ГОЛОСА ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

Кто для меня Высоцкий? Прежде всего - поэт, писавший о войне.

Владимир Высоцкий

Кто для меня Высоцкий? Прежде всего - поэт, писавший о войне - о той великой и страшной войне, которая, разорвав историю нашей страны на до и после, оставила в сердцах нескольких поколений советских людей столь глубокий след, что в наших разговорах и сейчас не нужно пояснять, о чем идет речь, когда мы просто и коротко говорим: "война".

Представляя Высоцкого поэтом, а не актёром или кем-то ещё, я вряд ли показался очень уж странным: с течением времени всё отчётливей видно, что Владимир Семёнович наиболее полно и ярко раскрылся именно в своих стихах. Однако тема войны далеко не единственная в них. Да, военная лирика Высоцкого - целый пласт, но есть и другие пласты его поэзии, не менее, а то и более мощные, если судить по количеству текстов.

Почему же поэт Владимир Высоцкий, несмотря на поразительное разнообразие сюжетов его произведений, неизменно предстает в моём сознании в ореоле своей военной лирики и никак иначе?

С военной лирикой Высоцкого я познакомился в конце семидесятых благодаря миньону фирмы "Мелодия".

Может, всё дело в пластинке, которая в конце семидесятых годов приобщила меня к его поэзии? Мне повезло: у моего друга нашёлся миньон фирмы "Мелодия", маленький виниловый диск 1972 года выпуска с четырьмя песнями Высоцкого. Все они были о войне. Мне не просто повезло - повезло крупно: при жизни Владимира Высоцкого вышло всего-навсего пять таких миньонов, причем ограниченным тиражом, и самый удачный набор песен именно на диске 1972 года. Все песни этого диска произвели на меня очень сильное впечатление, но особенно мощно подействовала та, которую я и сейчас считаю шедевром военной лирики, - "Он не вернулся из боя". Я слушал ее снова и снова, я быстро выучил её наизусть, и с тех пор она стала частицей моей души.

Тут важно отметить, что о личности Высоцкого до знакомства с его военными песнями я судил весьма негативно, и ничего удивительного в этом нет. Сейчас-то о нём принято говорить если не восторженно, то, как минимум, уважительно, а тогда, в конце семидесятых, картина была совершенно иной. Власть считала Высоцкого неблагонадёжным, жёстко приглядывала за ним, его заслуги не получали официального признания, и потому средства массовой информации дружно замалчивали его имя и его творчество.

А как же магнитные записи? Да, они гуляли по стране - любительские записи-перезаписи, часто настолько плохие, что, даже вслушиваясь, не разберёшь слова. Но и в таком виде песни Высоцкого звучали не для меня, потому что в моём тогдашнем быту магнитофонов не было. Вообще с этой техникой дело в нашей стране обстояло чрезвычайно худо: за границей её не закупали, а своей производили так мало, что она вплоть до развала Советского Союза не выходила из категории дефицита. Впрочем, массы не очень-то гонялись за ней, ибо прекрасно знали про отвратительное качество и самих магнитофонов, и магнитных лент, и советского сервиса. В результате большинство населения магнитофонов не имело. Я и мои друзья принадлежали к этому большинству.

Воспитанный на произведениях официально признанных деятелей культуры, я смотрел на Владимира Высоцкого предвзято пренебрежительно. Но его военная лирика круто изменила моё отношение к нему и к его песням.

Военная лирика Высоцкого

Итак, воспитанный на произведениях официально признанных деятелей культуры, искренне считавший, что только их узаконенное властью творчество достойно серьёзного внимания, я смотрел на Владимира Высоцкого предвзято пренебрежительно. Но его военная лирика круто изменила моё отношение к нему и к его песням. Слушая полный глубинной, жизненной энергии голос, сдержанно, но с огромным эмоциональным напряжением певший о войне, я испытывал новое, неизвестное мне чувство - чувство пронзительной правды, хотя, казалось бы, почвы для него не было.

О войне писали многие и много. В том числе поэты. Я любил эту тему, и знал множество военных песен. Далеко не все они высочайшего, классического уровня, но есть и такие. Например, песня "Тёмная ночь", которую удивительно проникновенно исполнял Марк Бернес. И всё же тексты с военного миньона Высоцкого прозвучали для меня как откровение. В чём причина?

