Современное общество охвачено беспрецедентным кризисом, для преодоления которого наука предлагает множество методов, но они малоэффективны в силу их противоречивости.

Введение

Современное общество охвачено беспрецедентным кризисом, который уже сейчас проявляет себя необычайно жестко и разносторонне (крайняя поляризация человечества по доходам, кризис демократии, терроризм, загрязнение окружающей среды, растущая бездуховность - вот далеко не полный перечень чрезвычайно серьезных проблем планетарного масштаба), а в будущем обещает быть еще более опасным и многоликим. Как выйти из глобального кризиса? Научный мир разработал массу конкретных методов борьбы с недугами нынешней цивилизации, однако эффективность этих разработок мала, ибо очень часто они противоречат друг другу.

"В обстановке любого кризиса, экономического или политического, - пишет по данной теме американский сатирик Л. Дж. Питер, - неизменно наблюдается одно и то же явление. Множество ученых специалистов предлагает множество различных спасительных рецептов.
В государственном бюджете образовалась дыра. А говорит: надо поднять налоги. Б требует: сократите налоги!
Иностранные вкладчики капитала теряют доверие к доллару. В настаивает на повышении учетных ставок. Г предлагает поощрять инфляцию.
Растет волна уличных беспорядков. По мнению Д, нужны новые программы помощи беднякам. Е призывает поддержать и защитить богатых.
В голосе иностранной державы слышны нотки угрозы. Ж заявляет: потверже с ними! З учит: надо искать согласия".¹

Если в этой сатирической зарисовке и есть доля преувеличения, то совершенно крохотная, ничтожная. Современная Россия - яркое тому подтверждение. Для примера возьмем, хотя бы, спор о "коммуналке" (ЖКХ), суть которого Н. Солопенко излагает совершенно в духе Питера: "Коммуналка сегодня серьезно больна. Этого уже, кажется, не отрицает никто. Но спецы, поставив диагноз, резко расходятся в рецептах оздоровления отрасли. Отец российской приватизации А.Б. Чубайс категоричен: "Государство должно уйти из коммуналки и пустить туда бизнес. Только частный бизнес способен навести там порядок". Заместитель руководителя Федерального агентства по строительству и ЖКХ Ю.П. Тыртышов придерживается противоположной точки зрения: "Основные фонды ЖКХ должны остаться в собственности государства. Это глубоко социальная отрасль, связанная с жизнеобеспечением населения""².

По мнению Питера, "в любом случае ни разумные, ни пустопорожние предложения не могут пойти в дело, потому что правительственная машина представляет собой переплетение множества иерархий, каждая из которых насквозь пропитана некомпетентностью"³. Здесь американский сатирик явно перегибает палку. Однако, отвергая горькое чувство безысходности, которым, несмотря на юмористический тон, пропитаны социологические размышления Питера, следует признать, что для этого чувства есть определенная почва - и теоретическая, и практическая.

Отец российской приватизации
А.Б. Чубайс, известный в народе
как "Рыжий"

Теоретической почвой современного социального пессимизма служит крайне неудовлетворительное состояние науки, а практической почвой - дефицит творческого отношения к глобальным проблемам.

Теоретической почвой социального пессимизма служит крайне неудовлетворительное состояние науки: представляя собой пеструю массу автономных дисциплин, она не справляется с задачей системного исследования современного общества, его прошлого, настоящего и будущего. Что касается практики, то здесь в основе пессимистических настроений лежит острейший дефицит творческого отношения к глобальным социальным проблемам. Между тем последние в силу их нестандартности и стремительно растущей сложности не могут быть решены иначе, как творчески. Вот почему вопрос о создании эффективной методологии творчества чрезвычайно актуален, и его актуальность растет с каждым годом⁴.

Особенно важно исследовать особенности изобретательской деятельности, т.е. творческого процесса в технической сфере. "В чем и как проявляется диалектическая природа этого процесса - вот один из основных вопросов научно-технического прогресса", - отмечает А.Ф. Эсаулов⁵.

Казалось бы, этот методологический вопрос не должен вызывать серьезного беспокойства, ибо его решением уже десятки лет занимается целая армия высококвалифицированных специалистов. Результаты их исследований изложены в массе солидных книг, составляющих внушительный сектор эвристики в рамках современной научной литературы. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что подавляющее большинство этих книг посвящено не методологии творчества, а методологии организации творчества, т. е. не вопросу "Как стать творцом?", а второстепенным вопросам "Как помочь творцу?" и "Что нужно творцу, чтобы творить?"

Типичный современный учёный:
"Чего изволите?"

Для литературы по проблеме искусственного интеллекта характерна подмена вопроса "Как стать творцом?" вопросами "Как помочь творцу?" и "Что нужно творцу, чтобы творить?"

Для литературы по проблеме искусственного интеллекта подмена первого вопроса вторым и третьим характерна. Авторы книг на эту тему, подчеркивая, что основным предметом их научного интереса является творчество, называют то, над чем они работают, теориями эвристических решений, распознавания образов, выдвижения гипотез и т. п.⁶, а на деле заняты разработкой методов компьютерной обработки информации и описанием конкретных программ для электронно-вычислительной техники.

Яркий пример - книга Д. Мичи и Р. Джонстона "Компьютер - творец". Начав с констатации того тревожного факта, что научно-технический прогресс вызвал лавину не возникавших ранее глобальных проблем и тем самым поставил мир на грань катастрофы, Мичи и Джонстон связали спасение человечества не с разумом людей, а с интеллектом создаваемых ими машин: "Могут ли неодушевленные творения техники найти ответы на вопросы, которые она сама же и поставила, и еще на мириады других, приводящих в отчаяние род человеческий? Способны ли сами машины прийти к решениям, которые ускользают от человеческого разума? В нашей книге мы хотели доказать, что в принципе это возможно и, более того, в будущем это обязательно должно случиться.
Подобное утверждение - не просто плод мечтаний оптимиста-технократа. Оно основывается на открытиях, которые день за днем совершаются в различных лабораториях мира, наиболее плодотворно работающих в области вычислительной техники. Длительное время ошибочно считалось, что на выходе компьютера можно получить лишь то, что заложено в него на входе. … Теперь, однако, неопровержимо доказано, что от компьютеров можно получить нечто совершенно новое, а именно знания. Эти знания в свою очередь могут принимать форму оригинальных идей, стратегий и решения реальных проблем"⁷.

Глубокая убежденность авторов в креативных способностях ЭВМ базируется на их хорошем знании компьютерной техники и плохом знании философии, физиологии, психологии и социологии. "Нам далеко не ясно, что такое творчество…" - признаются Мичи и Джонстон в своей некомпетентности, с точки зрения научного изучения креативности⁸. Впрочем, это признание не помешало им тут же заявить о себе как о знатоках, с этой же самой точки зрения: "В значительной мере творчество заключается в том, чтобы увидеть связи там, где их раньше никто не замечал", а потом, опираясь на данное определение, приписать творческие качества транзисторной схеме: "Даже транзисторная схема, реализующая наиболее интересные из современных методов распознавания образов, занята поиском связей, так как именно к этому сводится поиск свойств и признаков, общих для всех образов, на которых осуществлялось обучение, и для того образа, который схеме нужно распознать"⁹.

В том же духе Мичи и Джонстон рассуждают о процессе познания. "Знание - это способность давать правильные ответы на поставленные вопросы", - отмечают авторы книги "Компьютер - творец" и утверждают, будто бы "ныне уже не вызывает сомнений, что компьютеры могут отвечать на вопросы, а следовательно, они могут обладать знаниями"¹⁰. Но это еще не всё: "Гораздо менее известно то, что компьютеры могут не только владеть знаниями, но и создавать их"¹¹.

Книга Д. Мичи и Р. Джонстона
"Компьютер - творец"

Говорить, что компьютер мыслит, творит, обучается, владеет знаниями и т. п. можно лишь в переносном смысле, на языке образов, свойственном поэзии, а не науке.

Поразительно, но факт: специалисты-компьютерщики, считая своим научным долгом чрезвычайно строго и сухо, даже занудно излагать содержание своих теорий обработки информации, с той же степенью чрезвычайности пренебрегают требованиями других наук, высказываясь, например, на психологические темы с потрясающей расхлябанностью и легкомысленностью. В самом деле: говорить, что компьютер мыслит, творит, обучается, владеет знаниями и т. п. можно лишь в переносном смысле, на языке образов, свойственном поэзии, а вовсе не науке.

Эта легкомысленность имеет место не только на Западе, хотя впервые она проявилась именно там. Вслед за западными коллегами и отечественные специалисты-компьютерщики не заботятся о научной взвешенности своих высказываний за пределами обсуждения проблем электронной обработки информации. Например, Е.А. Александров, неоднократно используя в исследовании естественного и искусственного интеллектов психологическое понятие "восприятие", забыл определить последнее в основном тексте своей книги и вынужден был устранить этот пробел в сноске: "Здесь и далее под восприятием или, точнее, чувственным восприятием понимается широкий класс возбуждений, получаемый из среды"¹².

При таком определении к чувственному восприятию легко отнести, к примеру, возбуждение тока в электрическом контуре при подключении источника питания. Было бы желание, а у компьютерщиков оно, как правило, есть. Между тем в психологии восприятие - это "субъективный образ предмета, явления или процесса, непосредственно воздействующего на анализатор"¹³. Таким образом, психологи предлагают понимать под восприятием гораздо менее широкий класс возбуждений, чем тот, который фигурирует у Александрова и других разработчиков компьютерной "теории эвристических решений".

Специалист-компьюторщик
нередко готов брататься
с компьютерной системой,
как с человеком

"…Метод эвристического программирования, - пишет на эту тему А.С. Митрофанов, - копирует лишь форму разумной дискурсивности человеческого мышления, так как чрезвычайно упрощенно представляет психологические и логические особенности мышления вообще, научного и художественного творчества в частности. И этому не стоит удивляться, так как работы по эвристическому программированию осуществлялись вне имевшихся теорий творческой деятельности, созданных философами, психологами, искусствоведами и эстетиками. Начав с упрощенного понимания природы мышления вообще, кибернетики тем более упрощали его высшие уровни, связанные с интуицией, целеполагающей способностью, направляющей и реализующей поиск нового в науке и искусстве"¹⁴.

Эвристическим поиском разработчики программ электронной обработки информации называют тот, который обходится без полного перебора возможных вариантов¹⁵. Стало быть, на компьютерном языке любая машина, в которую вложена программа сокращенного выбора, работает эвристически, т.е. творит. Ясно, что такое крайне упрощенное понимание творческого процесса качественно отличается от общепринятого.

Книга А.С. Митрофанова
"Кибернетика и художественное
творчество"

По мнению автора данной монографии, творчество - это целенаправленное созидание нового, на которое способен только человек.

Последнее нашло свое отражение в философском словаре, где творчество трактуется как "деятельность, порождающая нечто качественно новое, никогда ранее не бывшее"¹⁶. Следовательно, творить могут только люди, ибо, строго говоря, только они могут быть деятелями, субъектами, т.е. теми, кто самостоятельно осуществляет какие-либо дела¹⁷. Именно такое понимание творчества положено в основу данного научного исследования. Правда, с небольшим уточнением: по мнению автора монографиии, творческим можно считать лишь целенаправленное созидание нового, поскольку того, кто случайно преобразует окружающий мир, вряд ли стоит называть творцом¹⁸.

Понимание творчества как целенаправленной инновационной деятельности очень ярко и убедительно обосновала В.И. Самохвалова: "Только человек из всех живущих на Земле может в собственном смысле слова творить, т.е. создавать, строить, повинуясь не инстинкту, но в соответствии с осознаваемым замыслом или целью, и развивать эту способность не только "из потребности", но и "из возможности". В целом правомерно утверждать, что человеку удалось стать собственно человеком именно благодаря наличию широко понимаемой способности к творчеству и обусловленной ею возможностью создать свой собственный мир, "вторую природу", которая, будучи построена им самим, сообщила человеку определенную независимость от первой, породившей и по-прежнему окружающей его природы"¹⁹.

Спору нет: условия, благоприятствующие творческой деятельности, изучать необходимо. Одним из таких условий является наличие электронных программ обработки массивов информации, ибо эти программы существенно расширяют возможности современного творца, освобождая его от решения стандартных, не требующих творчества задач.

Cоздатели компьютерных программ не изучают сущность творчества и потому не способны дать научный ответ на самый актуальный вопрос современности "Как стать творцом?". Что касается данной монографии, то в центре внимания её автора именно этот вопрос.

Но создатели компьютерных программ не изучают сущность творчества, не выясняют, какие условия существенны для творческого процесса, а какие нет. Вот почему они не способны дать строго научный ответ на самый актуальный вопрос современности "Как стать творцом?" и предложить такую методологию творчества, которая позволит обуздать растущую лавину глобальных проблем цивилизации.

Именно этой методологии, а не методологии создания благоприятных условий для творческой деятельности посвящено данное научное исследование. Говоря точнее, его объектом являются методологические аспекты теории решения изобретательских задач (ТРИЗ), а предметом - достоинства и недостатки тризовской методологии, с точки зрения развития творческих качеств личности.

Отвечая на вопрос "Как стать творцом?", автор монографии идёт по стопам Г.С. Альтшуллера.

То, что именно ТРИЗ оказалась в центре внимания автора монографии, не случайно. Создатель этой теории Г.С. Альтшуллер гордо заявлял, что с помощью ее главного инструмента - алгоритма решения изобретательских задач (АРИЗ) - любой желающий (была бы голова на плечах!) может стать творцом высокого уровня. Это заявление идет вразрез с господствующим в научных кругах представлением, согласно которому творчеству обучить нельзя²⁰.

Но дело не столько в амбициозном заявлении Альтшуллера, сколько в том, что он и его ученики своей многолетней практической деятельностью доказали способность ТРИЗ развивать творческие качества личности. С помощью этой теории сделаны тысячи изобретений, подтвержденных патентами. Консультанты-тризовцы привлекаются к решению нестандартных проблем в крупнейших корпорациях мира ("Дженерал моторс", "Форд", "Боинг", "Кодак", "Самсунг", "LG Electronics", "Рено", "Ситроен" и др.)²¹.

Однако при всех этих несомненных успехах ТРИЗ, во-первых, не получила того широкого распространения, на которое рассчитывал ее создатель, а во-вторых, до сих пор не добилась официального признания в научных кругах. Чем объяснить успехи и неудачи ТРИЗ? Грамотный ответ на этот вопрос, требующий научной оценки креативности методологических разработок Альтшуллера, позволит лучше разобраться с главным вопросом эвристики: "Как стать творцом?"

Создатель ТРИЗ
Г.С. Альтшуллер

Цель данного исследования состоит в оценке креативных возможностей методологии ТРИЗ и определении путей её совершенствования.

Цель данного научного исследования как раз и состоит в оценке креативных возможностей методологии ТРИЗ и определении путей её совершенствования.

Для достижения указанной цели были поставлены следующие основные задачи:
1) Анализ истории возникновения тризовской методологии творчества.
2) Сравнение методологии ТРИЗ и других эвристических теорий.
3) Выявление основных достоинств и недостатков тризовской методологии.
4) Разработка рекомендаций по преодолению выявленных в методологии ТРИЗ недостатков.

В основу данного исследования положены теоретико-методологические законы диалектического материализма.

В основу данного исследования положены теоретико-методологические законы диалектического материализма, важнейшим из которых является принцип единства исторического и логического. В рамках этого научного подхода применялись сравнительно-исторический, типологический, системный анализ и синтез.

Определяя научную новизну монографии, следует выделить следующие ее моменты, способствующие выходу эвристики и всей современной науки на новый уровень изучения творчества:
1. Диалектико-материалистический анализ истоков методологии творчества ТРИЗ.
2. Установление места и роли тризовской методологии творчества в современной эвристике.
3. Определение основных путей усиления креативных возможностей методологии ТРИЗ.

Проведенное автором монографии исследование методологии ТРИЗ Г.С. Альтшуллера создает основу для дальнейшей разработки основных теоретико-методологических вопросов эвристики. Решая задачи, поставленные для достижения цели исследования, автор опирался как на чужие, так и на собственные научные разработки в области логики и эвристики²².

Глава 1
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ ТВОРЧЕСТВА

Рассмотрение методологии творчества, созданной в рамках теории решения изобретательских задач Г.С. Альтшуллера, чтобы оно не оказалось поверхностным и субъективным, следует начать с выяснения истоков этой методологии. В самом деле, если последняя заслуживает серьезного научного интереса, она должна иметь глубокие корни в истории исследования творчества, должна представлять собой развитие мысли, направленной на выяснение сущности креативного поведения человека. Если же такой предыстории, начало которой положено еще в древности, обнаружить не удастся, то придется предположить искусственный, надуманный характер методологических взглядов Альтшуллера и подвергнуть сомнению их научную значимость.

1.1. Исследование креативности в Древности и Средневековье: творение как божественный акт

1.1.1. Творчество в объективном идеализме Платона

Отличительной особенностью Древности и Средневековья является ярко выраженный умозрительный характер теоретической деятельности, в частности при исследовании креативности.

Отличительной особенностью Древности и Средневековья является ярко выраженный умозрительный, абстрактно-философский характер теоретической деятельности, отсутствие, как правило, тесной связи исследовательского процесса с процессом общественного производства, противопоставление умственного труда физическому как высокого, благородного низкому, подлому. Такой разрыв теории и практики предопределил односторонний подход к творчеству, который выразился в склонности философов Древности и Средневековья, во-первых, строить излишне абстрактные, крайне отвлеченные от конкретных условий социальной жизни теоретические схемы креативности, а во-вторых - изучать лишь некоторые формы творческого акта, не имеющие прямого отношения к решению производственных проблем.

При всей универсальности творения в платоновской философии творцами, согласно Платону, могут быть лишь разумные существа.

В этом плане показательной является философия Платона. Размышляя о креативности, великий греческий мыслитель придает ей космический масштаб: "Все, что вызывает переход из небытия в бытие, - творчество…"²³ Опираясь на данное определение, В.А. Яковлев подчеркивает универсальность творения в диалогах Платона²⁴. Однако последний, рассматривая креативность излишне широко, космически-универсально, справедливо связывает ее только с целесообразной, разумной деятельностью: "…То, что приписывают природе, творится божественным искусством, то же, что создается людьми, - человеческим, и, согласно этому положению, существует два рода творчества: один - человеческий, другой - божественный"²⁵.

Итак, творцами могут быть лишь те, кто разумны: Бог-Демиург и люди. Демиург творит по совершенному плану, о чем свидетельствует космос - "прекраснейшая из возникших вещей"²⁶. Столь прекрасный результат оказался достигнутым благодаря благости Бога-Демиурга: "…Пожелавши, чтобы все было хорошо и чтобы ничто по возможности не было дурно, бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка в порядок, полагая, что второе, безусловно, лучше первого"²⁷.

Платон

Подчеркивая "благой" характер творчества, Платон прав только отчасти: такой характер неизменно имеет лишь творчество высочайшего уровня, на низших уровнях творец может быть злодеем.

"Человек, с такой точки зрения, - отмечает В. Яковлев, - тоже может быть реальным творцом, если благи его помыслы и цели, к которым он стремится, благи мотивы и средства достижения целей"²⁸. Подчеркивая "благой" характер творчества, Платон прав только отчасти: такой характер неизменно имеет лишь творчество высочайшего, гениального уровня, на низших уровнях творец может быть злодеем²⁹. Перегибом следует признать и объяснение творческих исканий любого человека стремлением приобщиться к "божественному" - бесконечному, совершенному и абсолютно неизменному - миру идей, который жестко противостоит материальному - конечному, несовершенному и изменчивому - миру как подлинное бытие мнимому, кажущемуся.

"Почему … ставятся человеку в упрек занятия ремеслами и ручным трудом? - рассуждает платоновский Сократ. - Не потому ли, что, когда у человека лучшая его часть ослаблена, так что ему не под силу справиться с теми тварями, которые находятся у него внутри, он способен лишь угождать им? Как их ублажать - вот единственное, в чем он знает толк"³⁰. И далее - вывод: работнику физического труда "надлежит быть рабом лучшего человека, в котором господствующее начало - божественное"³¹. Этот "лучший человек" - философ, работник умственного труда - "не останавливается на множестве вещей, лишь кажущихся существующими, но непрестанно идет вперед, и страсть его не утихает до тех пор, пока он не коснется самого существа каждой вещи тем в своей душе, чему подобает касаться таких вещей, а подобает это родственному им началу. Сблизившись посредством него и соединившись с подлинным бытием, породив ум и истину, он будет и познавать, и по истине жить, и питаться…"³²

Человеческий акт творчества предстает в платоновских сочинениях как эротический, как проявление особого рода страсти. "Главным … мотивом творческой деятельности является извечное стремление человека к бессмертию и вместе с тем понимание ограниченности своей земной жизни. Основным механизмом реализации творческого потенциала постулируется любовь как исходный принцип рождения всего нового"³³. Беременные телесно, пишет Платон, надеются "деторождением приобрести бессмертие и счастье и оставить о себе память на вечные времена. Беременные же духовно … беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать. А что ей подобает вынашивать? Разумение и прочие добродетели"³⁴.

Это прекрасный поэтический образ, но для научного объяснения особенностей творческого акта он не подходит. Более того: с точки зрения науки, всякое объяснение творчества в рамках идеалистической схемы мироздания, нарисованной Платоном, не может считаться удовлетворительным. Характерное для этой схемы жесткое противопоставление идеального и материального миров заставляет философа-платониста описывать их взаимодействие, в частности акт общественного творчества, не иначе, как мистически, т. е. ненаучно, принципиально недоказуемо.

Отношение Платона к творчеству противоречиво: восхваляя творчество, он считает, что ценностью является не оно, а лишь его конечный результат. При этом человек, строго говоря, не творец, а всего лишь мим.

Отношение Платона к творчеству противоречиво. С одной стороны, он превозносит его за то, что оно приобщает к миру идей. С другой же стороны, оказывается, что подлинной ценностью обладает не само творчество и даже не его промежуточные достижения, а лишь его конечный результат, каковым, по мнению Платона, является созерцание идеального мира: "Кто, наставляемый на пути любви, будет в правильном порядке созерцать прекрасное, тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечто удивительно прекрасное по природе, то самое, … ради чего и были предприняты все предшествующие труды…"³⁵

С точки зрения Платона, человек всего лишь мим, более или менее успешно подражающий космическим порядкам, но сам ничего не создающий. По существу, любая его деятельность не является творчеством, т. е. самостоятельным порождением нового. Представляя собой крохотную частицу мира, человек полностью определяется этим миром и зависит от него во всех своих проявлениях.

Мимическая позиция по отношению к человеческому творчеству, согласно которой люди не способны создавать что-либо принципиально новое, а лишь пытаются воспроизвести то, что уже есть в идеальном мире, коренным образом отличает антропологические взгляды Платона от соответствующих взглядов его учителя - Сократа. В знаменитой фразе "Я знаю, что ничего не знаю" последний превосходно выразил свою уверенность в невозможности абсолютного знания о чем бы то ни было, хотя бы просто о существовании идеального мира, заявил о своем убеждении в необходимости бесконечно познавать любой предмет.

Б.Т. Григорьян справедливо обращает внимание на то, что "Сократ не находит цель познания в готовом виде"³⁶. А вот у самого известного из его учеников такая цель, представляющая собой грандиозную пирамиду вечных идей, возникает: "Живая человеческая душа Сократа с ее устремленностью к лучшему и высшему у Платона лишается ее жизненных истоков, творческих порывов, становится безличным выражением предданных абсолютных начал"³⁷.

Сократ

Платоновский идеальный человек жестко противостоит реальному.

