторичной капиталистической формации, противоположной по отношению к исходной, либеральной.

Н.И. Бухарин тщательнее, чем Ленин, изучил тенденции мировой экономики (это отчётливо видно при сравнении двух работ на указанную тему: бухаринской "Мировое хозяйство и империализм" и ленинской "Империализм, как высшая стадия капитализма"), и потому лучше, чем Ленин, чувствовал опасность государственного капитализма для пролетарской власти. В наше время, пишет автор очерка "Мировое хозяйство и империализм", на просторах буржуазного рынка сцепились в ожесточённой борьбе невиданные ранее "гигантские сплочённые и организованные экономические тела, обладающие колоссальной боевой способностью"¹²⁹. При этом правительство буржуазного государства становится высшим органом "государственно-капиталистического треста" - единой политико-экономической организации всех национальных предприятий¹³⁰. Как это непохоже на тот дряхлый, загнивающий монополистический капитализм, который предстаёт перед нами в ленинском очерке "Империализм, как высшая стадия капитализма"! Согласно Бухарину, консолидация национальных хозяйственных структур в государственно-капиталистические тресты означает не загнивание капиталистического строя, а его укрепление. Отсюда - тревожный вывод: современный пролетариат "встречает на своём пути постоянно растущую силу сомкнутых рядов буржуазии"¹³¹.

Однако даже Бухарин, лучше других представлявший, что такое государственный капитализм, не смог подняться до ясного понимания его как особой, вторичной капиталистической формации, противоположной по отношению к исходной, либеральной. Противоположность этих формаций оказывала и оказывает такое мощное дезориентирующее влияние на всех без исключения исследователей современной экономики - как марксистов, так и немарксистов, - что они нередко путают государственный капитализм, с одной стороны, с социализмом, а с другой - с олигархическим капитализмом, т.е. с последней фазой либерального капитализма, на которой группа монополистов (буржуазная олигархия) контролирует все общественные институты, в том числе государство.

Н.И. Бухарин.

Олигархическое буржуазное общество Бухарин и Ленин рассматривали как непосредственную предпосылку социалистического, хотя в действительности на основе олигархического капитализма возникает не социализм, а государственный капитализм.

Олигархическое буржуазное общество Бухарин, также как и Ленин, преподносит как непосредственную предпосылку социалистического, хотя в действительности на основе олигархического капитализма возникает не социализм, а государственный капитализм. Более того: и последний не является непосредственной предпосылкой социализма, ибо у буржуазного развития есть ещё и третья формационная ступень - глобальный капитализм. Поднявшись на эту ступень, всё мировое хозяйство будет функционировать как единая капиталистическая монополия, мировой трест.

Бухарин и Ленин считали глобальный капитализм теоретической выдумкой, умозрительной гипотезой, не имеющей опоры в реальном развитии капиталистического строя. Отрицая реальную возможность глобального капитализма, оба исходят из того, что такой строй может быть полезен только буржуазии, а пролетариату совершенно не нужен. Ложность этой посылки бросается в глаза: мировой трест устранит мировые кризисы, которые бьют по пролетариату не меньше, чем по буржуазии, следовательно, глобальный капитализм нужен всем. И не случайно теперь, когда социальные проблемы всё больше приобретают ярко выраженный, чувственно воспринимаемый глобальный характер, всё больше людей приходит к выводу о том, что преодолеть эти проблемы может только глобально организованное человечество.

Олигархическая демократия.

Дальнейшее развитие общества невозможно без движения в сторону глобального капитализма.

Поскольку социальные проблемы растут, как вал, тема глобализации общественной жизни, уже сейчас чрезвычайно актуальная, в ближайшие годы станет главной. Как бы ни сопротивлялись антиглобалисты, число глобалистов будет расти, потому что дальнейшее развитие общества невозможно без движения в сторону глобального капитализма.

"Глобализацию, - пишет шведский экономист Ю. Норберг, - часто воспринимают как угрозу, как нечто такое, что может быть хорошо для "других" и к чему "мы" вынуждены приспосабливаться. Я и сам раньше так считал, однако изменил своё мнение благодаря убедительным фактам: их изобилие свидетельствует о том, что глобализация - это уникальный шанс для всего мира"¹³².

О каких фактах идёт речь? Глобализация, подчёркивает Норберг, способствует развитию капиталистической экономики, так как освобождает общество от деспотического произвола как частных предпринимателей, так и государственно-капиталистической бюрократии: "Благодаря снижению транспортных расходов, изобретению новых, более эффективных средств связи, либерализации торговли и движения капиталов пространство нашего выбора кардинально расширилось и появилось множество новых, немыслимых ранее возможностей.

Нам уже не обязательно покупать товары у местной компании-монополиста - её иностранные конкуренты к нашим услугам. Мы не обязаны трудиться у единственного работодателя в родной деревне: можно поискать другие варианты. Прошло время, когда мы довольствовались культурными достижениями только собственной страны, - перед нами открыта вся сокровищница мировой культуры. Мы больше не обречены всю жизнь провести в том месте, где родились: теперь можно свободно путешествовать по миру и переезжать туда, куда захотим"¹³³.

Кризис государственного капитализма.

В грядущем неолиберальном мире шведский экономист усматривает одни лишь плюсы, отсюда - его безудержное славословие по адресу новой, третьей по счёту капиталистической формации. То, что она несёт с собой беспрецедентное усиление эксплуатации, что свободный работник глобального мира, дабы оставаться свободным, будет вынужден выступать в роли универсальной рабочей силы, т.е. такой силы, которая самостоятельно и без всякой оплаты способна настраиваться на любую работу, необходимую глобальному рынку, - этого Норберг, сладкоголосый трубадур глобализации, не видит. Но плюсы он подметил верно, они действительно есть, и потому глобальный капитализм придёт, если, конечно, до этого момента человечество не погубит себя в мировых войнах.

Реклама глобального капитализма:
мир блестящих перспектив.