Первое, что приходит на ум в качестве ответа, - отличное знание поэтом предмета, которому посвящены его стихи. Да, Высоцкий знал о войне очень много. Родившись в 1938 году, он испытал её на себе. Но сам Володя Высоцкий не воевал. Откуда же взялось у него прекрасное знание фронтовой жизни? Безусловно, огромную роль сыграли рассказы отца, прошедшего всю войну, от начала до конца, а также других фронтовиков, часто бывавших в доме Высоцких. Володя жадно слушал эти рассказы, но одно дело - чужой опыт, пусть даже отцовский, а другое - собственный. Кроме того, воспоминания участников войны могли быть удачными и не очень, и, конечно же, нередко они напоминали грубую окрошку, в которой нелепо перемешались главное и случайное, высокое и низкое. Этот сырой материал требовал существенной литературной обработки, и мог ли Владимир Высоцкий, не имевший никакого боевого опыта, выполнить её, ни на йоту не отступив от правды фронтовой жизни?

В большинстве военных песен Высоцкого говорят сами участники войны, причём нередко поэт создаёт нечто вроде телепатического моста через время и пространство.

А он выполнил, да ещё так дерзко, что в большинстве его военных песен говорят сами участники войны. Нередко Высоцкий создаёт нечто вроде телепатического моста через время и пространство: человек воюет, ведёт смертельный бой, а мы, чудесным образом войдя в его сознание, читаем его беспокойные мысли, возникающие тут же, в нашем присутствии. Не этот ли приём поэтического творчества создаёт ощущение пронзительной правды?

Безусловно, рассказ от другого лица, да ещё и поданный не как рассказ, а как непосредственное осмысление текущих событий, - приём, который может производить чрезвычайно сильное впечатление. Правда, он не новый и не такой уж редкий в мире поэзии, но до Высоцкого ни один поэт не делал его главным, основным, принципиальным, визитной карточкой всего творчества, и не случайно: ведь при своей исключительной эффективности этот приём исключительно опасен, ибо малейшая фальшь, допущенная при его применении, обращает его против автора поэтического текста. А Высоцкий рискнул. Рискнул - и выиграл.

Поэзия Высоцкого предстаёт перед нами как бурлящее поле ручьёв-переживаний, потоков сознания очень разных личностей. Эта искусственно созданная полифония в то же время - живая реальность.

Ополченцы

Его поэзия предстаёт перед нами как бурлящее поле ручьёв-переживаний, потоков сознания очень разных личностей - светлых и тёмных, скромных и самоуверенных, культурных и совершенно неотёсанных. Иногда по воле Высоцкого мы становимся свидетелями переживаний самого поэта, но ручьи его мыслей бегут в его поэтическом мире наравне с другими, чужими ручьями, в общем течении пёстрой, многообразной жизни, бурлящей не где-то и когда-то, а здесь и сейчас. Эта искусственно созданная полифония в то же время - живая реальность.

Особенная ответственность лежит перед поэтом при изображении участников войны. Высоцкий и здесь не отказался от характерной для его поэзии полифонии. Конечно, не всё получилось у него на высшем художественном уровне, ибо никто, даже гений, не может избежать ошибок, но в целом голоса военной лирики Высоцкого настолько достоверны, убедительны, что каких бы то ни было сомнений в их принадлежности не выдуманным, а реальным людям, живущим или жившим на войне, у нас не возникает.

Вот, например, два молодых бойца - один из песни "О госпитале", другой - из песни "О моём старшине". Оба они москвичи, оба размышляют о своей жизни, но перепутать их нельзя, поскольку первый из них - простодушный рабочий паренёк, а второй - рефлектирующий интеллигент. Об этой огромной разнице в их отношении к миру прямо ничего не сказано, но мы ясно чувствуем эту разницу по характеру переживаний того и другого, по свойственной каждому из них манере выражаться.

Вот голос простого рабочего парня:

Жил я с матерью и батей
На Арбате - здесь бы так! -
А теперь я в медсанбате -
На кровати, весь в бинтах.

А вот голос юноши-интеллигента с легко ранимой, тонкой психикой:

Я помню райвоенкомат:
"В десант не годен - так-то, брат, -
Таким, как ты, - там невпротык…" И дальше - смех:
Мол, из тебя какой солдат?
Тебя - хоть сразу в медсанбат!
А из меня - такой солдат, как изо всех.

Высоцкий не пишет: этот - работяга, а тот - ярко выраженный интеллигент, не заставляет своих героев озвучивать соответствующие анкетные данные, поэт просто предоставляет им возможность свободно высказать свои переживания, как если бы они были реальными - из плоти и крови - людьми.

Простота, с которой Высоцкий относится к своим героям, обманчива, за ней - огромное напряжение художественного поиска.