Платоновский идеальный человек жестко противостоит реальному. Последнего философ рассматривал как жалкую копию идеи, как материал для социальных опытов по воплощению идеалов, а потому описывал подчеркнуто пренебрежительно. В своем позднем сочинении "Законы" Платон неоднократно называет людей "куклами богов"³⁸. Однажды на одной из лекций он высказался на эту тему еще жестче и пессимистичнее: "Человек есть животное о двух ногах, лишенное перьев". Когда Диоген Синопский показал, что под это определение подпадает даже ощипанный петух, автор дефиниции отреагировал хладнокровно, ограничившись коротким дополнением к ней: "И с широкими ногтями"³⁹.

Как видим, в данном определении фигурируют лишь внешние признаки, и этот нарочито поверхностный его характер не является случайным: согласно Платону, реальный человек - временное воплощение идеи, внешнее ее тело, не представляющее особого интереса. Пристального внимания заслуживает разве что заключенная в теле душа, да и то только в той мере, в какой она поддерживает связь с миром идей, стараясь подражать им. Расколу мира на идеальный и реальный соответствует здесь резкое раздвоение человека на душу и тело, внутреннее и внешнее, высшее и низшее. Этот психофизический дуализм позднее превратился в основополагающую идею всех без исключения христианских трактовок человека и его места в мире - трактовок, пережитки которых не преодолены до сих пор.

Сократовский человек - творец, платоновский - всего лишь подражатель.

Итак, сократовский человек - творец, демиург, платоновский - всего лишь подражатель, мим. Почему же так резко разошлись философские взгляды учителя и ученика по проблеме творчества?

Оба, как и многие другие древние философы, исходят из того, что все люди, испытывая потребность в удовольствии, так или иначе стремятся к благу. Добывая его, утверждает Сократ, они делают добро и обретают истину⁴⁰. Труд мыслителя при этом отличается от труда ремесленника, врачевателя или воина только своим продуктом: у первого добываемое благо носит идеальный, у второго - материальный характер. Сократ, по-видимому, не проводил резкой границы между умственным и физическим трудом, не ставил представителей того и другого на разные общественные ступени. О ярко выраженной демократичности его антропологической позиции говорит сравнение им своего диалектического искусства с повивальным.

Вообще, учитель стоял гораздо ближе к демосу, чем его высокомерный ученик, привыкший к аристократической среде. В поисках истины Сократ не гнушался вступать в диалог с любым членом полиса, причем никогда не навязывал собеседнику какое-то готовое мнение. Подобно простому ремесленнику-демиургу, способному создавать блага в процессе самой деятельности, без предварительного выдвижения идей, этот народный мудрец формировал общий взгляд на ту или иную проблему в процессе самого ее обсуждения.

По-другому подходит к делу Платон. Он обращает внимание на то, что обсуждаемая в разговоре идея присутствует в нем - пусть и в смутном, туманном виде - с самого начала. Значит, она не создается собеседниками, а лишь уточняется ими, извне направляя течение разговора в нужное русло. В физическом труде мы наблюдаем то же самое. Ремесленник только в том случае может рассматриваться как подлинный творец-демиург, если сам создает благо. Но, руководствуясь идеей блага, он не создает его, а лишь пытается воспроизвести идеальный образец, т. е. подражает идеалу. Если же у ремесленника нет хотя бы смутной идеи блага, то, согласно Платону, создать его он может лишь случайно, а значит, опять же не может считаться подлинным демиургом.

Согласно Сократу, человек стремится к удовольствию, согласно Платону - не просто к удовольствию, а к счастью.

Как утверждал Сократ, люди неизменно стремятся к удовольствию, испытывая его только тогда, когда удалось получить какое-то благо. Обретя благо в полной мере, человек достигает счастья. При этом выходит, что к счастью толкает потребность в удовольствии. Она свойственна любой человеческой душе, а откуда возникает в ней, Сократ докапываться не стал - видимо, не посчитал нужным. Этим важным антропологическим вопросом живо заинтересовался Платон. Человеку, подчеркивает он, требуется не просто удовольствие, а высшее удовольствие - счастье, для достижения которого необходимо высшее, идеальное благо. Таким образом, потребность в счастье - это потребность души приобщиться к внешнему для нее миру идеалов.

1.1.2. Аристотель: деятельностный подход к изучению креативности

Платонизм уводит философию от конкретного бытия людей к абстрактному бытию идеальных форм, и, чтобы вернуть её на землю, Аристотель разработал новое, деятельностное определение счастья.

Платонизм уводит философию от живого, конкретного бытия людей к бесплотному, абстрактному бытию идеальных форм, и, чтобы вернуть ее на землю, великий систематизатор древнего знания Аристотель Стагирит берется за выработку нового, оригинального подхода к определению счастья. "Может быть, это получится, - размышляет он, - если принять во внимание назначение человека, ибо, подобно тому как у флейтиста, ваятеля и всякого мастера да и вообще [у тех], у кого есть определенное назначение и занятие, собственно благо и совершенство заключены в их деле, точно так, по-видимому, и у человека [вообще], если только для него существует [определенное] назначение. Но возможно ли, чтобы у плотника и башмачника было определенное назначение и занятие, а у человека не было бы никакого, и чтобы он по природе был бездельник?"⁴¹

Данный перевод фрагмента из "Никомаховой этики" имеет существенный изъян: аристотелевский термин "ergon" подается здесь то как "назначение", то как "дело", причём чаще - как "назначение". Такой ничем не оправданный разнобой затемняет рассуждение Стагирита, мистифицирует его мысль, и, чтобы правильно понять ее, "ergon" везде следует читать как "дело". Именно это значение является основным. Заглянув, к примеру, в греческо-русский словарь А. Вейсмана⁴², каждый может убедиться, что так оно и есть. "Назначение" же вообще не приводится Вейсманом в качестве одного из возможных заменителей слова "ergon".

Спор Платона и Аристотеля

Опираясь на понятие дела, Аристотель определяет счастье как идеальное осуществление каких-либо дел.

Опираясь на понятие дела, Аристотель определяет счастье как "деятельность души в полноте добродетели"⁴³, т.е. как осуществление наилучшим образом каких-либо дел. Такая деятельность свойственна добропорядочным людям, жизнь которых "ничуть не нуждается в удовольствии, словно в каком-то приукрашивании, но содержит удовольствие в самой себе. К сказанному надо добавить: не является добродетельным тот, кто не радуется прекрасным поступкам, ибо и правосудным никто не назвал бы человека, который не радуется правому, а щедрым - того, кто не радуется щедрым поступкам, подобным образом - и в других случаях. А если так, то поступки, сообразные добродетели, будут доставлять удовольствие сами по себе"⁴⁴.

"Далее, - продолжает рассуждать о счастье великий античный философ, - всякая добродетель и возникает и уничтожается... Играя на кифаре, становятся и добрыми и худыми кифаристами, и соответственно - [добрыми и худыми] зодчими и всеми другими мастерами, ибо, хорошо строя дома, станут добрыми зодчими, а строя худо - худыми. Будь это не так, не было бы нужды в обучении, а все так бы и рождались добрыми или худыми [мастерами].
Так обстоит дело и с добродетелями, ведь, совершая поступки при взаимном обмене между людьми, одни из нас становятся людьми правосудными, а другие неправосудными; совершая же поступки среди опасностей и приучаясь к страху или к отваге, одни становятся мужественными, а другие - трусливыми... Так что вовсе не мало, а очень много, пожалуй даже все, зависит от того, к чему именно приучаться с самого детства"⁴⁵.

Положив в основу своего определения счастья понятие дела, Аристотель открыл новые горизонты в исследовании человека.

Взятые из "Никомаховой этики" цитаты красноречиво свидетельствуют об оригинальности социальных взглядов Аристотеля по сравнению с соответствующими взглядами Сократа и Платона, об оригинальности, позволившей не только сгладить враждебную противоположность демиургизма и мимизма, но и открыть новые горизонты в области изучения человека и социума. Оригинальность, о которой идет речь, заключена в категории "дело" ("ergon"), занявшей видное место в антропологии Стагирита. Именно с рассуждений о "деле", почувствовав фундаментальный, клеточный характер этого понятия для социального бытия, начинает автор "Никомаховой этики" свое, новаторское определение счастья - того, что выражает человеческую сущность.

Новаторскую роль Аристотеля в античной антропологии подробно рассматривает О.М. Ноговицын. "Очевидно, что перед нами совершенно новый подход к человеку вообще, - отмечает он. - До сих пор движущей силой и, следовательно, сущностью человека считались потребности. И, соответственно, благом или счастьем для человека считалось их удовлетворение"⁴⁶. При такой антропологической позиции люди в своем поведении уподобляются животным. Получается, что, как и другими живыми существами, человеком жестко управляет природа - через комплекс генетически заложенных в организм потребностей. Наличие среди них специфических по существу ничего не меняет: Homo Sapiens, подобно какой-нибудь букашке, остается марионеткой в руках природы.

"И вот, - переходит к характеристике нового антропологического подхода Ноговицын, - Аристотель обнаруживает в человеке совершенно иной источник действия и иную сущность... Потребность заинтересована в результате, сам процесс деятельности, ведущий к нему, для нее безразличен. Удовольствие и страдание при удовлетворении потребностей связаны только с результатом. А в данном случае источником действия человека является вовсе не потребность, а ... те силы, которые заключены в нем и естественным образом должны реализоваться. И удовольствие человек получает не от результата, а от самой этой реализации..."⁴⁷. Автор данного анализа, введенный в заблуждение ущербным переводом "Никомаховой этики", очень часто, к сожалению, злоупотребляет рассуждениями о назначении, искажая тем самым позицию Стагирита, и поэтому соответствующие места пришлось опустить.

"Этика Аристотеля представляет собой вершину античной этики и в то же время коренной поворот, открывающий новые перспективы в осмыслении человека", - справедливо утверждает О. Ноговицын⁴⁸. В чем суть данного поворота? В том, что Стагирит в основу своего антропологического учения положил понятие самореализации, т.е. творчества. А осуществляется творчество в деле. Именно дело представляет собой основу свободной деятельности, основу любого творческого акта.

Аристотель Стагирит

Одной из важных заслуг Аристотеля является введение им в теорию творчества понятия катарсиса.

Говоря о заслугах Аристотеля в исследовании специфических особенностей творчества, следует отметить введенное им понятие катарсиса (духовного очищения). Специалисты-эстетики, обсуждая это понятие, обязательно вспоминают "Поэтику" Стагирита. Там имеется следующее весьма примечательное определение сущности трагедии: "Трагедия есть подражание действию важному и законченному, имеющему [определенный] объем, [производимое] речью, услащенной по-разному в различных ее частях, [производимое] в действии, а не в повествовании и совершающее посредством сострадания и страха очищение (katharsis) подобных страстей"⁴⁹. По-видимому, именно из-за того, что в "Поэтике" катарсис упоминается лишь в данном определении, распространилось мнение, будто он, согласно Аристотелю, возникает исключительно при восприятии театральной трагедии, а не каких-либо еще форм художественного творчества.

Но, если бы эстетики, которые придерживаются указанного мнения, были бы чуть-чуть полюбопытнее, не замыкались в узкопрофессиональных вопросах и, кроме "Поэтики", проявили интерес к аристотелевской "Политике", они нашли бы там сразу несколько упоминаний о катарсисе и при этом в большинстве из них не нашли бы явной привязки к театральной трагедии. Наставляя политических деятелей о том, каким должно быть музыкальное воспитание граждан, Аристотель говорит: "…Флейта - инструмент, не способный воздействовать на нравственные свойства, а способствующий оргиастическому возбуждению, почему и обращаться к ней надлежит в таких случаях, когда зрелище скорее оказывает на человека очистительное действие (katharsin), нежели способно его чему-либо научить"⁵⁰. Здесь упомянут катарсис, но не сказано про трагедию. Правда, последняя может поразумеваться под словом "зрелище", но такое предположение в других местах "Политики", говорящих о катарсисе, не получает никакого подтверждения.

Вот что сказано в "Политике" о видах мелодий: "Ввиду того, что мы принимаем то подразделение мелодии, какое установлено некоторыми философами, различающими мелодии этические, практические и энтузиастические и определяющими природу отдельных ладов, соответствующую каждому виду этих мелодий, мы утверждаем, что музыкой следует пользоваться не ради одной цели, а ради нескольких: и ради воспитания, и ради очищения … в-третьих, ради времяпрепровождения, т.е. ради успокоения и отдохновения от напряженной деятельности"⁵¹. И далее: "Для воспитания следует обращаться к тем ладам, которые более всего соответствуют этическим мелодиям, для слушателей же, когда музыкальное произведение исполняется другими лицами, можно пользоваться и практическими и энтузиастическими мелодиями. Ведь переживаниям, сильно действующим на душу некоторых людей, подвержены в сущности все - различие лишь в степени; примеры - состояние жалости, страха, а также энтузиазма. И энтузиастическому возбуждению подвержены некоторые люди, впадающие в него, как мы видим, под влиянием религиозных песнопений, когда эти песнопения действуют возбуждающим образом на душу и приносят как бы исцеление (iatreia) и очищение (katharsis).
То же самое неизбежно испытывают и те, кто подвержен состоянию жалости и страха и вообще всякого рода переживаниям, - такое переживание свойственно всякому; все такие люди получают некое очищение и облегчение, связанное с удовольствием; точно так же песнопения очистительного характера доставляют людям безобидную радость. Поэтому такого рода ладами и соответствующими им мелодиями следует предоставить пользоваться актерам, исполняющим музыкальные партии в театре. Так как зритель бывает двоякого рода, один - свободнорожденный и образованный, другой - грубый, из ремесленников, поденщиков и тому подобных, то и для этого последнего нужно в целях предоставления ему отдыха устраивать состязания и зрелища. Подобно тому как души их отклоняются в сторону от естественного состояния, так и в музыкальных ладах есть отклонения, а в мелодиях наблюдается повышенное напряжение и противная природе окраска. … Для воспитания же, как сказано выше, нужно пользоваться мелодиями этического характера и соответствующими им ладами"⁵².

Мы видим, что, говоря о мелодиях, Аристотель делит их по степени совершенства, различая при этом, как и "некоторые философы" до него, три основных вида - этические, энтузиастические и практические мелодии. Катартическое (очистительное) воздействие он приписывает лишь одному из выделенных видов, причем не самому совершенному, а именно - энтузиастическим мелодиям, характерным для религиозных песнопений. Эти мелодии Аристотель рекомендует для театра - судя по его "Поэтике", не для любой пьесы, а только для трагедии, ибо последняя, как и энтузиастическая мелодия, призвана очищать от страстей.

Флейтист в спартанском войске

Аристотель заключает катарсис в рамки одного из трех видов художественного творчества, среднего по степени совершенства, выказывая тем самым ограниченное представление о роли катарсиса и в искусстве, и в обществе в целом.

Таким образом, Аристотель заключает катарсис в рамки одного из трех видов художественного творчества, среднего по степени совершенства, - в рамки энтузиастического искусства, - выказывая тем самым ограниченное и несколько пренебрежительное представление о роли катарсиса и в искусстве, и в обществе в целом. Однако то, что Стагирит уделил катарсису пристальное внимание и отметил его важное социальное значение, заставляет забыть о недостатках рассуждений великого греческого философа. Много позже, уже в ХХ веке, один из основоположников экспериментальной психологии Л.С. Выготский, опираясь на труды Аристотеля, разработал современную теорию художественного творчества, в которой понятию катарсиса отведена ведущая роль.

Вернемся к понятию дела, лежащего, как проницательно определил Стагирит, в основе любого творчества. Приходится констатировать, что при анализе этого понятия, как и в случае с понятием катарсиса, Аристотель проявил ограниченность, вызванную историческими условиями его жизни. Он рассматривает дело (а с ним и творчество) как присущее лишь представителю полиса. Поэтому и человек у него - это полисное (или, как чаще говорят, опираясь на менее точный перевод, политическое) животное⁵³. При таком подходе люди, живущие за рамками полисной (политической) организации, теряют статус человека или, в лучшем случае, должны рассматриваться как неполноценные. Кроме того, примеры дел Стагирит, как можно было заметить, черпает исключительно из городской жизни, вольно или невольно превращая деревенские виды деятельности в менее характерные для человека, а деревенского жителя - в человека второго сорта. Таким образом, уже в Древности ярко проявилась тенденция, рассуждая о социальной жизни, отвлекаться от некоторых видов человеческой деятельности, в частности - от некоторых видов творчества.

1.1.3. Творчество в христианской философии Августина и Фомы Аквинского

Собрание в афинском полисе

В трудах христианских мыслителей противоречие между демиургизмом и мимизмом исчезло, но только в абстрактной деятельности Бога. При этом возникло противоречие между креаторизмом и креатуризмом.

Еще более абстрактно подошли к деятельности христианские мыслители. Их так же, как Платона и Аристотеля, живо интересовала связанная с ней творческая способность человека, и благодаря разработке ими понятия Творца противоречие между демиургической и мимической антропологией получило дальнейшее развитие. За христианским Творцом стоит монотеистический Бог - всеведущий, всемогущий и всеобъемлющий. Он демиург, поскольку сам создает мир, и он же мим, поскольку, созидая, подражает, но подражает только себе. Противоречие между демиургизмом и мимизмом исчезло, но только в абстрактной, утратившей чувственное содержание деятельности Бога.

Особая, исключительная роль в Божьем мире принадлежит людям. В отличие от всех других тварей они созданы по образу Бога⁵⁴, а значит, и сами, неся в себе Божью искру, являются творцами. Однако, избавившись от проблем античной антропологии, христианские мыслители встретили новые трудности. Их толкование человека очень скоро обрело два полюса - креатористский (августинский) и креатуристский (томистский).

Креатористы, подчеркивая близость человеческой души к Богу, утверждают самоценность личности, способность людей быть творцами, креаторами. Защищая свою позицию, они опираются на то, что у верующего наличие творческого начала в нем не вызывает ни малейших сомнений, поскольку он живо чувствует свою причастность к Творцу, духовное единство с ним. Но, отстаивая это единство, креатористы увязли в неразрешимых для них философских проблемах.

Иисус Христос

Родоначальник креаторизма Августин утверждал, что свойственное людям стремление к истине свидетельствует о присутствии Бога и о возможности слиться с ним в мистическом озарении: "…Из самого источника истины исходит некое увещание, побуждающее нас памятовать о Боге, искать Его и страстно, без всякой брезгливости, жаждать Его. Это озарение нашим внутренним очам исходит от оного таинственного солнца. Все истинное, что мы говорим, от Него, даже в том случае, когда мы еще боимся смело пользоваться и смотреть на все своими или нездоровыми, или только что открывшимися глазами. И очевидно, что оно есть не что иное, как Бог, совершенство которого не умаляется никаким перерождением"⁵⁵.

Слияние человека с Богом возможно благодаря душе, которая так же, как и Бог, "живет всегда"⁵⁶, т.е. не рождается и не умирает. Родоначальник креаторизма считал, что вечное существование человеческой души указывает на ее непосредственное отношение к Творцу и что, стало быть, "все истинные разумные положения существуют в тайниках ее, хотя вследствие неведения или забвения и кажется, что она не имеет их или потеряла"⁵⁷.

Опираясь на такое понимание человеческой души, Августин разработал учение о предопределении, согласно которому предвечное решение Бога одних людей направляет к спасению и райскому блаженству, других - к осуждению и мукам ада. В таких условиях расчетливость, стремление перехитрить судьбу становятся бессмысленными для Божьих тварей и им остается лишь одно - всецело довериться Творцу и без раздумий выполнять его волю⁵⁸. "При этом, по идее Августина, предопределенность судьбы сама по себе должна развязывать человеку руки, давать ему возможность свободно выбирать свои убеждения, свой образ жизни, - отмечает Б. Григорьян. - В действительности эта свобода оказывается не чем иным, как свободой пожизненно осужденного. Человек думает, что поступает по своему желанию и разумению, а на самом деле он делает то, что ему заранее предписано делать"⁵⁹. Так вопреки благим намерениям Августина человек-творец низводится в креаторизме до уровня жалкой твари - креатуры.

Августин

Если креатористы сближают Творца и его творения, то креатуристы - жёстко разделяют.

В отличие от креатористов их оппоненты из креатуристского лагеря, дабы избежать отмеченных выше трудностей, сразу же жестко отделяют Творца от результатов его творчества, в том числе от сотворенных им людей. "Одни, - пишет крупнейший креатурист средневековья Фома Аквинский, - утверждают, что Бог - это мировая душа, как это явствует из [слов] Августина в книге VII О граде Божием (гл. 6). Это практически совпадает с мнением утверждающих, что Бог - это душа первого [высшего] неба. Иные же говорили, что Бог - это формальное начало всех вещей; таково, говорят, было учение амальрикан (Almarianorum). Третье - заблуждение Давида Динанского (David de Dinando), который совершенно нелепо учил, что Бог - это первоматерия. Все эти [мнения] содержат нечто, явно ложное; ибо невозможно для Бога входить в состав чего-либо, ни как формальное, ни как материальное начало"⁶⁰.

Фома Аквинский, как и Августин, исходит из христианской трактовки Бога, из Божественного сотворения мира и бессмертия человеческой души. Но, если для Августина с его симпатиями к платонизму всякая душа стара, как мир, то, по мнению Фомы, она появляется вместе с телом. Более того, "наша душа, посредством которой мы познаем, является формой некоторой материи"⁶¹, и именно эта тесная связь с материальной жизнью человека обеспечивает томистской душе способность познавать.

В процессе познания используются две познавательные способности - телесная (чувство) и сверхтелесная (интеллект). Первая "есть акт некоего телесного органа, и ей соприродно познавать вещи, поскольку они суть в индивидуальной материи; вот почему чувство познает только единичное. Другая же познавательная способность - это интеллект, который не является актом никакого телесного органа. Поэтому посредством интеллекта нам соприродно познавать природы, которые имеют бытие только в индивидуальной материи, но поскольку абстрагированы от нее через рассмотрение интеллекта. Поэтому с помощью интеллекта мы можем познавать общее в такого рода вещах; а это превышает способность чувства"⁶².

"…Чем больше наша душа обособляется от телесного, тем восприимчивее становится к абстрактным умопостигаемым вещам, - утверждает Фома Аквинский. - Оттого в снах и в бесчувственных состояниях Божественные откровения и прозрения будущего воспринимаются лучше"⁶³. Тем не менее, в основе интеллектуального познания всегда лежит чувственное: "Человеку свойственно по природе приходить к умопостигаемому через чувственно воспринимаемое, потому что все наше познание берет свое начало от чувства"⁶⁴. Отсюда следует вывод о невозможности врожденного знания о чем бы то ни было.

Фома Аквинский

Старательно отделяя Бога от человека, Фома, однако, оставил лазейку: мистический путь соединения через благодать - связь, которую подчёркивал Августин.

Старательно отделяя Бога от человека, Творца от твари, Фома, однако, чтобы совершенно не лишить их интимной, непосредственной связи друг с другом, оставил лазейку - мистический путь соединения: "…Тварный интеллект может видеть Бога через Его сущность (per essentiam), только если Бог по своей благодати присоединится к тварному интеллекту, как доступный его постижению"⁶⁵.

Итак, отмечает Б. Григорьян, душа человека, согласно учению Фомы Аквинского, "не существует до земной жизни, она создается Богом и знания приобретает не путем воспоминаний, как у Платона, а через чувственное восприятие"⁶⁶. Ценность человеческой жизни определяется в этом случае тем, насколько она соответствует установленному Богом миропорядку.

Поскольку, как утверждают креатуристы, разум человека принципиально ограничен (ввиду ограниченности человеческого бытия), Божественный миропорядок не может быть адекватно познан. В поисках верного пути люди обречены тыкаться, как слепые котята, в разные стороны. И только в этой ничтожной суете креатуристский человек оказывается свободным, предоставленным собственной воле. Но, умаляя человеческую свободу, а вместе с ней и человеческое достоинство, креатуристы унизили Творца: ведь люди, согласно Библии, - образ и подобие его.

Шарж на Фому Аквинского

Завершая разговор об исследовании творчества в Древности и в Средневековье, отметим основное из того, что нам удалось установить в плане выяснения истоков методологических взглядов Г.С. Альтшуллера. Прямых связей мы не обнаружили, и это не удивительно: слишком большой временной интервал отделяет древних и средневековых мыслителей от создателя теории решения изобретательских задач. Кроме того, выяснилось, что в далеком прошлом вообще не стоял вопрос о создании методологии творческой деятельности, поскольку последняя мыслилась как проявление абсолютной свободы. Не случайно ей приписывали божественный характер.

Однако все крупнейшие философы Древности и Средневековья уделяли творчеству пристальное внимание, и, рассуждая на данную тему, заложили солидный фундамент для более поздних исследований, в том числе для методологических разработок.

Изучая креативность, древние философы установили, что в обществе она немыслима без идеалов (Платон), а реализация идеалов поисходит в материальной деятельности (Аристотель).

В этом плане исключительно плодотворными оказались труды Платона и Аристотеля. Первый настойчиво формировал у читателя представление о творческом процессе как разумной, целесообразной деятельности, в ходе которой реализуется тот или иной идеал. Позднее из-за идеалистических перегибов, допущенных Платоном, данное представление неоднократно подвергалось критике, особенно со стороны исследователей-материалистов. Однако то, что общественное творчество немыслимо без реализации идеалов, - это факт, который опровергнуть нельзя. Именно он, как будет показано во второй главе монографии, лег в основу оригинальной методологии технического творчества, разработанной Альтшуллером.

Что касается Аристотеля, то его философия творчества интересна своим деятельностным подходом: в изучении творческого процесса Стагирит перенес акцент с идеалов на процесс их реализации, т.е. на материальную деятельность людей. Счастье, т.е. высшее удовлетворение, подчеркивал философ, доставляет человеку любимое дело, но только тогда, когда удается выполнять его наилучшим образом. Этот факт, выдержавший проверку временем, также был учтен в методологии ТРИЗ.

Ценность средневековых размышлений о креативности заключена, главным образом, в акцентировании внимания на диалектичности творческого акта.

Ценность же средневековых размышлений о креативности заключена, главным образом, в акцентировании внимания на ярко выраженной диалектичности творческого акта, на его несомненной противоречивости, что в глазах христианских философов выглядело как свидетельство его божественного, чудесного характера. "…Если велик даже художник, который сумеет произвести из малого куска дерева лик царя, либо царицы, или муравья, или верблюда, то как велик искусник, могущий в действительности создать все, что есть в любой потенции? … Подобными вот путями восходят к богу среди потрясающего удивления…" - писал уже в эпоху Возрождения католический священник-диалектик Николай Кузанский, отмечая не только различие, но и сходство человека-творца и Бога-Творца⁶⁷.

1.2. Исследование креативности в Новое время: нерелигиозные концепции творческого акта

1.2.1. Творчество в субъективистской философии

Николай Кузанский

Когда под напором рынка рухнул феодальный миропорядок, оказалась непоправимо подорванной и вера в Творца, скреплявшая в единое целое человека-креатора и человека-креатуру.

Отношение человека-творца и Бога-Творца так и осталось неразрешимой проблемой христианской антропологии во всех ее разновидностях. Тупиковый характер проблемы приобрел очевидность, когда благодаря развитию рыночных отношений зашатался и рухнул феодализм с его жестко иерархизированным миропорядком, незыблемость которого способствовала религиозному восприятию социума. Вместе с феодальными устоями оказалась непоправимо подорванной вера в Творца, скреплявшая в единое целое человека-креатора и человека-креатуру. Треснувшее единство человеческого бытия на теоретическом уровне было восстановлено с помощью понятия субъекта.

Субъект более доступен для рационального осмысления, чем существо, созданное Богом по его образу и подобию. В самом деле, каков образ Бога и что значит быть подобным ему? Монотеистический Бог неуловим: он везде и нигде. Другое дело - субъект, т.е. деятель-творец, источник деловой активности. В наши дни культурная личность легко обнаруживает в себе и даже в окружающих те или иные субъективные черты.

Благодаря понятию субъекта философия совершила поворот от религиозных трактовок творчества к рациональным, однако при этом возникло противоречие между субъективизмом и объективизмом.

Благодаря понятию субъекта философия совершила поворот от религиозных, откровенно мистических принципов познания человека и его творчества к научным, рациональным, однако при этом она не только не избавилась от серьезных противоречий, но, напротив, столкнулась с новыми, гораздо более серьезными, до крайности обострившими философские споры. От Декарта, который впервые заговорил о субъекте в нынешнем его толковании и впервые поставил понятие о нем во главу своей концепции человека, протянулись в современность две враждебные антропологические линии - субъективистская и объективистская.

Субъективистская линия, идущая через Беркли, Юма и Фихте к экзистенциалистам и прочим представителям антисциентистской философии, - путь таких интерпретаций человека-творца, в которых подчеркивается, абсолютизируется его противоположность объекту. Поначалу субъективизм был очень напористым, даже агрессивным. Его приверженцы, чтобы выглядеть солидно, стремились к наукообразности рассуждений, тщательно выстраивая длинные цепочки доказательств.

Боевой, задиристый тон ранним манифестам субъективистской философии задал ее родоначальник Дж. Беркли. "…Познающее деятельное существо есть то, что я называю умом, духом, душою или мной самим", - заявлял он, решительно выставляя крайне спорное представление о человеке-творце как сугубо нематериальной субстанции в качестве аксиомы, очевидной истины⁶⁸. А вот образчик свойственного рассуждениям Беркли публицистического напора: "Странным образом среди людей преобладает мнение, что дома, горы, реки, одним словом, чувственные вещи имеют существование, природное или реальное, отличное от того, что их воспринимает разум. Но с какой бы уверенностью и общим согласием ни утверждался этот принцип, всякий, имеющий смелость подвергнуть его исследованию, найдет, если я не ошибаюсь, что данный принцип заключает в себе явное противоречие. Ибо что же такое эти вышеупомянутые объекты, как не вещи, которые мы воспринимаем посредством чувств? А что же мы воспринимаем, как не свои собственные идеи или ощущения (ideas or sensations)? И разве же это прямо-таки не нелепо, что какие-либо идеи или ощущения, или комбинации их могут существовать, не будучи воспринимаемы?"⁶⁹

Джордж Беркли

Беркли прав, утверждая, что знание о чувственной вещи - это мысль, но он ошибается, заявляя, будто человек способен воспринимать только собственные мысли.

Беркли безусловно прав, утверждая, что знание о чувственной вещи, т.е. ее ощущение или понимание, - это мысль. Однако, заявляя, будто человек способен воспринимать только собственные мысли, но ни в коем случае не чувственно данные вещи как нечто отличное от мыслей, английский философ явно грешит против истины.

Излишняя категоричность рассуждения о восприятии чувственных вещей все же не помешала Беркли сделать оговорку о возможной ошибочности его слов. А вот немецкий философ И. Г. Фихте, пропагандируя субъективизм, не выказывал ни тени сомнений. "Мы до конца измерили человеческий дух, - самоуверенно заявлял он о своем трансцендентальном идеализме, - мы положили основание, на котором может быть построена научная система как найденное изложение изначальной системы в человеке"⁷⁰.

Анализ субъективистских теорий говорит о том, что субъективизм и научность - вещи несовместимые.

Анализ субъективистских теорий говорит, однако, о том, что субъективизм и научность - вещи несовместимые. К примеру, Д. Юм, выясняя, откуда берутся гениальные личности, пишет весьма любопытно: "Хотя лиц, развивающих науки с таким удивительным успехом, что это вызывает восхищение потомков, всегда во все времена и у всех народов бывает немного, но не может не быть так, чтобы какая-то часть того же духа и гения не была ранее рассеяна среди народа, из которого возникают указанные лица, рассеяна, дабы зарождать, формировать и развивать с самого раннего детства вкус и суждение этих выдающихся писателей. Масса, из которой выделяются столь утонченные умы, не может быть совершенно бесцветной. Внутри нас есть бог, говорит Овидий, который исторгает божественный огонь, воодушевляющий нас"⁷¹. Как видим, философ не нашёл для своей мысли лучшей опоры, чем поэтическая цитата! А далее Юм вместо того, чтобы перейти к более строгому рассуждению, вдруг сам, не заметив этого, превратился в поэта: "Поэтический огонь разжигается не с небес. Он передвигается только по земле; его ловят и передают от одной груди к другой; и он горит ярче всего там, где горючие материалы лучше всего подготовлены и наиболее удачно расположены"⁷². Такое смешение философского и поэтического языков, понятий и художественных образов характерно для многих мыслителей-субъективистов.

Дэвид Юм

Шопенгауэр рассматривал гениальность через призму соотношения между волей и интеллектом.

Более глубоко, по сравнению с Юмом, рассуждает о гениях и их творчестве А. Шопенгауэр. В его главном философском сочинении "Мир как воля и представление" данной теме посвящена целая глава. Особенности гения Шопенгауэр рассматривает через призму соотношения между волей и интеллектом.

Гениальность, пишет немецкий философ, "заключается в том, что познающая способность получает большее развитие, чем служение воле, ради которого она первоначально возникла"⁷³. Отметим характерное для Шопенгауэра неоправданно резкое противопоставление воления и познания. "Таким образом, - продолжает он свою мысль, - гениальность состоит в сверхизбытке интеллекта, который может быть использован только для того, чтобы применяться для постижения всеобщего в бытии; этим он служит всему человеческому роду, как нормальный интеллект служит отдельному человеку"⁷⁴.

Из этой цитаты видно, что Шопенгауэр признает существование лишь индивидуальной воли. С его точки зрения, говорить о воле социальных групп или всего социума бессмысленно. Другое дело - познание, которое почему-то способно быть как личным, субъективным, так и общественным, объективным. В связи с этим легко обвинить немецкого философа в непоследовательности: раз уж не признаешь объективную волю, не признавай и объективный интеллект. Однако дальнейшее чтение главы "О гении" заставляет забыть об упреках и перейти к иному, позитивному восприятию материала, ибо Шопенгауэру удалось, хоть и в недостаточно адекватной, местами явно субъективной форме, подметить чрезвычайно важные особенности гениального творчества, которые до него ускользали от внимания исследователей.

Гениальность, утверждает Шопенгауэр, проявляется "в самом исконном и основном познании, т.е. в созерцательном познании"⁷⁵. "Именно созерцанию прежде всего открывается истинная сущность вещей… Всякое исконное мышление происходит в образах. Из понятий же возникают лишь произведения таланта, лишь разумные мысли, подражания и вообще все то, что рассчитано только на потребности данного времени и на современников"⁷⁶.

Артур Шопенгауэр

Шопенгауэр, во-первых, различает два вида созерцания: "исконное" и гениальное, а во-вторых, противопоставляет созерцание абстрактному познанию.

Мы видим, что философ, во-первых, различает два вида созерцания: "исконное" и гениальное, а во-вторых, противопоставляет созерцание понятийному, абстрактному познанию. Подробнее об этом сказано так: "Хотя … существенный способ гениального познания носит созерцательный характер, подлинный его предмет составляют отнюдь не отдельные вещи, а выражающиеся в них платоновские идеи… Видеть в единичном общее и есть основная черта гения; обычный же человек познает в единичном только единичное как таковое, так как только как таковое оно принадлежит действительности, которая единственно имеет для него интерес, т.е. отношение к его воле. Степень, в которой каждый не только мыслит, а прямо видит в отдельной вещи не одну ее, но уже нечто более или менее общее вплоть до самого общего в роде, служит масштабом его приближения к гению. Соответственно этому только сущность вещей вообще, общее в них, целое есть подлинный предмет гения, а исследование отдельных феноменов - область деятельности талантов в реальных науках, предметом которых, собственно говоря, всегда служат отношения вещей друг к другу"⁷⁷.

"Умный, даже выдающийся человек, способный совершать великие дела в практической жизни, - поясняет Шопенгауэр различие между гениальным и талантливым познанием вещей, - таков именно потому, что объекты сильно возбуждают его волю и побуждают к неустанному исследованию ее отношений и связей. … Напротив, перед гениальным человеком в его объективном восприятии явление мира парит как нечто ему чуждое, как предмет созерцания, вытесняющий из его сознания воление. В этом пункте сосредоточена разница между способностью к делам и способностью к творчеству. Последняя требует объективности и глубины познания, предпосылкой которых служит полное отделение интеллекта от воли; первая, напротив, требует применения познания, присутствия духа и решительности, для чего необходимо, чтобы интеллект беспрерывно нес службу воле"⁷⁸.

Главная заслуга Шопенгауэра в деле исследования творчества состоит в описании результата синтеза наглядно-образного и абстрактного мышления как высшего (гениального) типа мышления.

"Исконное" созерцание, о котором говорит Шопенгауэр, обычно называют наглядно-образным мышлением. Оно служит основой для возникновения абстрактного, понятийного мышления и противостоит последнему. То, что у немецкого философа все это достаточно четко и толково описано, замечательно, так как даже в современной науке далеко не все работы, посвященные указанным типам мышления, столь же удачны. Но не это составляет главную заслугу Шопенгауэра в деле исследования творчества. Важнее то, что он разглядел и описал то, о чем до него если и говорили, то очень смутно, расплывчато, - еще один тип мышления, контуры которого все более отчетливо проступают в трудах крупнейших мыслителей нашего времени.

Речь о гениальном созерцании, представляющем собой синтез наглядно-образного и абстрактного мышления. Этот новый тип имеет ярко выраженный творческий, нестандартный характер, ибо предполагает способность видеть в чувственном абстрактное, а в абстрактном - чувственное. Субъективное, личное и объективное, общественное сливаются здесь в единое целое.

Описывая гениальное познание, Шопенгауэр настойчиво и совершенно ненаучно отделяет волю от интеллекта, а дело - от творчества.

В характеристике нового, высшего типа мышления не обошлось без ошибок: следуя своей исходной философской схеме, согласно которой воление не может быть объективным, Шопенгауэр, описывая гениальное познание, настойчиво и совершенно ненаучно отделяет волю от интеллекта, а дело - от творчества. Не стоит строго винить философа. Указанный теоретический просчет можно простить, если учесть чрезвычайно малый, почти неприметный спрос на творческие качества в повседневной практической деятельности немецкого общества, представителем которого был Шопенгауэр. Тогда, в первой половине XIX века, креативность проявлялась в основном в художественной сфере, не имеющей непосредственной связи с решением конкретных проблем социальной практики.

Внимательное чтение главы "О гении" дает еще одно оправдание Шопенгауэру. Если свойственная гению "чрезмерно усиленная способность познания внезапно со всей своей энергией обращается на дела и нужды воли, - пишет немецкий философ, - то легко может случиться, что воля воспримет их слишком живо, увидит все в слишком ярких красках, чудовищно преувеличенным, вследствие чего индивид впадает в крайности"⁷⁹. Получается, что гениальное познание вполне может быть сопряжено с волением, как об этом и говорит современная психология, вот только такое сопряжение Шопенгауэр необоснованно считает исключительно деструктивным для практических нужд: попав в сферу гениальной концентрации духа, "предметы действительности и события повседневной жизни … обретают столь чудовищное увеличение, что выглядят, как блоха, получившая под микроскопом размеры слона. Поэтому высокоодаренные индивиды испытывают подчас по мельчайшему поводу сильнейшие различные эффекты, причина которых другим непонятна; они могут переживать грусть, радость, страх, гнев и т.д. из-за таких вещей, которые оставляют рядового человека совершенно спокойным. Этим объясняется отсутствие у гения трезвости, которая и состоит в том, чтобы видеть в вещах то, что им действительно присуще, особенно применительно к нашим возможным целям: поэтому трезвый человек не может быть гением"⁸⁰.

Выходит, гений не может видеть вещи такими, какими они являются в действительности, и, следовательно, его познание мира нельзя признать истинным. В таком случае, оно не обладает никакой социальной ценностью, и становится непонятным, почему к гениям нужно прислушиваться. Так понятие гения-творца в интерпретации Шопенгауэра теряет свою объективность и приобретает характер личного мнения, не соответствующего фактам.

Свет гениальности

Субъективистское знание не может претендовать на общезначимость.

Только объективное знание считается научным. Субъективисты же, пытаясь исходить из субъекта и беря как наиболее достоверный источник активности самих себя, получают лишь субъективный, не могущий претендовать на общезначимый характер, результат исследования. Их всегда преследует кошмар солипсизма, но избавиться от него они не в состоянии.

В наше время идущие по пути субъективизма мыслители всячески открещиваются от науки и застенчиво предлагают такое знание, которое стесняется выступать в качестве знания, а потому скатывается на уровень заклинаний, бездоказательных уверений, намеков и т.п. Например, известный экзистенциалист К. Ясперс, исходя из дилеммы "или человек как предмет исследования - или человек как свобода", так характеризует особенности своего подхода к антропологическим вопросам: "Экзистенциальная философия сразу же погибла бы, если бы она считала, что обладает знанием того, что есть человек... Смысл ее сохраняется только в том случае, если она в своей предметности остается безосновной. Она пробуждает то, чего не знает; проясняет и волнует, но не фиксирует"⁸¹. Но можно ли прояснить что-то, ничего не фиксируя?

Чтобы привести еще одно свидетельство расплывчатости и шаткости теоретических построений современного субъективизма, обратимся к опыту Франкфуртской социологической школы.

Имеет ли история человечества какую-либо направленность? Франкфуртские социологи Т. Адорно и М. Хоркхаймер предложили весьма экстравагантное решение данного вопроса. Проклиная разум за его "репрессивность" по отношению к личности, эти теоретики "новых левых" объявили всякое системное, т.е. последовательно рациональное, рассмотрение истории идеологической фикцией, служащей тоталитарным целям.

Карл Ясперс

Такая позиция не обладает даже минимальной прочностью, поскольку всякий, кто критикует разум, неизбежно им же и пользуется, чтобы критика получилась убедительной, а не походила на бессвязный бред⁸². Потому-то еще один франкфуртский теоретик Г. Маркузе не удержался от соблазна сотворить хоть и скромную, но все же схему исторического процесса, согласно которой люди, устав от тирании разума, сбросят с себя его оковы и вступят в эру "новой чувственности"⁸³.

"Тотальная мобилизация общества против окончательного освобождения индивида, которая составляет историческое содержание нынешнего периода, показывает, сколь реальна возможность такого освобождения", - заявил Маркузе в 1954 году⁸⁴. Проповедь индивидуалистического бунта, обращенная прежде всего к молодежи, пришлась по вкусу левым экстремистам. Красивые разглагольствования ученых о свободном человеке они превратили в грязную реальность хамской вседозволенности и кровавого терроризма.

Пример Маркузе интересен тем, что стоит только встать на путь глобальных прогнозов, лишь намекнуть на общее будущее людей, как история человечества приобретает некоторую осмысленность. А рассуждения о смысле истории у большинства социологов прочно ассоциируются с идеологическим догматизмом. В связи с этим они сопровождают свои предсказания стыдливыми оговорками, лишают их четких контуров, строгой определенности, снижая тем самым их научную и практическую ценность.

Испугался своих теоретических прогнозов и Г. Маркузе. Во введении к "Одномерному человеку" он уже не столь решительно говорит о перспективах интеллектуального развития человечества, как в "Разуме и революции" или "Эросе и цивилизации": "В нашей книге нам не избежать колебания между двумя противоречащими гипотезами, утверждающими соответственно: (1) что развитое индустриальное общество обладает способностью сдерживать качественные перемены в поддающемся предвидению будущем; (2) что существуют силы и тенденции, которые могут положить конец этому сдерживанию и взорвать общество. Я не думаю, что здесь возможен однозначный ответ"⁸⁵.

Субъективистское понимание творчества, подчеркивает И.П. Мамыкин, "сводится к формуле creatio ex nihilo (творчество из ничего)"⁸⁶. Таким образом, субъективисты мистифицируют творческий акт, погружают его в туман путаных рассуждений, в то время как "развитие научных представлений о природе и обществе, о сущности творческой деятельности происходит в порядке, обратном их мистификации"⁸⁷.

Поскольку нас интересует именно научное, т.е. надежное и ясное, знание о человеке и его творчестве, оставим в стороне субъективистский туман и обратимся к рассмотрению другой, объективистской линии антропологических исследований.

1.2.2. Творчество в объективистской философии

Герберт Маркузе

Объективизм имеет две разновидности: биологизаторскую и социологизаторскую.

Линия объективизма тянется через Б. Спинозу и французских материалистов XVIII века к философам-позитивистам и другим мыслителям сциентистской ориентации, которые пытаются создать целостный образ человека из некритически используемых ими разношерстных фактов, добываемых многочисленными частными науками. Люди рассматриваются в этих системах как объекты, т.е. как существа, которые всецело подчинены всеобщим и непреложным законам бытия. В зависимости от того, какого рода законы декларируются в качестве регуляторов человеческого поведения, объективистская антропология распадается на биологизаторскую (натуралистическую, вульгарно-материалистическую, эволюционистскую) и социологизаторскую (идеалистическую, антиэволюционистскую).

Биологизаторство возникло под влиянием эволюционистских взглядов Ч. Дарвина.

Биологизаторская антропология возникла под влиянием эволюционистских взглядов Ч. Дарвина. На рубеже XIX - XX веков она развивалась в рамках социального дарвинизма - широкого идейного течения, основателем которого является Г. Спенсер. Для этого течения характерно сведение социальных законов к законам живой природы. "Принятие учения об органической эволюции вынуждает нас признать, - излагает спенсеровский подход к антропологическим вопросам Г. Коллинз, - что и высшие существа, подобно низшим, видоизменялись согласно требованиям окружающей среды. И мы должны допустить, что нравственные перемены совершались подобным же образом"⁸⁸.

Абстрактные рассуждения о социальном в деятельности людей Спенсер, опираясь на биологию, попытался наполнить конкретным содержанием, но при этом социальные законы подменил биологическими. Человек низводится у него до уровня животного, а животное возносится до уровня человека.

Ч. Дарвин и карикатура
на дарвинизм

Современную версию социального дарвинизма - социобиологию - разрабатывают ученые-биологи.

Современную версию социального дарвинизма - социобиологию - разрабатывают главным образом ученые-биологи. Они опираются на открытия в сфере генетики и этологии - науки о поведении животных. Вот как объясняет возникновение войн лауреат Нобелевской премии, один из основоположников этологии К. Лоренц: "Едва лишь люди продвинулись настолько, что, будучи вооружены, одеты и социально организованы, смогли в какой-то степени ограничить внешние опасности - голод, холод, диких зверей, так что эти опасности утратили роль существенных селекционных факторов, - как тотчас же в игру должен был вступить пагубный внутривидовой отбор. Отныне движущим фактором отбора стала война, которую вели друг с другом враждующие соседние племена; а война должна была до крайности развить так называемые "воинские доблести""⁸⁹.

Такое правдоподобное и даже, на первый взгляд, убедительное объяснение при серьезном анализе рассыпается, как карточный домик. Исторические факты говорят о том, что холод, голод, дикая природа остаются, выражаясь языком Лоренца, "существенными селекционными факторами" вплоть до разложения родовой общины, обусловленного развитием земледелия и скотоводства. Это, однако, не мешало племенам охотников и собирателей постоянно враждовать с соседями, вступая время от времени в кровопролитные стычки.

Итак, происхождение войн мы не выяснили. А как насчет любви? Обратимся за ответом к представителю отечественной социобиологии. "...Природа отмерила всем животным, включая и человека, на состояние влюбленности ограниченное время - столько, сколько нужно для успеха размножения, - просвещает юношество доктор биологических наук В. Дольник, игриво озаглавивший свою статью "Аисты и капуста". - Поэтому влюбленность неизбежно проходит. В удачной паре она плавно переходит в любовь - тоже доминанту, но не столь сильную, зато более длительную"⁹⁰.

А хотите узнать причину многочисленных супружеских измен? Пожалуйста: "К парному браку человек начал переходить совсем недавно, с развитием земледелия. Для этой формы отношений свежие генетические программы не успели образоваться. Парный брак строится на древних атавистических программах и поэтому неустойчив, нуждается в поддержании со стороны морали, законов и религии"⁹¹. Короче говоря, приглядитесь к животным, покопайтесь в их генофонде - и найдете ответы на все социальные вопросы.