Советский лётчик

Простота, с которой Высоцкий относится к своим героям, обманчива, за ней, как показывает анализ, - огромное напряжение художественного поиска. Яркий пример - "Песня лётчика". Нам кажется, что очевидцами воздушного боя - страстного и скоротечного - мы стали благодаря рассказу реального лётчика-истребителя. На самом же деле, он - лирический герой.

Чтобы показать присущий этому герою боевой азарт, поэт искусно ввёл в произведение картёжный сленг:

Их восемь - нас двое, расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть.
Серёжа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.

Скоротечность воздушного боя Высоцкий передаёт посредством резкой смены картин:

Я - "Первый", я - "Первый", - они под тобою,
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя, уйди в облака - я прикрою!
В бою не бывает чудес.

Сергей, ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надёжность строп!
Нет, поздно - и мне вышел "мессер" навстречу, -
Прощай, я приму его в лоб.

Всё выглядит очень натурально, чувственно, и вдруг, когда остались считанные мгновенья до смерти лирического героя, в его рассказе происходит перелом: нараставший с каждой строчкой накал страстей начинает спадать, речь, становясь всё более неспешной, заходит о душах, об архангеле, о Боге… Но это же не натурально! Отход от чувственного изображения событий был огромным художественным риском, наша вера в реальность рассказчика должна была, как минимум, пошатнуться, но Высоцкий рискнул - и не ошибся: в результате мы получили возможность увидеть за чувственной бесшабашностью лётчика-истребителя высочайшую силу духа.

Высоцкий умел говорить и от имени наших врагов - немецких фашистов, жестоких, беспощадных головорезов.

Вот они - бравые фашистские вояки

Высоцкий умел говорить и от имени наших врагов - немецких фашистов, жестоких, беспощадных головорезов. В песне "Солдаты группы "Центр"" и они получили право свободно высказаться о себе:

Солдат всегда здоров,
Солдат на всё готов, -
И пыль, как из ковров,
Мы выбиваем из дорог.

И не остановиться,
И не сменить ноги, -
Сияют наши лица,
Сверкают сапоги.

Чтобы мы поверили в них как в живых, реальных людей, поэт не должен был превратить их речь, с одной стороны, в карикатуру, с другой - в плакат, восхваляющий фашизм. Снова огромный творческий риск и снова победа: немецкие солдаты, шагая перед нами так же бодро и стройно, как, позируя для кинохроники, охотно делали это в начале войны, предстали как страшная, грозная и в то же время жалкая в своей фанатичной бездумности сила:

На "первый-второй" рассчитайсь!
Первый-второй…
Первый, шаг вперёд! - и в рай.
Первый-второй…
А каждый второй - тоже герой, -
В рай попадёт вслед за тобой.
Первый-второй,
Первый-второй,
Первый-второй…

Самый яркий пример искусного перевоплощения Высоцкого - "Песня самолёта-истребителя". Здесь в качестве лирического героя выступает … самолёт, истребитель "Як".

Я - "Як", истребитель...

А вот ещё один, самый яркий пример искусного перевоплощения Высоцкого - "Песня самолёта-истребителя". Здесь в качестве лирического героя выступает … самолёт, истребитель "Як":

Я - "Як", истребитель, мотор мой звенит.
Небо - моя обитель.
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он - истребитель.

Ну, уж тут-то, казалось бы, сразу должно возникнуть резкое неприятие рассказа со стороны тех, кто жаждет правды и только правды о войне: говорящий самолёт - это же явная фальшивка! Но странное дело: слушая этого невероятного рассказчика, мы всё меньше и меньше воспринимаем его как вымысел, и, прослушав его импровизированный монолог до конца, приходим к ощущению пронзительной, абсолютной достоверности всего, что было сказано.

Какой была та великая война, каким нечеловеческим напряжением духа далась победа над фашизмом - вот это и показал Владимир Высоцкий с пронзительной силой правды.

В чём тут дело? Ответ пришёл ко мне далеко не сразу, прошло несколько лет после первого знакомства с военной лирикой Высоцкого, прежде чем я увидел, что секрет её удивительной достоверности не в натурализме, не в старательном выписывании чувственно воспринимаемых деталей быта, подробностей, мелочей военных лет, а в том, что через все эти детали, через все чувственные образы, - даже такие недостоверные, как говорящий, живой самолёт, - чётко просвечивает главное и абсолютно достоверное: те трагические проблемы, которые вставали перед людьми военного времени, требуя своего преодоления. И люди преодолели их, они победили в той великой и страшной войне. Как это было, каким нечеловеческим напряжением духа далась победа над фашизмом - вот это и показал Владимир Высоцкий с пронзительной силой правды.