Несомненной заслугой биологизма является серьезнейший интерес к проблеме социогенеза, без решения которой все определения человеческой природы остаются голословными утверждениями, не имеющими надежной научной основы. Но биологизаторские трактовки человека не только ошибочны - они еще и оскорбительны для него. Не удивительно поэтому, что сразу возникли возражения. Крайней реакцией на бесцеремонное вторжение дарвинизма в социально-философские исследования стал социологизм, усиленно подчеркивающий специфику человеческого бытия и социальных связей.

Конрад Лоренц

Социологизм абсолютизирует объективность общественных институтов по отношению к индивидам.

Основоположник социологизма Э. Дюркгейм настаивает на объективном характере общественных институтов, рассматривая их как своеобразные факты нематериальной природы, принуждающие индивида поступать в соответствии с присущими им законами. Социология, согласно Дюркгейму, "могла родиться только в тот день, когда появилось предчувствие, что социальные явления, не будучи материальными, все же представляют собой реальные вещи, допускающие исследование. Чтобы прийти к мысли, что надо исследовать, что они собой представляют, необходимо было понять, что они существуют определенным образом; что они имеют постоянный способ существования и особую природу, не зависящую от индивидуального произвола; что они возникают из необходимых отношений"⁹².

"Но ... сохраняется еще множество пережитков антропоцентрического постулата, который здесь, как и в других местах, преграждает дорогу науке, - высказывает сожаление французский социолог. - Человеку неприятно отказываться от неограниченной власти над социальным строем, которую он себе так долго приписывал, а с другой стороны, ему кажется, что, если коллективные силы действительно существуют, он непременно обречен испытывать их воздействие, не имея возможности их изменить. Именно это склоняет его к их отрицанию"⁹³.

Хотя, как видно из последней цитаты, автор ее, вроде бы, не хочет настаивать на том, что человек не в силах влиять на социальные институты, его социологизаторская позиция приводит именно к такому заключению. Для социологии Дюркгейма характерно жесткое противопоставление индивида и общества. "Человек для него - это двойственная реальность, homo duplex, в которой сосуществуют, взаимодействуют и борются две сущности: социальная и индивидуальная", - пишет по этому поводу А. Гофман⁹⁴. Насчет взаимодействия нужно внести поправку. У французского социолога действие является односторонним: социальное подавляет индивидуальное. При этом Дюркгейм ошибочно отождествляет индивидуальное с психическим, превращая психофизический дуализм Декарта в социопсихический.

"Оставшись наедине с собой, - утверждает французский социолог, - индивид впал бы в зависимость от природных сил; если он смог не поддаваться им, если он смог освободиться от них, стать личностью, то потому, что оказался под покровом силы sui generis - мощной, поскольку она есть результат соединения всех индивидуальных сил, но и силы умной и моральной, способной, следовательно, нейтрализовать стихийную и лишенную какой-либо морали энергию природы, - силы коллективной"⁹⁵. Социальная сила рисуется в этом рассуждении как нечто внешнее для индивида, проникающее в его психику и преобразующее его сознание в соответствии с идеальными принципами общественной жизни. По существу, общество выступает здесь как субъект, управляющий человеком-объектом, как пастух, погоняющий скотину.

"Таким образом, - комментирует антропологическую позицию Дюркгейма Р. Арон, - вне общества человек превратился бы в животное. Именно общество подключает человека-животное к человечеству. На что легко возразить: для возникновения языка и высших форм разума недостаточно того, что животные живут группами. Общество - это, конечно, необходимое условие развития человечества, человеческого рода, но это условие становится достаточным, если только человек-животное обладает способностями, которых нет у других видов живых существ"⁹⁶.

1.2.3. Теории художественного творчества Л.Н. Толстого и Л.С. Выготского

Эмиль Дюркгейм

Создание научной концепции субъект-объектного отношения - а значит, и научной теории творчества - невозможно без решения проблемы социогенеза.

Арон наткнулся на слабое место всей современной социологии. Констатируя причастность человека к миру идей (этических, религиозных и т.д.), а также его очевидную связь с животным миром, она не в силах дать этому рациональное объяснение и, рассматривая отношение личности и общества, скатывается в болото откровенного идеализма, где все ставится с ног на голову: человек превращается в иррациональный объект, а общество - в мистический субъект. Пример Дюркгейма наглядно показывает, что создание научной концепции субъект-объектного отношения - а значит, и научной теории творчества - невозможно без решения проблемы социогенеза.

Это прекрасно понимал К. Маркс, разрабатывая материалистическую диалектику - новый стиль теоретического познания, позволяющий устранить неразрешимые противоречия объективистского материализма и субъективистского идеализма. "Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский, - отмечает он в "Тезисах о Фейербахе", - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной чувственной деятельности как таковой"⁹⁷.

Согласно Марксу и его последователям, материалистам-диалектикам, деятельно преобразующий свою природу, творчески порождающий социальное бытие человек и есть субъект, а преобразованная им природа - объект. "Сущность, смысл человеческой жизни и истории не предшествует их существованию, а складывается в конкретно-исторических условиях культурного и социального творчества людей, - характеризует марксистскую антропологическую позицию Б. Григорьян. - Человек у Маркса выступает как творение и творец культурной истории. Если религиозная философия фатализирует историю, видя в ней осуществление божественного провидения, объективный идеализм превращает ее в историю абстрактного и потустороннего для реального человека абсолютного духа, а представители ряда материалистических учений натурализируют ее, рассматривая историю как необходимый элемент природного целого, то Маркс историзирует природу"⁹⁸.

Карл Маркс

Особенность человека состоит в том, что в предметной деятельности он как субъект объективирует себя, т.е. творчески порождает свою телесность - органическую и неорганическую, а как объект, напротив, субъективирует себя, т.е. обретает свободу творца.

Особенность человека, таким образом, состоит в том, что в предметной деятельности он как субъект объективирует себя, т.е. творчески порождает свою телесность - органическую и неорганическую, а как объект, напротив, субъективирует себя, т.е. обретает свободу творца. Это и означает быть социальным. Здесь мы видим своеобразное возвращение (разумеется, на новом уровне осмысления предмета) к деятельностному подходу Аристотеля: в качестве основы для исследования социальной жизни берется дело (ergon). Но теперь оно полностью очищено от какого бы то ни было идеалистического налета.

Диалектико-материалистические принципы К. Маркса нашли блестящее применение в теории художественного творчества Л.С. Выготского.

Диалектико-материалистические принципы К. Маркса нашли блестящее применение в теории художественного творчества Л.С. Выготского. Эту теорию советский психолог разрабатывал в полемике с эстетическими воззрениями Л.Н. Толстого. Выготский категорически возражает против крайне упрощенной, редукционистской трактовки социальной функции художественного произведения, которой придерживался в своих искусствоведческих работах великий русский писатель.

Зачем обществу нужны художники? Казалось бы, ответ прост: для украшения жизни. Но это неточный ответ. Дело в том, что украшать жизнь можно и художественно и нехудожественно. Например, покрасив забор в приятный цвет, вы украсили свой быт, но это не означает, что ваша деятельность несомненно была художественной. Вы можете покрасить забор, как художник, но можете сделать это и проще, действуя как обычный маляр.

То, что художник и мастер - не одно и то же, иногда не учитывают даже гениальные художники, принижая тем самым социальную роль своего творчества. Эстетические взгляды Л.Н. Толстого - яркий тому пример.

Лев Семёнович Выготский

В 1897 - 1898 годах Толстой опубликовал трактат под названием "Что такое искусство?", в котором подробно изложил свое понимание художественного творчества. "Всякое произведение искусства, - пишет великий русский писатель, - делает то, что воспринимающий вступает в известного рода общение с производившим или производящим искусство и со всеми теми, которые одновременно с ним, прежде или после его восприняли или воспримут то же художественное впечатление.
Как слово, передающее мысли и опыты людей, служит средством единения людей, так точно действует и искусство. Особенность же этого средства общения, отличающая его от общения посредством слова, состоит в том, что словом один человек передает другому свои мысли, искусством же люди передают друг другу свои чувства"⁹⁹.

Мы видим, что в пику теоретикам-декадентам Толстой подчеркивал социальный характер художественного творчества. Однако, делая это, пытаясь убедить читателя в том, что искусство призвано способствовать упрочению, а не разрушению общественных связей, писатель сводит задачу художника всего-навсего к передаче своих, личных переживаний другим людям: "Самый простой пример: человек смеется - и другому человеку становится весело; плачет - человеку, слышащему этот плач, становится грустно… Человек страдает, выражая стонами и корчами свое страдание, - и страдание это передается другим; человек высказывает свое чувство восхищения, благоговения, страха, уважения к известным предметам, лицам, явлениям, - и другие люди заражаются, испытывают те же чувства восхищения, благоговения, страха, уважения к тем же предметам, лицам, явлениям.
Вот на этой-то способности людей заражаться чувствами других людей и основана деятельность искусства"¹⁰⁰.

Действительно, способность сопереживать - основа художественного творчества. Но Толстой идет дальше - туда, куда идти не следовало: "Чувства, самые разнообразные, очень сильные и очень слабые, очень значительные и очень ничтожные, очень дурные и очень хорошие, если только они заражают читателя, зрителя, слушателя, составляют предмет искусства"¹⁰¹.

Лев Николаевич Толстой

Л.Н. Толстой приравнивает эстетическое чувство к обычному, сводя художественное искусство к искусству развлечения.

Таким образом, определяя искусство, Толстой приравнивает эстетическое чувство к обычному, сводя художественное искусство к искусству развлечения, к искусству заражать эмоциями. Между тем лишь последнее имеет своим непосредственным предметом повседневные, бытовые эмоции. Опрометчиво отождествляя развлекательное и художественное творчество, великий русский писатель пришел к неверному выводу, будто критерием художественности является степень заразительности: "мало того, что заразительность есть несомненный признак искусства, степень заразительности есть и единственное мерило достоинства искусства"¹⁰².

С этой точки зрения Толстой сопоставил два своих впечатления: то, которое произвело на него пение свадебного хоровода баб, величавших его дочь, и то, которое осталось у него от игры прекрасного музыканта, исполнившего сонату Бетховена. Пение хоровода заразило писателя сильным и определенным чувством радости, а соната не произвела на него такого же сильного и определенного впечатления. На этом основании к истинному художественному искусству Толстой отнес только пение хоровода¹⁰³.

"Нам думается, - пишет, возражая Толстому, Л.С. Выготский, - что если мы сравним по заразительности обыкновенный крик ужаса и сильнейший роман или трагедию, то произведение искусства не выдержит этого сравнения, и очевидно, что надо привнести нечто еще иное к простой заразительности для того, чтобы понять, что такое искусство"¹⁰⁴.

Искусство художника, подчеркивает психолог, не предназначено для того, чтобы вызывать какую-либо обычную эмоцию. "…Как безотрадно было бы дело искусства в жизни, если бы оно не имело другой задачи, кроме как заражать чувствами одного многих людей. Его значение и роль были бы при этом чрезвычайно незначительны, потому что в конце концов никакого выхода за пределы единичного чувства, кроме его количественного расширения, мы не имели бы в искусстве. Чудо искусства тогда напоминало бы безотрадное евангельское чудо, когда пятью-шестью хлебами и двенадцатью рыбами была накормлена тысяча человек, и все ели и были сыты, и оставшихся костей набрано двенадцать коробов. Здесь чудо только в количестве - тысяча евших и насытившихся, но каждый ел только рыбу и хлеб, хлеб и рыбу. И не то ли же самое ел каждый из них каждый день в своем доме без всякого чуда?
Если бы стихотворение о грусти не имело никакой другой задачи, как заразить нас авторской грустью, это было бы очень грустно для искусства. Чудо искусства, скорее, напоминает другое евангельское чудо - претворение воды в вино, и настоящая природа искусства всегда несет в себе нечто претворяющее, преодолевающее обыкновенное чувство, и тот же самый страх, и та же самая боль, и то же волнение, когда они вызываются искусством, заключают в себе еще нечто сверх того, что в них содержится. И это нечто преодолевает эти чувства, просветляет их, претворяет их воду в вино, и таким образом осуществляется самое важное назначение искусства. Искусство относится к жизни, как вино к винограду, сказал один из мыслителей, и он был совершенно прав, указывая этим на то, что искусство берет свой материал из жизни, но дает сверх этого материала нечто такое, что в свойствах самого материала еще не содержится"¹⁰⁵.

В противовес теории заражения Л.Н. Толстого Выготский выдвинул теорию катарсиса.

В противовес теории заражения Выготский выдвинул свою теорию, при создании которой он использовал понятие катарсиса, введенное в эстетику еще Аристотелем.

Даже в наше время распространено мнение, будто художественное творчество - дело сугубо личное, субъективное, случайное, будто обществу безразлично, есть ли в нем художники, нет ли их, так как наличие или отсутствие их якобы не оказывает существенного влияния на общественную жизнь. Это пережитки субъективистской эстетики. Субъективисты не учитывают того, что всякое социальное явление, веками существующее в обществе и занимающее в нем видное место, не может быть случайным - оно играет какую-то важную общественную роль. Но в чем заключается общественная роль художественного творчества? Разработанная Л.С. Выготским теория катарсиса помогает дать на этот сложный вопрос строго научный ответ.

"…Чувство первоначально индивидуально, а через произведение искусства оно становится общественным или обобщается", - утверждает Выготский¹⁰⁶. Обобществление чувств при художественном творчестве ускользает от научного анализа, когда художественное искусство сводят к дохудожественному. Сам Выготский дает почву для такой редукции, когда, имея в виду лишь художественное искусство, пишет просто: "искусство".

Основы теории катарсиса
изложены Л.С. Выготским
в книге "Психология искусства"

Поначалу искусство не было художественным и имело ярко выраженный практический характер.

Поначалу искусство не было художественным и имело ярко выраженный практический характер. К примеру, песня организовывала коллективный труд, помогая людям действовать вместе в едином ритме. Художественным искусство становится тогда, когда оно отрывается от практики и начинает существовать как самостоятельная деятельность. Но, потеряв непосредственную связь с практической деятельностью, искусство остается искусством: оно, как и прежде, организует совместный труд, только теперь делает это опосредованно, через эмоциональный мир человека.

Художественное искусство вызывает эмоциональную реакцию особого, эстетического характера. "Мы могли бы сказать, что основой эстетической реакции являются вызываемые искусством аффекты, переживаемые нами со всей реальностью и силой, но находящие себе разряд в той деятельности фантазии, которой требует от нас всякий раз восприятие искусства. Благодаря этому центральному разряду чрезвычайно задерживается и подавляется внешняя моторная сторона аффекта, и нам начинает казаться, что мы переживаем только призрачные чувства. На этом единстве чувства и фантазии и основано всякое искусство. Ближайшей его особенностью является то, что оно, вызывая в нас противоположно направленные аффекты, задерживает … моторное выражение эмоций и, сталкивая противоположные импульсы, уничтожает аффекты содержания, аффекты формы, приводя к взрыву, к разряду нервной энергии. В этом превращении аффектов, в их самосгорании, во взрывной реакции, приводящей к разряду тех эмоций, которые тут же были вызваны, и заключается катарсис эстетической реакции"¹⁰⁷.

Песня помогает во многих делах,
например в походах

Катарсис, по Выготскому, есть синтез противоположных эмоций, искусственно создаваемый художником.

Таким образом, катарсис, по Выготскому, есть синтез противоположных эмоций, искусственно создаваемый художником. Для чего нужен этот синтез? Дело в том, что человек, участвуя в общественной жизни, как правило, не имеет возможности непосредственно переходить от положительной эмоции к отрицательной и наоборот с тем, чтобы в его эмоциональной сфере сохранялся необходимый для нормальной жизнедеятельности баланс. В результате чувства оказываются разбалансированными: одно из них доминирует над другими, подавляет их, делая эмоциональную реакцию на то или иное событие неадекватной. Вот в таких случаях и приходит на помощь художественное искусство - "общественная техника чувства"¹⁰⁸.

Например, солдат, в строю наступая на врага, часто испытывает страх, который не удается погасить боевым задором. В этих условиях помогает военная музыка, роль которой "сводится вовсе не к тому, что она вызывает боевые эмоции, а, скорее, к тому, что она, уравновешивая в общем организм в этот критический для него момент со средой, дисциплинирует, упорядочивает его работу, дает нужный разряд его чувству"¹⁰⁹.

Художественное искусство, таким образом, никогда прямо не порождает из себя того или иного практического действия, оно только готовит к этому действию, регулируя эмоциональную сферу личности в соответствии с потребностями общества. "Искусство есть … организация нашего поведения на будущее, установка вперед, требование, которое, может быть, никогда и не будет осуществлено, но которое заставляет нас стремиться поверх нашей жизни к тому, что лежит за ней"¹¹⁰.

Художественное творчество играет роль общественного регулятора эмоционального мира личности.

Итак, художественное творчество играет очень важную роль общественного регулятора эмоционального мира личности. Оно необходимо и для становления личности, для воспитания общественного человека. "Недаром искусство с самых древних времен рассматривалось как часть и как средство воспитания, т.е. известного длительного изменения нашего поведения и нашего организма. …Все прикладное значение искусства в конечном счете и сводится к его воспитывающему действию, и все авторы, которые видят родство между педагогикой и искусством, получают … подтверждение своим мыслям со стороны психологического анализа"¹¹¹.

1.2.4. Теория остроумия З. Фрейда

Термин "психологический анализ" обычно связывают с именем З. Фрейда, а не Л.С. Выготского. Но последний проявил себя более проницательным психологом-аналитиком, чем первый, и, в частности, это видно при сравнении теории катарсиса и фрейдовской теории остроумия.

В книге "Остроумие и его отношение к бессознательному" З. Фрейд на многочисленных примерах шуток и комических ситуаций провел скрупулезное исследование техники остроумия, неоднократно демонстрируя при этом глубокий аналитический ум и писательское мастерство. Однако научную ценность данного трактата при несомненном исследовательском таланте его автора значительно снижает всего один, но чрезвычайно серьезный недостаток: отсутствие навыков применения диалектической логики, или, другими словами, диалектическая неразвитость мышления.

Зигмунд Фрейд

Чтение Фрейда создает впечатление, что про диалектическую логику он ничего не слышал. Вся логика, с его точки зрения, - формальная.

Чтение Фрейда создает впечатление, что про диалектическую логику он ничего не слышал. Вся логика, с его точки зрения, - формальная. Вот он приводит остроумный еврейский анекдот: "Один обедневший человек занял у зажиточного знакомого 25 флоринов, уверив его в своем бедственном положении. В тот же самый день благотворитель застает его в ресторане перед тарелкой семги с майонезом. Он упрекает его: "Как, вы занимаете у меня деньги, а потом вы заказываете себе семгу с майонезом. Для этого вам понадобились мои деньги?" - "Я не понимаю, - отвечает обвиняемый, - когда я не имею денег, я не могу кушать семгу с майонезом, когда я имею деньги, я не смею кушать семгу с майонезом. Когда же я, собственно, буду кушать семгу с майонезом?""¹¹².

"…Что замечательного можно сказать об ответе обедневшего? - рассуждает Фрейд. - Что ему, собственно, поразительным образом придан характер логичности. Но это - неправильно; ответ, конечно, нелогичен"¹¹³. Почему же нелогичен? Потому что, во-первых, должник "защищается тем, что он употребил данные ему взаймы деньги на лакомый кусочек", а во-вторых, благотворитель "совсем не упрекает его в том, что ему захотелось семги как раз в тот день, когда он занял деньги, а напоминает ему о том, что он при настоящем своем положении вообще не имеет права думать о таких деликатесах. Этот единственно возможный смысл упрека обедневший бонвиван оставляет без внимания и отвечает на что-то другое, как будто он не понял упрека"¹¹⁴.

В данном анекдоте родоначальник психоанализа обнаружил технику остроумия, названную им "передвиганием", поскольку ее сущность "состоит в отклонении хода мыслей, в передвигании психического акцента с первоначальной темы на другую"¹¹⁵. Из-за этого увиливания, ухода от исходной темы разговора, психолог и охарактеризовал ответ обедневшего еврея как нелогичный: еще бы - ведь нарушен принцип тождества! Отметим, что принцип тождества - формально-логический, в диалектической логике он не действует. Таким образом, он вовсе не общелогический, как подразумевает Фрейд. Но дело не столько в логических принципах, сколько в правильном психологическом анализе.

По мнению автора "Остроумия…", если устранить передвигание из ответа бедняка, получится примерно следующее: "Я не могу отказать себе в том, что мне нравится, а откуда я беру деньги для этого - это мне безразлично. В этом вы имеете объяснение того, почему я именно сегодня ем семгу с майонезом после того, как вы дали мне взаймы деньги"¹¹⁶. И далее - жесткий этический комментарий: "Но это было бы не остротой, а цинизмом"¹¹⁷.

В анализе Фрейда получилось, что ответ обедневшего еврея на упрек его благодетеля является, во-первых, увиливанием с помощью нехитрых логических злоупотреблений, а во-вторых - закамуфлированным цинизмом, т.е. цинизмом в квадрате. И то и другое заслуживает лишь гневного осуждения, брезгливого неприятия. Почему же вместо отрицательных эмоций поведение должника в концовке анекдота вызывает беззлобный смех?

Да потому, что в его ответе нет ни увиливания, ни изощренного цинизма. Анализ данного анекдота надо проводить не так, как это сделано в книге "Остроумие и его отношение к бессознательному", а с точки зрения теории катарсиса, т.е. примерно так, как это делал Выготский в своей "Психологии искусства". Теория катарсиса, как мы знаем, предназначена для анализа художественных произведений. Следует ли применять ее к анекдотам? Следует, ибо любой остроумный анекдот есть не что иное, как маленькое художественное произведение.

Итак, приступим к психологическому анализу, который требует теория катарсиса.

Анализ любого художественного произведения, в том числе анекдота, нужно проводить в рамках теории катарсиса.

Вначале обедневший еврей вызывает сочувствие, ибо занять денег ему пришлось из-за бедственного положения. Но потом, когда должник оказался застигнутым в ресторане, наше сочувствие сменяется осуждением и насмешкой: незадачливый любитель полакомиться с ходу попался. И, если бы богач, сказав то, что он сказал, сразу ушел, не дожидаясь ответа, или просто назвал бедняка бессовестным, а потом ушел, или даже ничего не сказал, а лишь показал должнику, что он все видит, глубоко возмущен и потому не желает ни о чем разговаривать, наше отношение к бедняку осталось бы однозначно отрицательным.

Но дальше происходит любопытный поворот: богач, оказавшись не высоконравственным человеком, а занудой-морализатором, заводит разговор, провоцирующий провинившегося должника на унизительные оправдания - унизительные в силу того, что оправдываться, с точки зрения строгой морали, нечем. Это меняет эмоциональное восприятие персонажей: богач, решивший поиздеваться, теряет нашу положительную оценку, а провинившийся бедняк, которого толкают на унижение, напротив, снова вызывает сочувствие.

Мы, как и богач, ждем оправданий, правда, ждем по-разному, и должник действительно стал оправдываться, но при этом неожиданно оказался хозяином положения. Неожиданно для нас, для богача и, по-видимому, для себя, поскольку мы не имеем веских оснований подозревать в обедневшем еврее прожженного циника, заранее заготовившего софистический ответ. Напротив, психологический анализ концовки анекдота приводит к выводу, что должник говорит крайне возбужденно, а не холодно-расчетливо. Он трижды упоминает семгу с майонезом, потому что все его мысли вертятся вокруг этого любимого блюда, которое у него под носом и которого он может сейчас же лишиться. Смысл этого ответа простой: страстное признание в любви.

Любовь сильнее строгих правил морали, поэтому оправдание должника, поскольку оно выражает его обожание семги с майонезом, не вызывает у нас отрицательных эмоций. Однако в этом оправдании присутствует и то, что подметил Фрейд: благодаря зацикленности обедневшего еврея на любимом блюде, его слова выстроились в форме нудного формально-логического рассуждения.

Такие рассуждения неприятны для нормального человека, они раздражают и отталкивают его, но зануда-благодетель должен принять занудное оправдание за нормальное, и, сделав это, он попадет в безвыходное, с точки зрения морали, положение. В самом деле, на оправдание должника ему надо возразить так: "Ты сможешь кушать семгу с майонезом только тогда, когда станешь богатым", но он не в праве так возражать, поскольку выдает себя за высоконравственного человека, а высокая нравственность вовсе не запрещает беднякам время от времени кушать дорогие блюда.

Два еврея

Эмоции сочувствия и неприятия, которые сталкивались друг с другом в процессе восприятия нами анекдота про двух евреев и сёмгу, в конце восприятия уничтожили друг друга в синтезе и вызвали катартический смех.

Эмоции сочувствия и неприятия, которые сталкивались друг с другом в процессе восприятия нами данного анекдота, в конце восприятия уничтожили друг друга в синтезе. Вот почему на ответ обедневшего еврея мы реагируем не едкой насмешкой, как это было при известии о том, что должник с ходу попался на месте этического преступления, а беззлобным смехом, который относится уже не к конкретной ситуации с конкретными персонажами, а к этой же ситуации, но воспринятой абстрактно, с высоты катарсиса.

Почему у Фрейда не получился такой психологический анализ? Потому, что для его осуществления надо обладать более или менее развитым диалектическим мышлением, позволяющим адекватно описывать движение образов и связанных с ними эмоций. У автора книги "Остроумие и его отношение к бессознательному" такого мышления не оказалось.

Хотя Фрейд далёк от диалектики, в его теории есть понятие сгущения, которое напоминает понятие синтеза. Однако фрейдовское сгущение - всего лишь аномальное сжатие исходного образа.

Тем не менее при чтении данной книги нередко возникает ощущение, что Фрейд вполне диалектичен и только случайность помешала ему выйти к теории катарсиса. Когда словесные выражения "приходят в связь друг с другом и подвергаются своеобразному процессу сгущения и слияния, - пишет, к примеру, австрийский психолог, - тогда возникает острота, и при этом перворазрядная острота"¹¹⁸. Может, как и в теории катарсиса, речь идет о синтезе, т.е. о диалектическом соединении противоположностей? Правда, термин "синтез" Фрейд не употребляет, но ведь дело-то не в терминах; даже явный диалектик Л.С. Выготский, говоря о синтезе, предпочитал термин "сгущение".

Однако Фрейд объявляет сгущение, заключенное в остроумных текстах, так же, как и бессмыслицу, "уклонением от нормального мышления"¹¹⁹ (синтез, как правило, к таковому не относят) и далее уводит нас в область бессознательного: "Интересные процессы сгущения с заместительным образованием, которые мы распознали как ядро техники словесного остроумия, указывают нам на образование сновидения, в механизме которого были открыты те же самые процессы. На то же указывают и технические приемы острот по смыслу: передвигание, ошибки мышления, бессмыслица, непрямое изображение, изображение при помощи противоположности, - которые все без исключения проявляются в технике работы сна"¹²⁰.

В связи с многочисленными перекличками в создании остроты и образовании сновидения австрийский психолог отсылает читателя к своей теории сна. "Первым достижением работы сновидения является сгущение (Verdichtung), - говорит "Введение в психоанализ". - Под этим мы подразумеваем тот факт, что явное сновидение содержит меньше, чем скрытое, т.е. является своего рода сокращенным переводом последнего"¹²¹. Итак, сгущение - это сокращенная подача исходного образа. При такой трактовке сгущение сближается с экономией, а не с синтезом, и в "Остроумии…" прямо сказано, что сгущением управляет "экономящая тенденция"¹²².

Однако, перечисляя свойства сгущения, Фрейд отходит от толкования последнего в смысле простой экономии. "Сгущение, - пишет он, - происходит благодаря тому, что: 1) определенные скрытые элементы вообще опускаются; 2) в явное сновидение переходит только часть некоторых комплексов скрытого сновидения; 3) скрытые элементы, имеющие что-то общее, в явном сновидении соединяются, сливаются в одно целое"¹²³. Третье из указанных свойств сгущения нельзя свести к экономии, к уменьшению количества, здесь, напротив, явный акцент на качественный сдвиг, на создание чего-то нового, как в случае с синтезом. Причем Фрейд добавляет к характеристике третьего свойства, т.е. слияния разных элементов скрытого сновидения, следующее: "Если хотите, то можете сохранить название "сгущение" только для этого последнего процесса"¹²⁴.

Итак, сгущение, по Фрейду, следует понимать прежде всего как слияние разного в единое целое. Очень похоже на понятие синтеза, но все-таки это другое понятие, ибо австрийский психолог не желает рассматривать слияние противоположностей. "Благодаря накладыванию друг на друга отдельных сгущаемых единиц, - пишет он, - возникает, как правило, неясная, расплывчатая картина, подобно той, которая получается, если на одной фотопластинке сделать несколько снимков"¹²⁵.

"Неясная, расплывчатая картина" - вот результат фрейдовского сгущения. Потому-то родоначальник психоанализа и заявляет, что оно - "уклонение от нормального мышления", ошибка ума. Но, в таком случае, еще большей умственной ошибкой является синтез, т.е. сгущение противоположностей: тут уж, согласно Фрейду, вообще ничего не разглядишь!

Рождение синтеза

Пути З. Фрейда и Л.С. Выготского при исследовании творчества круто разошлись в понимании психической роли синтеза.

Вот здесь, в этом именно пункте - в понимании психической роли синтеза - и разошлись теоретические пути З. Фрейда и Л.С. Выготского при исследовании творчества. Первый испугался синтеза, т.е. испугался быть последовательным диалектиком, второй - нет. А результат этого расхождения оказался весьма существенным: первый не разглядел катарсиса, проводя психологический анализ художественных текстов, второй - разглядел, и не просто разглядел, а создал подлинно научную теорию художественного творчества. В этой теории художники-творцы, в частности сочинители остроумных текстов, предстают не как невротики и т.п., т.е. психически больные индивиды, люди с ущербной психикой¹²⁶, а как личности с более развитой психикой, чем у большинства других людей.

Теперь коротко обобщим то, что удалось установить в ходе рассмотрения философии творчества Нового времени.

Философы-субъективисты подчеркивают присущую человеку свободу. При этом роль случайности в человеческой деятельности так непомерно возрастает, что творческий процесс приобретает ярко выраженный мистический характер. Философы-объективисты, напротив, подчеркивают обусловленность поведения человека внешними факторами, объективными законами, а в результате исчезает творец, самостоятельно действующий субъект.

Сбалансированное толкование субъект-объектного отношения, позволяющее строить строго научную теорию креативности, возможно только на базе диалектического материализма. Впечатляющий прорыв в изучении сущности художественного творчества, осуществленный Л.С. Выготским, объясняется именно диалектико-материалистическим подходом, который последовательно применил выдающийся отечественный психолог.

"Психология искусства" Выготского убедительно показала необходимость диалектики при разработке методов не только художественного, но и любого другого творчества. Эта необходимость в полной мере была учтена Г.С. Альтшуллером.

1.3. Разработка методов творческой деятельности

1.3.1. Роль творчества в современном мире

Долгое время - с Древности по Новое время - казалось, что творчество - это произвол творца. Поэтому разработкой методологии творчества никто не занимался.

Можно ли разработать методологию творчества? Долгое время - с Древности по Новое время - казалось, что творчество - это произвол творца, это полное отсутствие каких бы то ни было правил, это сугубо индивидуальная, неповторимая деятельность, зависящая от множества случайных обстоятельств, а потому неизбежно ускользающая от исследователя, нацеленного на поиск закономерностей.

Вплоть до начала ХХ века "общество еще не имело потребности в овладении механизмами творчества людей: таланты появлялись как бы сами собой, они стихийно создавали шедевры литературы, искусства, делали научные открытия, изобретали, удовлетворяя тем самым потребности развивающейся культуры. В большинстве случаев в творчестве видели свободу проявления человеческого духа, не связанную объективными законами, не поддающуюся научному анализу. Идея целенаправленного повышения эффективности созидания новых общественно значимых ценностей рассматривалась как пустая забава"¹²⁷. Разработкой методологии творческого акта никто серьезно не занимался, даже самые великие умы, но с развертыванием научно-технической революции положение кардинально изменилось.

Мы живем в эпоху НТР. Многие не замечают, какой глубокий смысл заключен в этой привычной фразе, застывшей как примитивный, невыразительный штамп. Попробуем вернуть ей краски и глубину, обратившись к историческому материалу.

До сих пор творческую личность
изображают как чудака
или безумца

Еще полтора - два столетия назад человек жил в относительно стабильном мире.

Еще полтора - два столетия назад человек жил в относительно стабильном мире, в окружении привычных предметов, существенно не менявшихся на протяжении всей его жизни. Он занимался обычными для него конкретными делами, содержание которых изо дня в день оставалось одним и тем же. Подавляющее большинство людей было занято крестьянским трудом, жестко регламентированным природой. Даже в России начала ХХ века, далеко не самом отсталом государстве того времени, "из 125,6 млн. населения страны в сельской местности жило около 110 млн., или 87% населения"¹²⁸. К примеру, если вы хлебороб, вам нужно пахать, сеять, жать, пахать, сеять, жать, и так - из года в год без существенных перемен. Причем сельский труд мало чем отличался от того, который имел место в средние века: "Сельскохозяйственных машин было незначительное количество, и главной рабочей силой в деревне были лошади, волы да крестьянские руки"¹²⁹. Поэтому не удивительно, что "миллионы людей находились в плену средневековых представлений о мире, их кругозор ограничивался родной деревней, кишлаком или аулом. Подавляющее большинство населения (73,7% по переписи 1897 г.) было неграмотным"¹³⁰.

До сих пор сельская жизнь очень консервативна. Да и в промышленности того времени деятельность носила по преимуществу рутинный характер.

Принципиально новые технологии появлялись редко, а их внедрение занимало длительный период. Например, еще в 1802 г. В.В. Петров впервые наблюдал электрическую дугу. На основе этого явления лишь в 1876 г. П. Н. Яблочков создал дуговую лампу, а широкое практическое применение электрическая дуга получила лишь к середине ХХ века. Наука "была почти всецело делом индивидов, более или менее изолированных личностей или, самое большее, узкого круга людей, принадлежащих к замкнутому научному сообществу (а значит, в значительной мере отделенных от остального общества)"¹³¹.

В условиях отрыва науки от промышленной деятельности профессиональное обучение новичков на предприятиях не представляло особых проблем и часто осуществлялось в процессе самого производства, на личном примере опытных работников.

Пахота в XXI в. до н.э. (Египет)
и в XXI в. н.э. (Россия).
Не правда ли, очень похоже?

В конце XIX века научно-технический прогресс получил заметное ускорение, а в наше время приобрел лавинообразный характер.

В конце XIX века на базе промышленного переворота в развитых странах научно-технический прогресс получил заметное ускорение, а в наше время приобрел лавинообразный характер. М.И. Меерович и Л.И. Шрагина приводят впечатляющую статистику: "Проанализировав публикации, американский психолог Прайс подсчитал, что на смену 50% содержания науки в настоящее время уходит от 3 лет в биомедицине до 16 лет в географии. В качестве наиболее характерного и наглядного примера можно привести микроэлектронику и вычислительную технику: за неполные 40 лет сменилось 5 поколений ЭВМ!"¹³²

Даже в бытовой сфере, более консервативной по сравнению с научно-технической, серьезные сдвиги стали гораздо чаще, чем раньше. Пример - бальные танцы. Возьмем такую цепочку: вальс - танго - фокстрот - рок-н-ролл. Эта последовательность отражает переход популярности от одного танца к другому, происходивший в пределах считанных десятилетий.

"Все вокруг развивается фантастическими темпами, и стремительность этих перемен с каждым годом не ослабевает, но только возрастает", - констатирует К.В. Сельченок¹³³.

Высокие темпы прогресса во всех сферах деятельности, с одной стороны, оказывают благотворное влияние на общественную жизнь, всесторонне расширяя возможности человека, но с другой стороны - порождают серьезнейшие проблемы глобального характера. НТР вызвала гонку вооружений, в ходе которой разрабатываются все новые и новые средства массового уничтожения людей, привела к глобальному загрязнению среды промышленными отходами, породила мировой информационный взрыв, внесший сумятицу в общественное сознание и тем самым сделавший чрезвычайно шаткими фундаментальные основы культуры.

НТР, пишет про информационный взрыв Н.Т. Петрович, "удваивает наши знания во многих областях в течение нескольких лет, а сопровождающий их поток информации увеличивается за это же время в 10 и более раз"¹³⁴. Вместо информационного голода обычным явлением научной (и не только научной) практики стал избыток информации. "Уже сегодня, - с тревогой отмечает В.Д. Захарченко, - молодой ученый, чтобы прочесть все журналы мира, выходящие только в его отрасли науки за год, должен потратить, работая круглосуточно, целый год…"¹³³

Научно-техническая революция

Д. Мичи и Р. Джонстон оценивают современную ситуацию как чрезвычайно опасную: "Наш мир, возможно, близится к катастрофе. К такому выводу нетрудно прийти при любом трезвом анализе состояния нашей планеты"¹³⁶. "Человечеству грозит гибель уже в XXI веке", - вторит зарубежным авторам наш соотечественник Е.Д. Яхнин¹³⁷. Другой россиянин, крупный специалист по теории управления академик Н.Н. Моисеев, не просто предупреждает о глобальной опасности, а бьет в набат: "…Человек сегодня … подошел к краю пропасти. И пока не ведает об этом. Еще один неосторожный шаг - и он сорвется в бездну. Жестокая реальность состоит в том, что слова о пропасти - это не просто эффектная фраза. Она отвечает тому, что имеет место в действительности: на самом деле, один неосторожный шаг, одно неосторожное действие - и человечество может исчезнуть с лика Земли"¹³⁸.

Академика Моисеева особенно тревожит экологическая обстановка: "…Самым опасным и трагичным для человека может оказаться потеря стабильности биосферы (нарушение извечного хода событий), возможность перехода биосферы в некое новое состояние, в котором ее параметры исключат возможность существования человека"¹³⁹. Моисееву вторит Н. Карпов. С его точки зрения, подтверждаемой фактами, глобальное потепление, вызванное "безудержным развитием современной цивилизации", уже сейчас представляет смертельную опасность для мирового сообщества: "Человечество сидит на огромной "климатической бомбе", которая может "рвануть" в любой момент. И по сравнению с этим "взрывом" атомные и водородные бомбы покажутся сущим пустяком. Нужны неотложные согласованные меры всех стран и всех правительств. Потому что "отсидеться" при дальнейшем "бунте природы" не удастся никому. И это пора бы наконец понять всем нынешним правителям мира и вершителям судеб человечества"¹⁴⁰.

А вот М. Блюменкранц выражает крайнюю обеспокоенность кризисной обстановкой в духовной сфере: "…Вполне возможно, что единственная глобальная проблема, которая стоит перед современной культурой, - это выжить"¹⁴¹.

Но есть ли у человека воля к жизни? То, что люди сами, своей собственной деятельностью вызвали лавину опасных проблем и не спешат обуздать ее, настроило С.Г. Кара-Мурзу на крайне пессимистический лад: "Каков результат развития человечества при господстве культуры индустриального общества и европейской науки как ее ключевого элемента? Результатом явилась потеря человечеством инстинкта самосохранения. … Разные проявления современного кризиса … выглядят как симптомы медленного, "наркотического" вползания человечества в необратимые самоубийственные процессы"¹⁴².

НТР принесла с собой
острейшие противоречия

Решение растущих, как лавина, проблем НТР требует огромного напряжения умственных и физических сил, высочайшего уровня культуры.

Решение растущих, как лавина, проблем НТР требует огромного напряжения умственных и физических сил, высочайшего уровня культуры. Как проявляется эта общественная потребность в научно-технической сфере?

Во-первых, на многих рабочих местах в передовых отраслях промышленности уже сейчас необходимо высшее образование. Без него не справиться с нарастающим валом задач. "Если лет 30 - 40 тому назад с понятием интеллектуального потенциала связывалось представление только о людях, которых обычно причисляли к интеллигенции, т.е. об инженерах-исследователях, конструкторах, ученых, писателях, то теперь его носителем являются и многие рабочие специальности. В самом деле, обслуживание целого ряда высших технологий требует инженерной квалификации"¹⁴³.

Вот почему, начиная с середины ХХ века, в развитых странах имеет место "опережающий рост численности научных кадров по сравнению с общей занятостью. С 1960 по 1983 год она выросла в США в 1,75 раза, в Японии - в 4,8, в ФРГ - в 3,5, во Франции - почти в 3 раза"¹⁴⁴.

Во-вторых, знания быстро устаревают, поэтому их нужно то и дело совершенствовать в процессе переобучения. "Обновление знаний идет столь быстро, - подчеркивает Петрович, - что человек всю жизнь должен овладевать новой информацией, должен учиться. Если он прекратит этот процесс даже на короткое время, то безнадежно отстанет, дисквалифицируется…"¹⁴⁵ Эту тему развивают Меерович и Шрагина: "Старые знания и навыки оказываются ненужными, и возникает постоянная потребность приобретения новых знаний и навыков, что, соответственно, требует колоссальных расходов. Уже сейчас передовые страны вкладывают в образование 15 - 19% национального бюджета, а наиболее могущественные фирмы - до 20 - 25% прибыли в переподготовку персонала"¹⁴⁶. Заинтересованность бизнеса в переобучении работников не случайна: "Анализ отечественных и зарубежных данных показывает, что только непрерывное постдипломное обучение специалистов обеспечивает разработку конкурентоспособных технологий"¹⁴⁷.

В России вопросы переобучения стоят особенно остро. "Одним из серьезных недостатков российского образования является недостаточное внимание к адаптационным задачам образования, без чего оно не может стать "Образованием для будущего", - подчеркивает Н.С. Юлина. - Этот недостаток виден в том, что по своему содержанию российское образование в значительной мере опрокинуто в прошлое"¹⁴⁸.

"Принято считать, - пишет на тему неэффективности современного обучения и переобучения педагог-новатор А.В. Хуторской, - что образование - это передача новому поколению опыта и знаний предыдущего. Так построено большинство педагогических систем, действующих в современных школах и вузах. Однако общепринятое понимание образования как усвоения человеком опыта прошлого вступает сегодня в противоречие с … необходимостью решения насущных проблем стремительно изменяющегося мира"¹⁴⁹.

Современное образование, чтобы помочь человечеству оседлать растущую лавину глобальных проблем, должно разрешить ряд острейших противоречий:
1. С одной стороны, требуются все новые специальности, с другой - новые специальности требуют углубленного изучения.
2. С одной стороны, нужно ограничивать широту знаний, чтобы она не мешала специализации, с другой - нужно бороться с профессиональным консерватизмом, расширяя его кругозор¹⁵⁰.
3. Подготовка высококвалифицированного специалиста требует огромных затрат, но эти затраты не окупаются, так как быстрое устаревание знаний требует переподготовки специалиста.

Информационный взрыв

Чтобы справиться с противоречиями НТР, нужно воспитывать творческую личность, нацеленную на активное участие в общественных делах.

Как разрешить эти противоречия? Выход один: воспитывать творческую личность, нацеленную на активное участие в общественных делах.

"Мышление, воображение и фантазия конкретного создателя научно-технического прогресса, - подчеркивал в конце 80-х годов прошлого века А.Ф. Эсаулов, - должны стать объектом достаточно серьезного научного исследования. Без настойчивого разрабатывания именно этих проблем принципиально невозможно в дальнейшем не только интенсивно развивать научно-технический прогресс, но и выйти на качественно новый уровень в постановке и организации учебной работы как в средней, так и в высшей школе"¹⁵¹. А еще раньше, в начале 70-х годов, талантливый изобретатель и методолог Г.Я. Буш отметил: "Все яснее становится, что дальнейший научно-технический прогресс возможен лишь на базе усовершенствованного управления им, при условии перенесения центра тяжести от использования результатов технического творчества на его организацию и методологию теории"¹⁵².

Очень похоже высказался на эту тему психолог Я. А. Пономарев. "В связи с научно технической революцией, - вспоминает он про середину ХХ века, - возникла резко выраженная потребность в систематическом, сознательном, преднамеренном управлении творческой деятельностью, прежде всего в науке и технике: надо было растить творческих работников, отбирать кадры, мотивировать творческую деятельность, стимулировать успех творческого акта, использовать возможности автоматизации умственного труда, формировать творческие коллективы и т.п."¹⁵³

В наше время задача воспитания широкого слоя творчески мыслящих работников, возникшая, по свидетельству Пономарева, еще в середине прошлого века, не стала менее острой. Даже в 2000 году Меерович и Шрагина вынуждены характеризовать ее как "принципиально новую"¹⁵⁴, ибо за полвека серьезных сдвигов в ее решении (Да что там в решении - даже в осмыслении!) не произошло, а технические проблемы общественного развития по-прежнему растут с пугающим ускорением.

Вслед за Мееровичем и Шрагиной необходимость перестраивать образование на креативный лад энергично подчеркивает К.В. Сельченок: "Широко распространена иллюзия относительно ограниченности ресурсов, которыми располагает планетарное человечество. Все тяготящие и гнетущие нас проблемы укоренены лишь в одном - в недостатке изобретательности, в нехватке креативности, в неумении творчески использовать свои собственные психодуховные ресурсы"¹⁵⁵.

"Приглашение к участию в психокультурной революции, - объясняет свою позицию Сельченок, - вовсе не моралистский лозунг, а эволюционно обусловленный ответ на закономерно возникший в связи с началом Информационной Эпохи вызов, адресованный самим людям. Человек создал поистине волшебные машины, развил удивительнейшие знания о природе и подчинил себе колоссальные энергии. В конце концов, он вызвал к жизни то, что именуется "информационным взрывом". Однако при этом люди забыли о планомерном и технически грамотном совершенствовании своих собственных способностей, что неизбежно привело к углублению противоречия между мудрыми машинами и сомнительно разумным человеком"¹⁵⁶.

Назревшую необходимость развивать креативные черты современной личности отмечает и Н.С. Юлина. Главный недостаток отечественного образования она видит "в информативном крене, в то время как основной упор следует делать на улучшение качества мышления. То есть на развитие гибкости ума, рефлексивности, открытости новому, на умение работать творчески, критически, контекстуально. Одним словом, - подчеркивает Юлина, - уделяется мало внимания тому, чтобы дети научились справляться с неординарными проблемами, которые подбрасывает динамично развивающийся мир"¹⁵⁷.

Яков Александрович Пономарёв,
советский психолог,
исследователь интуиции
и творчества

Информативный крен образования не является специфически российским. Еще в начале 60-х годов ХХ века о нем же писал выдающийся педагог Д. Пойа, характеризуя преподавание математики в колледжах США¹⁵⁸. "Чтобы ликвидировать этот недостаток, программа подготовки учителя должна открывать простор для творческой работы на соответствующем уровне", - подчеркнул Пойа¹⁵⁹. Американский педагог прав: для воспитания творческой личности нужны особые образовательные программы, эффективные методы развития креативности, разработанные на основе научного исследования логических особенностей творчества.

Итак, сама жизнь решительно поставила в повестку дня вопрос о методологии креативной деятельности, "представления о принципиальной несовместимости метода и творчества постепенно вытесняются осознанием необходимости их единства и обсуждением конкретных путей его обеспечения"¹⁶⁰.

Дьёрдь Пойа

Без исследования методологических аспектов творчества современные социальные проблемы решить не удастся.

Без исследования методологических аспектов творчества современные социальные проблемы решить не удастся. И прежде всего методологического осмысления требует техническое творчество, ибо оно является "необходимой предпосылкой, составной частью и движущей силой" НТР¹⁶¹. Высший уровень технической деятельности - изобретательство - "становится обязательной стадией в процессе разработки новой техники и превращается в одно из важнейших условий ускорения научно-технического прогресса"¹⁶², а также в главное средство борьбы с растущим валом вызываемых НТР проблем, ибо, как справедливо подчеркивает М.И. Гаврилов, "без изобретателей и их творчества этот вал не остановить"¹⁶³.

1.3.2. Методологическое исследование творчества в рамках психологии

Разработать эффективную методологию творчества можно лишь на основе знания его законов.

Разработать эффективную методологию творчества можно лишь на основе знания его законов. Каковы эти законы? Вопрос не простой. Современная наука не дает на него четкого обстоятельного ответа, хотя и располагает множеством фактов, которые говорят о том, что творчество не есть чистая случайность, абсолютный произвол творца.

Систематические исследования, специально организованные для выявления законов творчества и создания методологии творческого развития, развернулись в начале ХХ века. Ими занимались психологи - представители разных школ только что возникшей научной психологии, ориентированной на поиск фактов, т.е. объективной информации, добываемой путем проводимых по заранее определенным правилам планомерных наблюдений и экспериментов.

Поначалу в психологическом исследовании творчества преобладал метод самонаблюдения.

Поначалу преобладал метод самонаблюдения: известные деятели культуры, поощряемые психологами, старательно пытались в мельчайших подробностях описать все фазы какого-нибудь значительного творческого акта, который они сумели осуществить. Например, А. Эйнштейн часами рассказывал основателю гештальтпсихологии М. Вертгеймеру "о драматических событиях, которые завершились созданием теории относительности. Психолог представил "титанический процесс мышления" как драму в 10 актах. Ее "участниками" были: зарождение проблемы; стойкая направленность на ее решение; понимание и непонимание, вызывавшее подавленное состояние, вплоть до отчаяния; находки, гипотезы, их мысленное проигрывание; выявление противоречий и поиски путей их преодоления"¹⁶⁴.

Помимо того, что удавалось получить в ходе специально организованных психологами бесед, "источниками исходных данных были биографии, автобиографии, мемуары и другие литературные произведения, содержащие самопризнания выдающихся людей - художников, ученых, изобретателей"¹⁶⁵.

Психологические обобщения этих данных "касались фаз творческого процесса (выделялись фазы сознательного труда, бессознательной работы, вдохновения и др.), способностей к творчеству и качеств творческой личности; выделялись признаки гениальности, выражающиеся в особенностях перцепции (необыкновенная напряженность внимания, огромная впечатлительность, восприимчивость), интеллекта (интуиция, могучая фантазия, выдумка, дар предвидения, обширность знаний), характера (уклонение от шаблона, оригинальность, инициативность, упорство, высокая самоорганизация, колоссальная работоспособность), мотивации и ценностных ориентаций (непреодолимое стремление к творческой деятельности, удовлетворение от самого процесса творчества)"¹⁶⁶.

Макс Вертгеймер

Главный итог исследований на основе метода самонаблюдений - построение модели творческого акта, представляющей собой определенное количество стадий, или фаз.

Главный итог исследований на основе метода самонаблюдений - построение модели творческого акта, представляющей собой определенное количество стадий, или фаз. Сначала было выделено всего три стадии: выдвижение гипотезы, создание идеи и логическая обработка полученного результата. Эту простенькую модель еще в 1910 г. предложил П.К. Энгельмейер¹⁶⁷.

Впоследствии данная модель подверглась разным вариантам детализации. В 1926 г. Г. Уоллес разработал схему, включающую четыре стадии творческого акта¹⁶⁸. Первая стадия - подготовка, т.е. накопление и первичная обработка информации, связанной с решением возникшей проблемы. Вторая стадия - созревание. "Слово "созревание" (incubation), - поясняет данный термин Р. Вудвортс, - предполагает скорее всего теорию бессознательной работы над проблемой в течение периода направленности внимания на другие вопросы, но мы можем оставить в стороне такое предположение и пользоваться этим словом просто для обозначения того факта, что после периода подготовки и перед периодом вдохновения вклинивается период отсутствия внимания к проблеме. Имеется некоторое сходство между созреванием и плато в кривой обучения. И то и другое представляет периоды отсутствия очевидного прогресса, имеющие место между стадиями быстрого прогресса"¹⁶⁹.

Третья стадия модели Уоллеса - insight (озарение, вдохновение). Это самая загадочная для науки стадия. По существу, она продолжает быть таковой и в наши дни. "На решающее значение этой стадии имеется бесчисленное множество указаний, но сколько-нибудь содержательные описания отсутствуют и ее природа остается неясной", - вынужден констатировать В.П. Зинченко¹⁷⁰. Между тем без ее понимания не может быть построена научная теория творчества. Наконец, четвертая стадия, по Уоллесу, - проверка правильности решения. Видно, что модели Энгельмейера и Уоллеса различаются лишь тем, что стадия создания идеи, выделенная первым исследователем, разбита вторым на стадии созревания и озарения.

Еще более детальное дробление творческого акта осуществил в 1964 г. Г. Селье, выделивший семь стадий¹⁷¹. В качестве первой из них Селье выдвигает жажду познания, вводя тем самым в состав своей модели мотивацию творчества. "Из последующих шести стадий четыре связаны непосредственно с творческим этапом рождения идеи и две последних - с проверкой и использованием в жизни"¹⁷².

Бросается в глаза разнобой в представлениях психологов о структуре творческого процесса. Различия не случайны: данные самонаблюдения, положенные в основу при построении рассмотренных моделей, имеют преимущественно субъективный характер и, как правило, поверхностны.

В конце концов путь дробления творческого акта был признан бесперспективным, и психологи остановились на четырех стадиях Уоллеса. Однако далеко не все. Например, В. П. Зинченко предлагает "собирательный образ мыслительного творческого процесса", включающий не четыре, а пять стадий: перед стадиями Уоллеса он ставит стадию зарождения задачи. На ней "возникает чувство необходимости начать работу, чувство направленной напряженности, которая мобилизует творческие силы"¹⁷³.

Владимир Петрович Зинченко

От метода самонаблюдения психологи, исследовавшие творчество, перешли к экспериментам.

У психологии начала ХХ века "еще не было средств проникновения в сущность явлений", "центральным звеном творчества признавалась бессознательная работа, но ее природа считалась мировой загадкой. Это была наука исходного, созерцательного типа психологического знания"¹⁷⁴. Чтобы получить более глубокие знания, причем строго объективного характера, психологи перешли к постановке экспериментов. "Вместе с развитием экспериментальной психологии в психологию творчества проникали более активные методы получения исходных данных"¹⁷⁵.

Казалось, что очень скоро, опираясь на эксперименты, научная психология раскроет все тайны творчества, разработает его методологию и позволит тем самым переориентировать систему образования на развитие креативности у современного человека. Однако этого не случилось, методологические достижения психологии творчества, основанные на многочисленных и разносторонних экспериментах, оказались чрезвычайно скромными. Чтобы понять, почему так произошло, обратимся к анализу конкретного психологического исследования.

В качестве примера возьмем классическую для советской психологии работу под названием "Опыт экспериментального исследования мышления"¹⁷⁶. Хотя в названии ничего не сказано о проблеме создания методов развития творческих аспектов умственной деятельности, работа посвящена именно этой теме, о чем и заявлено во вступлении: "Среди психологических вопросов, относящихся к проблеме мышления, одним из наиболее важных является вопрос о том специфическом звене мыслительной деятельности, которое придает ей отчетливо выраженный творческий характер. Когда ученый или изобретатель, рабочий-рационализатор или учащийся стоят перед новой, впервые осваиваемой ими задачей, то обычно процесс решения такой задачи имеет как бы два этапа: первый этап - нахождение адекватного принципа, способа решения, который прямо не вытекает из условий задачи; второй этап - применение найденного уже принципа решения…
Иногда этот второй этап требует большого внимания и труда, но все же это этап только дальнейшей разработки и конкретизации решения, которое в своем общем виде, т.е. именно в принципе, уже известно.
Другое дело - первый этап, этап нахождения самого принципа или, как иногда говорят, идеи решения. Это и есть наиболее творческое звено мыслительной деятельности"¹⁷⁷.

Хотя "очень часто подчеркивают случайность тех обстоятельств, в которых происходит … открытие новой идеи, нового принципа решения", авторы работы проявили намерение, используя серию строго поставленных экспериментов, если не опровергнуть, то основательно поколебать мнение о случайности творчества и серьезно задались вопросом: "Что же представляет собой это так называемое творческое звено мыслительной деятельности?"¹⁷⁸.

В ходе экспериментов "испытуемым предлагались задачи, решить которые можно только с помощью "подсказок". Одни из них - прямые указания к действию - не представляли особого интереса, здесь исчезала ситуация творческой задачи (опираясь на такую "подсказку", испытуемый решал задачу логически). Прямое содержание другой группы "подсказок" не имело "существенной" связи с задачей, связь заключалась в "случайном признаке", например в совпадении движения руки при выполнении "подсказки" и при решении задачи"¹⁷⁹.

Итак, во всех экспериментах испытуемые кроме основной задачи получали вспомогательную (подсказку). При этом психологи стремились выяснить специфические особенности творческого процесса. В основу их гипотезы о характере последнего был "положен факт неоднородности результата действия в ситуации "подсказки" - наличия в нем прямого (осознаваемого) и побочного (неосознаваемого) продуктов"¹⁸⁰. Практический интерес представляло определение условий превращения побочного продукта действия в прямой.

Что же удалось выяснить?

"Перевод побочного продукта действия на положение прямого оказывается возможным в том случае, когда "подсказка" предваряется задачей, т.е. когда вначале дается задача, выступающая здесь в стимулирующей функции; затем следует "подсказка"; наконец - вновь задача, выступающая теперь уже в выявляющей функции. Под действием стимулирующей задачи у испытуемого возникает поисковая доминанта, определяющая ход ориентировки в ситуации "подсказки""¹⁸¹.

Был установлен и целый ряд менее масштабных закономерностей творческой деятельности:
"1. Чем больше прямой продукт действия в "подсказке" удовлетворяет той или иной потребности субъекта, тем меньше вероятность переориентировки на побочный продукт и тем резче угасает поисковая доминанта, вызванная стимулирующей задачей.
2. Введение усложнений в ситуацию стимулирующей задачи искажает формируемую под ее влиянием поисковую доминанту; простота стимулирующей задачи - фактор, благоприятствующий преобразованию побочного продукта действия в прямой.
3. Аналогичным образом решению способствует простота выявляющей задачи.
4. Чем менее автоматизирован этот способ действия, которым выполняется "подсказка", тем в большем числе случаев осознается побочный продукт действия.
5. Успех решения зависит и от особенностей того способа, в который преобразуется при переходе к выявляющей задаче образованный в ситуации "подсказки" побочный продукт действия: чем более обобщенным оказывается этот способ, тем легче становится перенос"¹⁸².

В ходе экспериментального исследования творчества психологи научно обосновали несколько фундаментальных положений. Но практическая ценность экспериментов оказалась незначительной.

Представляют ли эти результаты теоретический интерес? Безусловно. Научно было обосновано несколько фундаментальных положений. Что же касается практической стороны этих результатов, то здесь дело обстоит гораздо хуже. Теоретически, на основе специально организованной серии экспериментов психологи установили лишь то, что и ранее было известно, причем широко применялось на практике. Чтобы такая оценка не выглядела слишком резкой, рассмотрим подробней приведенные выше результаты психологического исследования.

"Перевод побочного продукта действия на положение прямого оказывается возможным в том случае, когда "подсказка" предваряется задачей…" Получается, что авторы работы "Опыт экспериментального исследования мышления" всерьез рассматривали возможность подсказать что-либо кому-либо еще до возникновения у последнего потребности в подсказке. Насколько неэффективны такого рода "подсказки" давно уже известно на практике.

Теперь о пронумерованных результатах исследования. Первый результат сводится к следующему общеизвестному положению: чем больше задача-подсказка отличается от основной, тем менее пригодна она как подсказка. Это далеко не новая мысль, и, разумеется, вряд ли кто будет ее оспаривать.

Столь же банально содержащееся в результатах 2 и 3 утверждение о том, что простота основной задачи облегчает сравнение ее со вспомогательной и, стало быть, использование последней в ее вспомогательном качестве. Очевидно, справедливо и то, о чем говорит результат 5: простота задачи-подсказки, т.е. ее вспомогательного материала, облегчает выполнение ею вспомогательной роли.

Менее очевиден результат 4, но, если вдуматься в его формулировку и высказаться проще, получится примерно следующее: чем труднее вспомогательная задача, т. е. чем больше вариантов ее решения нужно перебрать в сознании, тем вероятнее, что помимо основного будет осознан и побочный продукт этого решения, играющий вспомогательную роль при решении основной задачи. Опять довольно-таки банальная мысль: чем больше приходится осознавать, решая одну задачу, тем легче осознать при этом что-то полезное для решения другой.

Во вступлении к работе "Опыт экспериментального исследования мышления" упоминались ученый, изобретатель, рационализатор и учащийся - словом, все, кто в первую очередь нуждается в развитии креативных качеств. Ради этих людей, собственно говоря, и проводилось данное психологическое исследование. Но могут ли они удовлетвориться его результатами? Конечно, нет. Из рассмотренной нами работы (впрочем, это характерно не только для нее, но и для многих других работ по экспериментальной психологии, посвященных вопросам развития творчества) можно выудить, пожалуй, лишь одну практическую рекомендацию для эффективной организации творческого акта: хотите добиться успеха - берите задачу попроще.

Психолог проводит эксперимент
с испытуемой

Психологи, экспериментально изучающие креативность, предпочитают иметь дело с простыми, а не сложными творческими задачами.

Да и сами психологи, экспериментально изучающие креативность, предпочитают иметь дело с простыми, а не сложными творческими задачами. Почему? Исследование последних, объясняет Г.С. Альтшуллер, "наталкивается на практически неодолимые трудности. Творческий процесс растянут во времени; начиная наблюдение, исследователь не может быть уверен, что "подопытный изобретатель" решит задачу хотя бы за 5 или 10 лет. Да и само наблюдение нарушает чистоту эксперимента: чем подробнее психолог расспрашивает изобретателя, тем больше он узнает о ходе его мыслей, но тем сильнее вопросы влияют на этот ход мыслей, меняя и искажая его. Хотя творческий процесс длится очень долго, само решение появляется внезапно, часто в виде мгновенного "озарения". Тут просто невозможно о чем-то расспрашивать. Да и вообще данные, сообщаемые изобретателем, могут не отражать истинного хода мыслей"¹⁸³.

Сказать, что экспериментальная психология творчества в практическом плане проявила совершенную несостоятельность, было бы несправедливо. "Выяснилось, что испытуемые решают задачи перебором вариантов, что многое при этом зависит от предшествующего опыта, что каждый рассмотренный вариант перестраивает представление о задаче и т.д. Однако, - подчеркивает Альтшуллер, - это не пояснило главной проблемы: каким образом некоторым изобретателям удается малым числом проб решать задачи, заведомо требующие большого числа проб?"¹⁸⁴.

Отрыв экспериментальной психологии от того, чего все более настоятельно требует практика, проявляется не только в результатах психологических исследований. В одной из основных задач, которые предлагала испытуемым Ю.Б. Гиппенрейтер, "требовалось сложить из 6 спичек четыре равносторонних треугольника со стороной в целую спичку.
Обычный путь решения, по которому шли все испытуемые, состоял в попытках построить треугольники на плоскости. Но при этом условии задача не решается. Для ее решения нужно выйти из плоскости и построить объемную фигуру - тетраэдр"¹⁸⁵. Тут же, рядом с этим текстом, помещен рисунок, наглядно подтверждающий точку зрения экспериментаторов, согласно которой в данном случае имеет место "очень простая задача на догадку"¹⁸⁶.

Действительно, глядя на рисунок, можно вообразить, что всё чрезвычайно просто, и подивиться вместе с экспериментаторами поразительной несообразительности испытуемых, но попробуйте сами построить такую вот "простую" объемную фигуру - и увидите, что сделать этого нельзя, не скрепив каким-либо образом спички в верхней части тетраэдра. Нужен клей или пластилин, словом - какое-то связующее вещество, однако эксперимент предполагал использование одних только спичек. Очевидно, организаторы этого опыта исходили из того, что верхнюю часть тетраэдра, чтобы он мгновенно не распался, можно придерживать пальцами руки, но почему же на рисунке рука отсутствует?

Рисунок к эксперименту
Ю.Б. Гиппенрейтер

Предлагая испытуемым задачу с шестью спичками, экспериментаторы действовали некорректно, с подвохом: задача - теоретическая, а её преподносили как практическую.

Бесплодно пытаясь решить задачу с шестью спичками, некоторые испытуемые, как свидетельствуют протоколы, подозревали подвох. Один предположил, что задача "с какой-нибудь каверзой"¹⁸⁷, другой высказался резче: "…Здесь какой-то фокус"¹⁸⁸. Потом, правда, когда с помощью экспериментаторов задачу все-таки удавалось решить, эти испытуемые не настаивали на справедливости своих предположений о подвохе или фокусе. А зря. Фокус-то был: задача сначала преподносилась как практическая (вручая испытуемым спички, экспериментаторы предлагали провести с ними конкретные действия), а потом оказывалось, что она не столько практическая (Какой практический толк от мгновенно рассыпающегося тетраэдра?), сколько теоретическая, т.е. такая, какую лучше решать в уме, в принципе, а не конкретными действиями с конкретными предметами.

Гораздо корректнее с самого начала давать задачу про тетраэдр либо как чисто практическую (при этом кроме спичек испытуемый должен получить пластилин или какое-то другое связующее вещество), либо как чисто теоретическую, точнее - геометрическую: "Постройте из шести равных отрезков четыре равносторонних треугольника со стороной, равной целому отрезку".

Эксперимент "Шесть спичек" дает испытуемым урок пренебрежения интересами практики ради теоретического (принципиального) решения задачи.

Мы помним, что авторы работы "Опыт экспериментального исследования мышления" преследовали цель прийти в ходе экспериментов к такой модели творческого акта, которая позволила бы в практических целях создавать эффективные методы развития творчества. Но задача "Шесть спичек" (в том виде, в каком она использовалась в экспериментах) работает в противоположном направлении, ибо дает испытуемым урок пренебрежения интересами практики ради теоретического (принципиального) решения задачи.

Теперь возьмем задачу из экспериментов Я.А. Пономарева. Это задача под названием "Четыре точки": "Даны четыре точки; требуется провести через эти четыре точки три прямые линии, не отрывая карандаша от бумаги, так, чтобы карандаш возвратился в исходную точку"¹⁸⁹. Точки должны быть расставлены на чистом листе бумаги как вершины воображаемого квадрата.

Для проведения эксперимента были привлечены "взрослые люди, достаточно знакомые с элементарной геометрией. Время для решения ограничивалось 10 минутами"¹⁹⁰. В итоге ни один из более 600 человек, по очереди решавших задачу "Четыре точки", не смог с ней справиться. Описывая этот результат, Пономарев не скрывает своего удивления: "Решение было совсем рядом. Надо было только вырваться за пределы участка плоскости, ограниченного точками. Но такая простая идея никому не приходила в голову - 600 человек оставались внутри участка"¹⁹¹.

Рисунок к эксперименту
Я.А. Пономарева

В эксперименте Пономарева "Четыре точки" бестолковость испытуемых была создана искусственно, но это обстоятельство осталось за рамками психологического исследования.

Казалось бы, психологический опыт с четырьмя точками - убедительное доказательство того, что творчески мыслящая личность - огромная редкость, что подавляющее большинство людей напрочь лишено творческих способностей. На самом же деле, поразительная бестолковость испытуемых, удивившая Пономарева, была создана искусственно - условиями задачи и условиями проведения эксперимента.

Во-первых, явно геометрическая задача (четыре точки нужно вписать в треугольник) излагалась не геометрическим, а невежественно практическим, далеким от геометрии языком (тщательное описание конкретного процесса рисования треугольника не содержит ключевого слова "треугольник", как будто это слово еще не вошло в употребление). Во-вторых, и решать-то геометрическую задачу предложено чрезвычайно странным образом: не в геометрически структурированном (клеточном) пространстве и не с использованием линейки, а грубо практически, коряво, на глазок - на листе без клеток, рисуя прямые линии без линейки, да еще и следя за тем, чтобы карандаш не отрывался от бумаги.

Автор головоломки "Четыре точки" и психолог, организовавший эксперимент с ее решением, проявили недюжинные творческие способности, превращая легкую (нетворческую) задачу в тяжелую (творческую), но эта любопытнейшая практика творческой переработки нетворческого материала осталась за рамками психологического исследования, которое именно такую практику и должно было изучать, ибо проводилось оно для создания теории развития творчества, т.е. теории перестройки рутинной деятельности на творческий лад! Увы, снова практика и теория оказались оторванными друг от друга.

Подобно экспериментам "Шесть спичек" и "Четыре точки" эксперимент К. Дункера с заданием найти приём для уничтожения опухоли является примером отрыва теории от практики.

Еще один пример расхождения между ними - классический эксперимент немецкого психолога К. Дункера. "Мышление должно наметить ведущее к цели действие прежде, чем это действие будет выполнено, - пишет К. Дункер, предваряя описание проведенного им эксперимента. - "Решение" практической проблемы должно поэтому удовлетворять двум требованиям: во-первых, его осуществление (воплощение в практике) должно иметь своим результатом достижение желаемого состояния, и, во-вторых, оно должно быть таким, чтобы, исходя из данного состояния, его можно было осуществить путем "соответствующего действия""¹⁹².

Итак, немецкий психолог подчеркивает практическую значимость своей работы, свое стремление создавать теорию творчества в соответствии с требованиями практики.

"Практическая проблема, на которой я наиболее детально изучал процесс нахождения решения, - переходит Дункер к описанию эксперимента, - такова: надо найти прием для уничтожения неоперируемой опухоли желудка такими лучами, которые при достаточной интенсивности разрушают органические ткани, при этом окружающие опухоль здоровые части тела не должны быть разрушены"¹⁹³.

Далее приводится один из протоколов эксперимента, в котором последовательно записаны варианты решения данной задачи, высказанные испытуемым (в скобках приведены слова экспериментатора):
"1. Пустить лучи через пищевод.
2. Сделать здоровые ткани нечувствительными к лучам путем введения химических веществ.
3. Путем операции вывести желудок наружу.
4. Надо уменьшить интенсивность лучей, когда они проходят через здоровые ткани, например (можно так?) полностью включить лучи лишь тогда, когда они достигнут опухоли (Эксп.: Неверное представление, лучи - не шприц).
5. Взять что-либо неорганическое (не пропускающее лучей) и защитить таким образом здоровые стенки желудка (Эксп.: Надо защитить не только стенки желудка).
6. Что-нибудь одно: или лучи должны пройти внутрь, или желудок должен быть снаружи. Может быть, можно изменить местоположение желудка? Но как? Путем давления? Нет.
7. Ввести (в полость живота) трубочку? (Эксп.: Что, вообще говоря, делают, когда надо вызвать каким-либо агентом на определенном месте такое действие, которого надо избежать на пути, ведущем к этому месту?)
8. Нейтрализуют действие на этом пути. Я все время стараюсь это сделать.
9. Вывести желудок наружу (см. 6). (Эксп. повторяет задачу, подчеркивается "при достаточной интенсивности").
10. Интенсивность должна быть такова, чтобы ее можно было изменять (см. 4).
11. Закалить здоровые части предварительным слабым облучением (Эксп.: Как сделать, чтобы лучи разрушали только область опухоли?).
12. Я вижу только две возможности: или защитить здоровые ткани, или сделать лучи безвредными (Эксп.: Как можно было бы уменьшить интенсивность лучей на пути до желудка?) (см. 4).
13. Как-нибудь отклонить их диффузное излучение - рассеять... стойте… Широкий и слабый пучок света пропустить через линзу таким образом, чтобы опухоль оказалась в фокусе и, следовательно, под сильным действием лучей"¹⁹⁴.

Уже на четвертом шаге, отмечает Г.С. Альтшуллер, испытуемый, пусть и не очень четко, высказал идеальное решение задачи, "но экспериментатор грубо обрывает отличную мысль. Испытуемый очень хорошо сформулировал, что надо в идеальном случае. Лучи, как и шприц, сначала занимают большой объем, потом идут тонкой "иглой", затем снова занимают большой объем (облучая всю опухоль). Много - мало - много. Экспериментатор должен был сказать: наконец-то взят нужный элемент (лучи), теперь только о нем и надо думать. Между тем экспериментатор мешает испытуемому, сбивает его с правильного пути: лучи - не шприц, идея не годится... Можно ли сделать так, чтобы плотность энергии была разной вдоль луча? В принципе можно: стоячие волны; пучность в районе опухоли. Отсюда, кстати, легко прийти к идее пучка.
5. Испытуемый, сбитый экспериментатором с правильного пути, снова берется за элемент, который нельзя менять..."¹⁹⁵.

Карл Дункер

В своем эксперименте К. Дункер навязывал мышлению испытуемого излишнюю практичность, не признающую идеалов, в то время как творческий акт становится эффективным только в том случае, если субъект на первых же шагах решения формулирует идеальный результат.

Таким образом, вместо того, чтобы помочь творческому решению задачи, психолог невзначай и без всякой необходимости внес в процесс творчества усложняющее обстоятельство. Случайно ли произошла эта ошибка? Вовсе нет. В своем эксперименте К. Дункер навязывал мышлению испытуемого излишнюю практичность, не признающую идеалов, в то время как творческий акт становится эффективным только в том случае, если субъект на первых же шагах решения формулирует идеальный результат и лишь затем, отталкиваясь от сформулированного идеала, стремится реализовать его на практике. "Экспериментатору хотелось прямого приближения к ответу, он не учитывал, что путь познания - не прямая линия"¹⁹⁶.

Процесс творчества оказался настолько тонким психическим явлением, настолько тесно связанным с интимными особенностями субъекта, что попытки построить научную, объективную картину этого процесса снова и снова терпели провал, приводя ученых в отчаяние.

1.3.3. Эвристика и ее основные методы

Как было отмечено выше, научное исследование творчества до сих пор носит преимущественно описательный характер. Однако ускоряющийся прогресс во всех сферах общества все более остро ставит вопрос об эффективности умственного труда, формирует потребность в обеспечении целенаправленности и целесообразности творческого процесса, его управляемости и результативности. "…Темп развития науки и техники в ХХ веке, - отмечают Меерович и Шрагина, - вовлек в творческий процесс большое количество специалистов, связанных с открытием новых знаний и разработкой новых технологий. Возникает и развивается методология технического творчества, в разработках методов и руководств по исследовательской и изобретательской деятельности происходит настоящий методический взрыв"¹⁹⁷.

Эвристика - это наука о творчестве, которая в отличие от психологии творчества имеет подчеркнуто прикладной характер.

В этой ситуации не могла не появиться эвристика - особая наука о творчестве, которая в отличие от психологии творчества имеет подчеркнуто прикладной характер, причем ориентирована прежде всего на развитие промышленного производства.

Эвристические приемы применяются с глубокой древности, однако до появления эвристики они представляли собой скудный набор простых инструментов мышления, применяемых разрозненно, бессистемно. Главная цель эвристики - создание такой системы эвристических приемов, которая способна выступать в качестве эффективного метода творчества высокого уровня. "Если творчество направлено на совершенствование деятельности, то метод творчества предназначен усовершенствовать сам творческий процесс", - отмечает И.П. Мамыкин¹⁹⁸. "В идеале, - подчеркивает он, - метод творчества должен стимулировать творчество и даже гарантировать его"¹⁹⁹.

Сначала эвристическая методология была очень примитивной. В основе ее лежал метод проб и ошибок, опирающийся на бихевиористские представления о приобретении навыка.

Сначала эвристическая методология была очень примитивной. В основе ее лежал метод проб и ошибок, исходящий из представления о творчестве как абсолютно случайном процессе. Этот метод "не содержит никаких правил генерирования и оценки идей. Ключом к решению задачи может быть любая идея, пришедшая в голову разработчика по счастливой случайности или интуитивно. Если в результате оценки этой идеи она признается неудачной, то взамен ее выдвигается очередная новая идея, и все многократно повторяется, пока не будет найдено какое-то приемлемое решение. Очевидно, что путь к идеальному техническому решению данным методом … трудоемок и малопроизводителен"²⁰⁰.

Теоретической основой метода проб и ошибок служит бихевиоризм, точнее - бихевиористские представления о приобретении навыка. Согласно взглядам видного бихевиориста Э. Торндайка, навык образуется путем закрепления случайных двигательных и мыслительных актов²⁰¹. Поэтому при воспитании детей Торндайк призывал не ограничивать их активность, а лишь направлять ее в нужное обществу русло: "Инстинкт физической деятельности … есть первоначальный источник спорта, ремесел и искусств и в детстве является прямым союзником умственного развития. Подобно тому, как дети думают ради того, чтобы думать, точно так же они движутся и трогают предметы ради любви к деятельности и к тем новым мыслям, которые возбуждает эта деятельность. Собака может иметь дело с очень немногими предметами и может сделаться охотничьей, сторожевой собакой или носильщиком предметов. Ребенок может сделать что угодно почти со всеми окружающими предметами и может сделаться оратором, писателем, плотником, скрипачом или избрать сотни других занятий.
Одна из задач школы состоит в том, чтобы те силы, которые заставляют детей бегать, прыгать, извиваться, танцевать, бороться, толкать друг друга, валить на землю и т.д., направлять на игры и работу, полезные для тела и души, а те силы, которые заставляют детей играть с предметами, направлять на искусство и ремесло…
Даже там, где действие и обращение с предметами не имеют значения сами по себе, они могут все же быть ценны, как средство для достижения известных целей в области моральной или умственной"²⁰².

Необходимость случайных проб подчеркивает и другой классик бихевиоризма - Дж. Б. Уотсон: "В начале навыка появляются … так называемые случайные движения (если у субъекта не возникает ни положительных, ни отрицательных наклонностей к реакциям, то не может образоваться никакой навык). Между этими случайными движениями имеется одна группа или комбинация, которая завершает приспособление; это - "успешная". Все прочие, с поверхностной точки зрения, кажутся ненужными. Но следует напомнить, что реакции организма обусловливаются его снаряжением. При столкновении с задачей, решение которой не может быть выполнено непосредственным инстинктивным актом или актом, принадлежащим к ранее сложившимся навыкам, весь организм начинает работать каждой своей частью, но без согласованности"²⁰³.

"Вся стадия заучивания … активна, - пишет далее Уотсон, - и что-нибудь приобретается каждый раз, когда индивидуум производит процесс. Поэтому так называемые бесполезные движения бесполезны только с точки зрения завершенного навыка. Все они необходимы ввиду того, что успешные движения не могли бы появиться ни при одной пробе, если бы только им не предшествовали те самые действия, которые в действительности им предшествовали"²⁰⁴.

Настаивать на методе проб и ошибок значит настаивать на абсолютной свободе творчества, требовать, чтобы оно не стесняло себя какими-либо рамками и полагалось исключительно на случай. Случай капризен, изменчив, поэтому тот, кто пытается решить проблему случайными пробами, если и добивается успеха, то, как правило, ценой огромных затрат сил и времени. Современное общество - общество НТР - не может смотреть на эти непроизводительные затраты сквозь пальцы. Его потребности в более эффективном методе организации творчества в середине ХХ века привели к появлению мозгового штурма, основателем которого считают А. Осборна²⁰⁵.

Эдвард Ли Торндайк

Мозговой штурм - это метод группового поиска путей решения какой-либо нестандартной задачи.

Мозговой штурм (brain storming) - это метод группового поиска путей решения какой-либо нестандартной задачи. Осборн подметил, что большинство людей можно разделить на два ярко выраженных типа: одни склонны к синтезу (сведению разрозненного наличного материала в нечто единое и новое), другие - к анализу (критическому разбору той или иной ситуации). Отталкиваясь от этого наблюдения, создатель мозгового штурма предложил разделить творческий процесс на два этапа: 1) генерирование идей, 2) их научная экспертиза.

На этапе генерирования идей в максимально свободной форме, т.е. без оглядки на логику и факты, проводится краткий сеанс совместного поиска различных вариантов решения данной задачи. При этом упор делается на интуицию. Главное правило первого этапа - запрет критики предлагаемых решений. На втором этапе, напротив, осуществляется жесткий критический анализ: варианты решения задачи, предложенные на первом этапе, проходят научную экспертизу.

При хорошо организованном штурме за 40 - 45 минут выдвигается 60 - 80 идей. Штурм считается удачным, если в результате работы группы из 6 - 8 членов хотя бы одна идея получает признание экспертов.

Мозговой штурм быстро завоевал популярность (особенно в США) благодаря своей значительно большей эффективности по сравнению с методом проб и ошибок, универсальности и простоте внедрения в научно-техническую сферу. Впрочем, очень скоро выяснилось, что рамки научно-технических исследований слишком узки для мозгового штурма. "Этот метод, - отмечают Михелькевич и Радомский, - оказался универсальным и применимым не только в технике, но во всех сферах человеческой деятельности: в экономике, бизнесе, социологии, военном деле, уголовном розыске, сфере обслуживания и т.д."²⁰⁶

Креативность мозгового штурма объясняется тем, что, при его четкой организации (а такая организация не требует больших материальных и духовных ресурсов) "удается быстро уйти от идей, навязываемых психологической инерцией. Никто не боится предложить смелую идею, возникает доброжелательная творческая атмосфера, и это открывает путь всевозможным смутным идеям и догадкам. В штурме обычно участвуют люди разных профессий; идеи из разных областей техники сталкиваются, иногда это дает интересные комбинации"²⁰⁷.

Мозговой штурм

В основе мозгового штурма лежит фрейдизм, согласно которому креативность определяется подсознанием и, чтобы она проявилась, нужно устранить гнёт консервативного сознания.

При всех своих неоспоримых достоинствах метод мозгового штурма имеет крупные недостатки, которые носят принципиальный, неустранимый характер. Дело в том, что в основе данного метода лежит фрейдизм, который, как и бихевиоризм, давно уже не удовлетворяет многим требованием современной теоретической и практической деятельности.

Связь эвристического метода Осборна и фрейдовской психологии очень ярко отобразил Г.С. Альтшуллер. Концептуальное ядро мозгового штурма, отмечает он, сформировалось под прямым влиянием теории Фрейда: "По этой теории управляемое сознание является тонким наслоением на неуправляемом подсознании, как застывшая корка над расплавленной вулканической магмой. В сознании господствуют логика и контроль, не пропускающие рвущиеся из подсознания стихийные силы - инстинкты, стремления, желания. В сознании действует порядок, царит ясность, в подсознании - хаос, тьма, бушуют грозные силы, то и дело прорывающиеся и заставляющие человека совершать нелогичные поступки, идти на преступления и т.д. Психологическая инерция, по мнению Осборна, порождена порядком, царящим в сознании. Надо помочь новым идеям прорваться из подсознания в сознание - такова философско-психологическая концепция мозгового штурма. Поэтому Осборн построил процесс генерации идей так, чтобы расковать подсознание: в группе "генераторов идей" не должно быть начальства, надо стремиться к созданию непринужденной обстановки"²⁰⁸.

По мнению Р.М. Грановской, в опоре мозгового штурма на психоанализ Фрейда нет ничего предосудительного. Более того, она видит в этом существенное преимущество данного эвристического метода перед другими. "Как бы ни были развиты интеллектуальные способности личности, они не могут свободно претворяться в творческом процессе, коль скоро на их пути воздвигнуты многочисленные психологические барьеры, - утверждает Грановская. - Защищая самоуважение человека, предотвращая возможное падание его авторитета в глазах других людей, барьеры препятствуют свободному полету его мысли, ограничивая иногда до уровня тривиальностей те идеи, которые он позволяет себе высказывать. Усиление интеллектуальных возможностей и ослабление барьеров - магистральный путь развития творческих способностей человека"²⁰⁹.

Само собой разумеется, что творчество нельзя развить без усиления интеллектуальных возможностей личности. Это очевидная истина, с которой никто не спорит, и нацеливать эвристические исследования на то, чтобы они усиливали интеллект, нет никакой необходимости: они и так заняты решением данной задачи со времени своего появления. А нужно ли нацеливать их на ослабление любых психологических барьеров, нужно ли, чтобы эвристика видела в этом "магистральный путь развития творческих способностей"?

Грановская уверенно отвечает "да", и потому очень высоко оценивает мозговой штурм. Еще бы: ведь его разработка, осуществляемая на основе фрейдовского психоанализа, лежит в русле "магистрального пути" эвристических исследований! По убеждению Грановской, мозговой штурм следует считать одним из основных методов развития креативности, ибо он "включает приемы, снижающие самокритичность человека, повышающие уверенность в себе и облегчающие тем самым пробуждение творческих потенций"²¹⁰.

Рада Михайловна Грановская

Раскованность подсознания, которая требуется при мозговом штурме, отнюдь не всегда имеет творческий характер, а если и несет на себе черты творчества, то зачастую эта креативность низкого качества.

На практике выяснилось, что раскованное подсознание отнюдь не всегда имеет творческий характер, а если и несет на себе черты творчества, то зачастую эта креативность низкого качества. Вот почему Г.С. Альтшуллер имел все основания заявлять, что "мозговой штурм эффективен только при решении несложных задач. Хорошие результаты чаще всего удается получить, "штурмуя" не изобретательские, а организационные проблемы (найти новое применение для выпускаемой продукции, усовершенствовать рекламу и т.д.)"²¹¹.

Вопреки довольно-таки низкой оценке возможностей мозгового штурма со стороны Альтшуллера Михелькевич и Радомский считают, что этот метод "целесообразно использовать при решении любых творческих задач во многих областях техники, при самых разных постановках задач и на любых этапах их решения, разных стадиях разработки и проектирования технических объектов"²¹². Однако в данном вопросе прав Альтшуллер, и его правоту убедительно демонстрируют М. Меерович и Л. Шрагина.

Они оценили эффективность мозгового штурма с помощью двух относительных параметров - количественного и качественного . Количественный параметр представляет собой отношение числа полезных идей (Ип) к общему числу идей (И), полученных в результате использования какого-либо метода технического творчества:

Для определения качественного параметра вводится понятие идеального объекта. Идеальный объект - это тот предел совершенствования реального объекта, которого желательно достичь, решая данную задачу. Идеализация объекта, созданного для выполнения определенной функции (Ф), сводится к снижению затрат (З) на его проектирование, изготовление, эксплуатацию и утилизацию.

Теперь оценим с помощью количественного параметра эффективность мозгового штурма:

Хорошо видно, что эффективность чрезвычайно мала. Пытаясь применить качественный параметр, мы обнаруживаем, что сделать это невозможно, так как в мозговом штурме отсутствуют критерии для оценки выдвигаемых идей, а потому нет целенаправленного движения к наиболее сильному решению. Отсюда - неспособность мозгового штурма решать сложные технические задачи.

Мозговой штурм противоречив: чтобы развивать идею на стадии ее генерирования, направляя обсуждение задачи в единое русло, нужна критика, но правила мозгового штурма категорически запрещают критиковать выдвигаемые идеи. Это противоречие смягчено в синектике.

Анализ этого метода выявил присущее ему противоречие: чтобы развивать идею на стадии ее генерирования, направляя обсуждение задачи в единое русло, нужна критика, но правила мозгового штурма категорически запрещают критиковать выдвигаемые идеи²¹⁴.

Указанное противоречие смягчено в синектике У.Д. Гордона, где штурм проводится специально подготовленной группой. "Очевидно, - отмечают Михелькевич и Радомский, - что такие группы, накапливая опыт и осваивая высокоэффективные творческие приемы, работают намного эффективнее, чем необученные "генераторы" в случайно сформированных коллективах"²¹⁵.

Члены синектической группы в ходе обсуждения задачи сознательно применяют аналогию четырех видов: прямую, личностную (эмпатию), фантастическую и символическую²¹⁶. Аналогия и помогает находить нестандартные решения. Однако система правил использования аналогии в синектике не разработана.

Основной недостаток мозгового штурма во всех его вариантах заключается в представлении о творческом акте как абсолютно случайном явлении. Этим представлением объясняется требование обеспечить неограниченную свободу выдвижения идей на стадии их генерирования: авось, и мелькнет что-нибудь полезное. Все виды штурма "сохраняют (в несколько улучшенном виде) старую тактику перебора вариантов, - отмечает Альтшуллер. - Эти методы не развиваются, а попытки их комбинирования не дают существенно нового результата"²¹⁷.

1.3.4. Теория решения изобретательских задач Г.С. Альтшуллера

В конце 40-х годов ХХ века на фоне прогрессирующей неспособности психологии творчества и эвристики эффективно обслуживать потребности социального развития Г.С. Альтшуллер приступил к разработке эвристической теории, согласно которой творчество не случайно, а закономерно.

В конце 40-х годов ХХ века на фоне прогрессирующей неспособности психологии творчества и эвристики эффективно обслуживать потребности социального, в частности научно-технического, развития инженер-изобретатель и писатель-фантаст Генрих Саулович Альтшуллер приступил к разработке принципиально новой методологии решения нестандартных задач. Чтобы выяснить, почему одни технические системы функционируют и развиваются, а другие умирают на стадии опытного образца или даже раньше, он проанализировал десятки тысяч патентов на изобретения. Этот анализ позволил сделать следующий фундаментальный вывод: "Существуют объективные законы развития технических систем, эти законы можно познать и использовать для сознательного решения изобретательских задач без слепого перебора вариантов"²¹⁸.

Здесь представлена позиция, противоположная той, которую занимают приверженцы мозгового штурма: творчество не случайно, а закономерно. Однако мысль о закономерном характере творческого процесса отнюдь не нова. Исследователи креативности неоднократно высказывали ее задолго до Альтшуллера, и, если бы он ограничился заявлением о существовании законов технического творчества, на него никто не обратил бы особого внимания.

Отметим, в частности, что как зарубежные, так и отечественные представители экспериментальной психологии, возникшей еще в начале ХХ века, в своей научной деятельности, посвященной творчеству, исходят, как правило, из представления о наличии в нем законов и опытным путем стремятся выявить эти законы. Однако, как мы видели, существенных успехов психологические эксперименты не принесли, и проблема приобрела следующий вид: как выявить такие законы творчества, зная которые, можно разработать эффективную методологию творческого решения задач высокого уровня сложности?

Генрих Саулович
Альтшуллер. 1947 г.

Созданная Альтшуллером теория решения изобретательских задач (ТРИЗ) имеет ярко выраженный диалектический характер.

Психология творчества, несмотря на многочисленные наблюдения и опыты, далеко не продвинулась, а вот инженеру Г.С. Альтшуллеру это удалось. На основе анализа множества патентов на изобретения он разработал теорию решения изобретательских задач (ТРИЗ). В ТРИЗ процесс технического творчества предстает как четкая программа по выявлению противоречий и работе с ними, т.е. тризовская методология имеет ярко выраженный диалектический характер.

На диалектическом характере ТРИЗ, который выгодно отличает ее от других теорий эвристики, нужно остановиться. Обычно этого не делают, а зря. Ведь непреходящий вклад Генриха Сауловича Альтшуллера в науку составляет не созданный им набор теоретических схем и алгоритмов (эти системы далеки от совершенства, что отчасти видел и сам их создатель), а то, что он своей научной деятельностью показал назревшую необходимость перейти от формально-логических принципов построения технического знания к диалектическим.

Этот научный вклад Альтшуллера можно назвать подвигом, и, чтобы такая высокая оценка не выглядела неуместным преувеличением, рассмотрим в самых общих чертах движение, которое во время создания ТРИЗ наблюдалось в сфере логики и методологии науки, причем не только отечественной, но и мировой.

А происходило вот что: формальная логика, переживая свой ренессанс как логика математическая (символическая), все больше и больше теснила диалектическую логику из области общественной практики в узкую область давно дискредитировавшей себя "чистой" философии. При этом социальной опорой атакующей стороны служила потребность в кибернетизации (Все языки программирования строятся по формально-логическим принципам), а социальной опорой стороны, занявшей оборону, - потребность в гармоничном общественном развитии по единому плану, которую культивирует марксизм. В СССР, где, в отличие от других развитых стран, не только проблема кибернетизации, но и проблема планомерного развития общества была чрезвычайно актуальной, борьба противоположных вариантов логики шла особенно остро, причем страсти постепенно разгорались²¹⁹.

В 1958 году на конференции по теме "Проблема противоречия в свете современной науки и практики", организованной Институтом философии АН СССР, произошла одна из первых жарких схваток между советскими представителями враждебных логических лагерей²²⁰. Обстановка уже тогда была весьма накаленной. Логики-формалисты дружно настаивали на том, чтобы диалектики безоговорочно признали принцип непротиворечия как общелогический. Эти притязания получили отпор, и прежде всего со стороны Э.В. Ильенкова. "Диалектическую логику противоречие ведет вперед, по пути дальнейшего движения мысли от абстрактного к конкретному, - подчеркнул он в своем ярком, бескомпромиссном докладе. - Формальную же логику противоречие поворачивает назад, к проверке и перепроверке уже имеющихся абстракций. К конкретному этот путь не ведет, а ведет только к словесному переиначиванию все тех же абстракций. В этом-то и вся разница. И это спор - не схоластический"²²¹.

В концовке доклада Ильенков упомянул о сфере современной техники. Сторонники формальной логики, отметил он, "апеллируют, как правило, к практике современного приборостроения, к принципам счетно-вычислительных машин, к теории кибернетики, которая-де не может шагу ступить без соблюдения принципа "непротиворечивости". Вся эта область современной техники становится-де невозможной, если в основу логики положить разрешение противоречий в определениях, а не его запрет.
Не будем с ними спорить в этом пункте, зададим только один вопрос: а почему не предположить, что живой человеческий мозг с его мышлением и отличается от механической модели мышления именно тем, что не только "выносит" напряжение внутреннего противоречия, но и находит в нем стимул своего развития, движения по конкретной логике конкретного объекта, к которому самая совершенная машина, как известно, не способна.
…Следует распрощаться с той иллюзией, что та "логика", которая лежит в основе счетно-вычислительных операций, и есть "логика", соответствующая живому развитию человеческого знания. Как частная техническая дисциплина такая "логика" правомерна и нужна. Но не нужно увлекаться, не нужно превращать ее принципы в принципы диалектической логики"²²².

Критикуя оппонентов из формально-логического лагеря, Ильенков выступил очень ярко и резко, однако формалисты не очень-то испугались его жесткой критики, ибо он оказался один: никто из диалектиков, участвовавших в конференции, не поддержал его бескомпромиссную позицию. Уже тогда, в пятидесятые - шестидесятые годы XX века, многие представители диалектического лагеря были настроены примиренчески, рассуждая примерно так: "Устранение в ходе развития науки формально-логических противоречий означает, что диалектическая логика … не устраняет формальную логику, но, наоборот, принимает ее и обосновывает ее действие"²²³.

С приходом к власти Горбачева партийно-хозяйственная верхушка СССР взяла курс на сближение с Западом. К тому времени потребность в кибернетических разработках резко возросла, а авторитет марксизма, отягощенного надуманными идеологическими схемами, напротив, значительно упал. В логико-методологической сфере все это привело к переориентации официальной советской науки с диалектических принципов на формально-логические. Например, на VIII Международном конгрессе по логике, методологии и философии науки (Москва, 1987) не было ни одной секции по диалектической логике, зато по формальной их было несколько²²⁴.

Эвальд Васильевич
Ильенков. 50-е годы ХХ века

"Демократический" переворот, увенчавший горбачевскую перестройку, сделал диалектиктическую логику гонимой, и формальная логика добилась полного господства.

"Демократический" переворот, увенчавший горбачевскую перестройку, сделал марксистскую идеологию гонимой, а вместе с ней гонимой оказалась и диалектика. Формальная логика добилась полного господства в научной сфере, ее представители праздновали долгожданную победу, причем праздновали широко, в мировом масштабе.

На IX Международном конгрессе по логике, методологии и философии науки (Упсала, 1991) известный формальный логик Г.Х. фон Вригт заявил, что, по его мнению, "наиболее характерной чертой философии XX века было возрождение логики"²²⁵, и, во избежание каких бы то ни было недоразумений, сделал следующее уточнение: "То, что … известно как гегельянская или диалектическая логика, прочно обосновалось в философии. Но не ее я имел в виду, когда превозносил роль логики в современной философской культуре. Ничего подобного!"²²⁶

В другом месте своего доклада Г.Х. фон Вригт, войдя в образ великодушного триумфатора, снизошел до реверанса в сторону поверженной диалектики, назвав ее союзником неклассической формальной логики. Однако тут же докладчик охарактеризовал указанного союзника как "не очень надежного" и, отбросив всякое великодушие, издевательски добавил: "Лучшее, на что можно надеяться в этом случае, это то, что исследование диалектики с помощью формальных инструментов ... приведет к демистификации тех черт, которые делали ее приятной для рационального понимания"²²⁷.

К чему всякие там дипломатические экивоки? Российский соратник фон Вригта В.И. Свинцов, не боясь показаться одиозным, высказался со свинцовой прямотой: "О диалектической логике так много наговорено и написано, но никто и никогда так и не дал внятного ответа, что это такое". По мнению Свинцова, диалектика в гегелевском или марксистском ее понимании "никогда не была и не могла быть логикой"²²⁸.

В 50-х годах XX века, когда создавалась ТРИЗ, до этого формально-логического триумфа было еще далеко. Однако уже тогда не требовалось "логического чутья" или специальной логической подготовки, чтобы понять, куда дует ветер. Казалось бы, выбор Генриха Альтшуллера был предрешен: и логический "ветер", и техническое образование, и симпатии к кибернетике, и жестокая обида, нанесенная советской властью, - все толкало создателя ТРИЗ в объятия формальной логики.

Но произошло прямо противоположное: разрабатывая методологию своих теоретических исследований, Альтшуллер взял за основу диалектическую логику и при всех зигзагах своей научной биографии остался верен этому принципиальному выбору до самой смерти. Дело тут не в стремлении выделиться любой ценой и тем более не в глупости. Так требовало развитие изобретательской деятельности, и шире - развитие творчества, и еще шире - развитие человечества.

Правда, в первой теоретической работе с наметками ТРИЗ, написанной Г.С. Альтшуллером в соавторстве с Р.Б. Шапиро²²⁹, о диалектике сказано мало и вскользь, а в целом материал имеет, вроде бы, формально-логический характер (к примеру, говоря о противоречии, вместо диалектических терминов "разрешение" и "преодоление" авторы предпочитают использовать формально-логический термин "устранение"), но уже здесь есть указания на то, о чем позже, в книге "Алгоритм изобретения", будет сказано совершенно недвусмысленно: "Развитие техники, как и всякое развитие, происходит по законам диалектики. Поэтому теория изобретательства основывается на приложении диалектической логики к творческому решению технических задач"²³⁰. Эти фразы - не дежурные, не случайные, не продиктованные внешними для ТРИЗ обстоятельствами, они выражают сущность теоретических построений Альтшуллера, и то, что дело обстоит именно так, мы докажем во второй главе нашего исследования.

Г.Х. фон Вригт.
Строгость и благородство

Исследование диалектики
Г.Х. фон Вригтом

Встав на сторону диалектики, Г.С. Альтшуллер нанёс мощнейший удар по наступающим формалистам и отбросил их там, где никто не ожидал: в технической сфере.

Решительно встав на сторону диалектики в крайне тяжелое для нее время позорного отступления под натиском формальной логики, Генрих Саулович Альтшуллер своими новаторскими теоретическими разработками нанес мощнейший удар по наступающим формалистам и отбросил их там, где никто не ожидал: в технической сфере, которая считалась и до сих пор еще считается формально-логической вотчиной. Целая армия горе-диалектиков не смогла (да и не очень-то хотела) показать практическую значимость диалектической логики при решении конкретных задач современного промышленного производства (намного проще и выгодней обслуживать идеологические бредни), и вдруг всего один человек, причем не логик, не философ, а инженер-изобретатель, взялся за это сложнейшее дело и, чуть ли не играючи, справился с ним.

Именно ТРИЗ с ее ярко выраженной диалектичностью позволила И.П. Мамыкину уверенно заявлять, что "в настоящее время техническое творчество идет по пути освоения отдельных элементов диалектики, т.е. принципов, законов, категорий"²³¹, что процесс диалектизации этого творчества "захватывает и сферу применяемых в нем методов"²³². "Самопальная" теория Альтшуллера - неприлизанная, неказистая - превратила диалектику из головоломной игрушки утонченных интеллектуалов в простое и в то же время чрезвычайно эффективное средство решения самых разнообразных изобретательских задач, а затем преподнесла ее огромной массе технарей, как румяное яблочко на блюдечке с голубой каемочкой. И, вкусив этот казавшийся ненужным и недоступным обычному человеку плод, любой мало-мальски толковый инженер, и даже не инженер, а просто квалифицированный работяга, получил возможность изумленно воскликнуть: "Ребята, да ведь это то, что необходимо нам, как воздух!"

Подведем итоги нашего путешествия в историю исследования творчества. Хотя в древности и средневековье не ставился вопрос о методологии творческой деятельности, основа для постановки данного вопроса была создана именно тогда. Взгляд на творчество как на реализацию идеалов, характерный для Платона, как на дело, выполняемое наилучшим образом, о чем писал Аристотель, указал направление дальнейшим исследованиям и, как мы видели, привел к созданию Г.С. Альтшуллером теории решения изобретательских задач.

Типичный советский
философ-диалектик был
сочинителем идеологических
сказок

ТРИЗ - это закономерный результат всего предшествующего развития философской и научной мысли в области изучения креативности и возможности управления процессом творчества.

Таким образом, появление последней представляет собой закономерный результат всего предшествующего развития философской и конкретно-научной мысли в области изучения креативных способностей человека и возможности управления процессом творчества. Вот почему утверждение В. А. Ширяевой, согласно которому "на современном этапе основанная на принципах диалектики ТРИЗ … является одной из наиболее эффективных теорий с той точки зрения, что позволяет научить любого здравомыслящего человека решать творческие задачи (на основе преодоления противоречий)"²³³, совершенно справедливо.

Глава 2
МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА В ТЕОРИИ РЕШЕНИЯ ИЗОБРЕТАТЕЛЬСКИХ ЗАДАЧ (ТРИЗ)

2.1. Специфические черты методологии ТРИЗ

2.1.1. Диалектика как логическая основа методологии ТРИЗ

В конце первой главы мы отметили, что теория решения изобретательских задач Г.С. Альтшуллера имеет диалектический характер, о чем сам создатель ТРИЗ неоднократно высказывался без каких-либо оговорок. Я уже приводил цитату из его книги "Алгоритм изобретения", в которой подчеркнута необходимость использовать диалектику при исследовании любого развития, в том числе технического. Теперь добавлю к этой цитате еще целый ряд похожих высказываний на данную тему, принадлежащих либо самому Альтшуллеру, либо его ученикам-тризовцам.

"Развитие технических систем, как и любых других систем, подчиняется общим законам диалектики", - пишет Г.С. Альтшуллер в книге "Творчество как точная наука"²³⁴. Не боясь обвинений в однообразии высказываний, он почти дословно повторил соответствующую фразу из "Алгоритма изобретения".

В объемистом коллективном труде под названием "Поиск новых идей: от озарения к технологии" (1989) о диалектическом характере техники сказано так: "Технические системы материальны, это очевидно. Столь же очевиден и факт их развития, подчиняющегося, как и всякое развитие, всеобщим законам диалектики"²³⁵. По-видимому, у этих слов всего один автор, а именно - создатель ТРИЗ, ибо через два года они чуть ли не под копирку перекочевали в книгу Альтшуллера "Найти идею" (1991): "…Техника материальна, а ее развитие диалектично. Материальность технических систем очевидна, и столь же очевиден факт их развития, подчиняющегося, как и всякое развитие, всеобщим законам диалектики"²³⁶. В этой книге имеется список рекомендуемой литературы, первый раздел которого озаглавлен весьма примечательно: "Диалектический материализм - основа ТРИЗ"²³⁷.

Эта книга Альтшуллера -
самый популярный учебник,
который знакомит
с основами ТРИЗ

Мысль о необходимости диалектического подхода к исследованию технического (и не только технического) развития постоянно воспроизводится во всех крупных тризовских публикациях.

Мысль о необходимости диалектического подхода к исследованию технического (и не только технического) развития постоянно воспроизводится во всех крупных тризовских публикациях. Например, Б.Л. Злотин и А.В. Зусман декларируют эту необходимость в том месте своей книги "Решение исследовательских задач", где ведут речь о серьезных научных кризисах (преодоление таких кризисов, отмечают авторы, требует руководствоваться законами диалектики²³⁸). У М.И. Мееровича и Л.И. Шрагиной опять же фигурирует мысль о диалектичности технического развития, причем она совершенно справедливо охарактеризована как "основополагающая для всей методологии технического творчества" и записана жирным шрифтом²³⁹.

Известно, однако, что слова могут существенно расходиться с делами. В приведенных выше цитатах, взятых нами из тризовской литературы, прямо, недвусмысленно утверждается неразрывная связь теории Альтшуллера с диалектикой, но это лишь декларации, заявления самого общего характера. В Советском Союзе подобные заявления теоретиков об их исключительно теплом отношении к диалектической логике нередко имели ритуальный характер, не мешая действовать в чуждом ей формально-логическом духе. Соответствуют ли декларации Г.С. Альтшуллера и его учеников духу их теоретической и практической деятельности?

"Исходная терминология сковывает воображение изобретателя, - утверждает создатель ТРИЗ. - Семинары по методике изобретательства показали, что успешное решение задачи во многом определяется умением "расшатать" систему исходных представлений"²⁴⁰. Такое "расшатывание" настолько важно, с точки зрения Альтшуллера, что составляет одну из частей алгоритма решения изобретательских задач (АРИЗ) - главного методологического инструмента ТРИЗ. Смысл расшатывания представлений в том, чтобы разрушить исходные формы мышления, заставить их двигаться, менять свои очертания, т.е. изобретатель должен мыслить не формально-логически, а диалектически.

Еще очевиднее диалектический характер тризовской методологии становится тогда, когда заходит разговор о техническом противоречии. Оно, с точки зрения ТРИЗ, представляет собой "единство положительного и нежелательного эффектов, обусловленное изменением или состоянием некоторой части системы"²⁴¹.

"Если изобретатели научатся видеть в изобретениях устранение технических противоречий, а эксперты научатся находить в заявках способы устранения таких противоречий, - заявляет Альтшуллер, - количество отклоненных заявок намного сократится"²⁴². В этой цитате создатель ТРИЗ призывает изобретателей и экспертов приобретать навыки работы с противоречием. Но этого же требует диалектическая логика, поскольку, с ее точки зрения, всякий предмет противоречив.

Правда, Альтшуллер говорит об устранении противоречий, т.е. об их удалении в сторону, к чему призывает не диалектическая, а формальная логика, но, во-первых, с точки зрения последней, устранение противоречий вовсе не составляет сущность изобретательской или научной деятельности, это, считают формалисты, - всего лишь логическая операция, которая может и не понадобиться изобретателю или ученому, а во-вторых, чуть ниже, на той же странице, автор "Алгоритма изобретения" прямо требует не рассматривать противоречие формально-логически, т.е. как досадную помеху, случайно возникающую на исследовательском пути: "Иногда техническое противоречие, содержащееся в задаче, отчетливо видно. Таковы, например, задачи, решение которых обычными путями наталкивается на недопустимое увеличение веса. Иногда противоречие незаметно, оно как бы растворено в условиях задачи. Тем не менее изобретатель всегда должен помнить о техническом противоречии, которое ему предстоит побороть"²⁴³.

Противников диалектического подхода к изобретательской деятельности Альтшуллер считал близорукими, призывал в любой изобретательской задаче искать техническое противоречие.

Противникам диалектического подхода к изобретательской деятельности Альтшуллер отвечал очень жестко, подчеркивая их близорукость: "Нетрудно создать новую машину, игнорируя технические противоречия. Но тогда машина окажется неработоспособной и нежизненной"²⁴⁴.

Таким образом, согласно Альтшуллеру, в любой изобретательской задаче нужно искать техническое противоречие, и, следовательно, создатель ТРИЗ исходит из того, что изобретательство изначально, по самой своей сути противоречиво, диалектично²⁴⁵. "С точки зрения инженера, - заявляет он, - создание нового изобретения всегда сводится к преодолению (полному или частичному) технического противоречия"²⁴⁶.

В книге "Крылья для Икара" Г.С. Альтшуллер и А.Б. Селюцкий говорят об этом так: "Главное в изобретении - устранение технического противоречия"²⁴⁷. Другая книга - "И тут появился изобретатель…" - эту же исключительно важную мысль преподносит более четко. Альтшуллер не использует здесь неточное слово "устранение", он заявляет, что "изобретателю необходимо находить и преодолевать технические противоречия", а потом делает примечательное дополнение: "С этой простой идеи и начинается теория решения изобретательских задач"²⁴⁸.

Вслед за учителем необходимость диалектически относиться к противоречиям в ходе изобретательской деятельности подчеркивают ученики Альтшуллера.

"Всякое изобретение можно рассматривать как разрешение некоторого технического противоречия", - пишет, к примеру, Н.Т. Петрович²⁴⁹. "Можно рассматривать" - сказано излишне осторожно, с оглядкой на другие точки зрения, но чуть ниже, на соседней странице, Петрович, следуя за Альтшуллером, отбрасывает эту нерешительность в сторону: "Задача становится изобретательской, если необходимым условием ее решения является преодоление технического противоречия"²⁵⁰.

По мнению тризовца Ю.П. Саламатова, "причина возникновения и развития техники заключена в противоречиях между целями (потребностями) и средствами для воплощения этих целей в деятельности человека"²⁵¹. Саламатову вторит А.А. Бурба заявляя, что "технический прогресс … должен рассматриваться в системе "общество - техника" как орудие разрешения противоречия между потребностями общества и возможностями их удовлетворения с помощью технических средств"²⁵². "Все структурные компоненты ТРИЗ, - подчеркивает В.А. Ширяева, - нацелены на выявление недостатков в развитии системы через построение и разрешение противоречия, поэтому сравнение этой теории с "прикладной диалектикой" допустимо и оправдано"²⁵³.

М.И. Меерович и Л.И. Шрагина, выделяя три основных закона ТРИЗ, один из них изложили так: "Развитие частей системы идет неравномерно - через возникновение и преодоление технических противоречий"²⁵⁴. Эти же авторы, опираясь на закон неравномерного, противоречивого развития любой технической системы, под изобретательской задачей предлагают понимать "проблемную ситуацию, сформулированную на основе выявленного технического противоречия (причинно-следственной связи "Если - то - но"), в которой необходимо, не вводя новой системы, устранить существующий нежелательный эффект"²⁵⁵.

Итак, Г.С. Альтшуллер и его ученики не только декларируют свою приверженность диалектической логике, но и кладут ее в основу своей научной и изобретательской деятельности, выдвигая ориентацию на противоречие как один из основных методологических принципов ТРИЗ.

2.1.2. Идеальный конечный результат (ИКР)

Книга М.И. Мееровича
и Л.И. Шрагиной

В тризовском понятии идеального конечного результата (ИКР) отразились и главные достоинства, и главные недостатки методологии Альтшуллера.

От общей оценки научной деятельности Г.С. Альтшуллера перейдем к анализу ее основных категорий, определяющих специфику методологии ТРИЗ. Самой любопытной из них и потому самой запоминающейся является понятие идеального конечного результата (ИКР) - понятие, в котором сплелись в причудливый узор и главные достоинства, и главные недостатки методологических разработок Альтшуллера.

Умению грамотно определить ИКР в ходе изобретательского поиска создатель ТРИЗ придавал исключительно важное значение - не меньшее, чем умению определить противоречие, которое следует преодолеть. "Правильно сформулировать идеальный конечный результат, - считал он, - значит, надежно выйти на верный путь решения задачи"²⁵⁶.

"В модели задачи, - говорит создатель ТРИЗ, знакомя читателя с особенностями ИКР, - описана техническая система (точнее, ее "больной" фрагмент) и присущее ей противоречие. Заранее неизвестно, как реально устранить это противоречие, но всегда есть возможность сформулировать идеальное решение, воображаемый конечный результат (ИКР). Смысл этой операции заключается в том, чтобы получить ориентир для перехода к сильным решениям"²⁵⁷.

Здесь, как и в большинстве случаев, термин "сильное решение" обозначает полное, законченное решение, решение, которое преодолевает содержащееся в задаче техническое противоречие (ТП)²⁵⁸. Вот еще один пример использования данного термина в том же смысле: "Чем труднее изобретательская задача, тем больше вариантов приходится перебрать, чтобы найти решение. А раз так, то прежде всего надо повысить количество вариантов, выдвигаемых в единицу времени. Понятно также, что для обнаружения сильного решения нужно иметь среди рассматриваемых идей побольше оригинальных, смелых, неожиданных"²⁵⁹.

Но иногда создатель ТРИЗ называл сильными решения изобретательских задач высших (по степени сложности) уровней, а всего он выделял пять уровней задач и, соответственно, пять уровней решений. Уровни изобретательских задач и их решений подробнее будут рассмотрены в следующем параграфе, а пока вернемся к ИКР и отметим, что он, согласно Альтшуллеру, не вписывается в шкалу изобретательских решений и располагается выше: "Идеальное решение, по самому определению, наиболее сильное из всех мыслимых и немыслимых решений (для данной модели задачи). Это как бы решение несуществующего шестого уровня. Тактика решения задачи с помощью ИКР состоит в том, чтобы "уцепиться" за этот единственный сверхсильный вариант и по возможности меньше от него отступать"²⁶⁰.

Тризовское определение идеального объекта противоречиво.

Какими бывают изобретательские ИКР? "При обучении теории решения изобретательских задач особое внимание уделяется освоению понятий об идеальной машине (машины нет, но требуемое действие выполняется), идеальном способе (расхода энергии и времени нет, но требуемое действие выполняется, причем саморегулированно), идеальном веществе (вещества нет, но его функция выполняется)"²⁶¹.

Обратим внимание на противоречивость тризовского определения идеального объекта (машины, способа или вещества): если в реальности такого объекта нет, а его функция выполняется, то, следовательно, эту функцию выполняет какой-то другой, реально существующий объект, и, стало быть, изобретателю нужно искать этот реальный объект, не ориентируясь на что-то идеальное. Тризовское понятие идеального объекта при том его истолковании, которое только что представлено, оказывается лишним в теории изобретательской деятельности. Тем не менее, несмотря на свою парадоксальность, оно широко и успешно используется в этой теории, доказывая свою важность и незаменимость²⁶².

Столь же парадоксально выглядит положение о том, что ИКР - самое сильное решение технической задачи: скорее, оно самое слабое, ибо в отличие от любого другого решения принципиально неосуществимо. Но, охарактеризовав ИКР как "решение несуществующего уровня", чуть ниже, на следующей странице, автор книги "Творчество как точная наука", нисколько не смущаясь, заявляет совершенно противоположное: "Направленность на идеал отнюдь не означает отход от реальности решения. Во многих случаях идеальное решение полностью осуществляется"²⁶³. Очередное противоречие! Может, оно возникло из-за описки, случайно? Вовсе нет. В другой главе той же книги Альтшуллер снова заявляет о способности идеала адекватно воплощаться в материальных вещах, утверждая, что физические эффекты "нередко позволяют буквально реализовать ИКР"²⁶⁴.

А вот и примеры: "Скажем, идеальность машины обеспечивается тем, что ее функцию по совместительству начинает выполнять другая машина. Идеальность способа нередко достигается выполнением требуемого действия заранее, благодаря чему в нужный момент на это действие не приходится тратить ни времени, ни энергии.
Четкая нацеленность на идеал нужна не только при формулировке ИКР, но буквально на всех этапах решения задачи, при всех операциях по АРИЗ. Если, например, … надо ввести вещество, - следует не упускать из виду, что наилучшее вещество - это когда вещества нет, а его функция выполняется. Есть много эффективных способов вводить вещество, не вводя его (одно вещество поочередно выступает в двух видах, вещество вводится на время и т.д.)"²⁶⁵.

Идеальный мост?

Некорректные примеры реализации ИКР, приводимые Альтшуллером и его учениками, позволяют говорить о псевдодиалектичности тризовской методологии.

Такие и подобные им примеры разрешения заключенного в ИКР противоречия обильно разбросаны по произведениям Г.С. Альтшуллера и его учеников. Это обстоятельство позволило А.Г. Рокаху заявить о псевдодиалектичности тризовской методологии. В ТРИЗ, утверждает он, противоречие создается искусственно, а преодолевается оно методом, "принятым в формальной логике", т.е. "разведением … во времени и в отношениях (не в одно и то же время и не в одном и том же отношении)"²⁶⁶. И вообще, считает Роках, от привязки тризовской методологии к диалектическим принципам "пора освобождаться, ибо современная философия науки базируется не на диалектике, а на иных философских системах"²⁶⁷.

Кое в чем Роках, несомненно, прав. Вглядевшись в приведенные выше примеры реализации ИКР, легко заметить их неубедительность: вместо идеального объекта Альтшуллер спокойно подставляет реальный, утверждая, что "по совместительству" это-де и есть ИКР. "…Идеальность машины обеспечивается тем, что ее функцию … начинает выполнять другая машина". Если имеется в виду данная машина, то при чем здесь другая? "Идеальность способа нередко достигается выполнением требуемого действия заранее, благодаря чему в нужный момент на это действие не приходится тратить ни времени, ни энергии". Какой-то способ действия рассматривается до нужного момента как реальный, в нужный момент - как идеальный, а где же реализация идеала? "Есть много эффективных способов вводить вещество, не вводя его (одно вещество поочередно выступает в двух видах, вещество вводится на время и т. д.)". Если вещество введено в двух видах или введено на время, то нельзя, не впадая в противоречие, утверждать, что это вещество не введено!

На наш взгляд, нагромождение противоречий при определении ИКР связано не столько с логическим невежеством Альтшуллера, сколько с его стремлением излагать сложные вопросы максимально просто.

Формальный логик, например фон Вригт или Свинцов, за это нагромождение противоречий при определении ИКР давно обвинил бы Альтшуллера в вопиющей логической безграмотности. Не станем присоединяться к этим обвинениям, хотя и поддержим представителей формальной логики в том отношении, что автору книги "Творчество как точная наука" местами явно не помешало бы выражать свои суждения гораздо строже, точнее. Интуиция подсказывает нам, что по существу Альтшуллер прав, а логические нестыковки вызваны его стремлением подать глубокие, чрезвычайно сложные мысли максимально просто, на блюдечке.

Кто прав - мы или логики-формалисты? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к конкретным техническим задачам из книги "Творчество как точная наука". Их много, а мы подвергнем анализу только две - под номерами 25 и 48. Выбор этих задач объясняется тем, что для них приведены ИКР, которые, как утверждает автор "Творчества…", полностью реализуемы на практике. Следя за ходом рассуждений Альтшуллера, попробуем выяснить, не допустил ли он каких-либо ошибок.

Начнем с задачи 25, содержание которой изложено так: "Антенна радиотелескопа расположена в местности, где часто бывают грозы. Для защиты от молний вокруг антенны необходимо поставить молниеотводы (металлические стержни). Но молниеотводы задерживают радиоволны, создавая радиотень. Установить молниеотводы на самой антенне в данном случае невозможно. Как быть?"²⁶⁸.

Согласно АРИЗ, решая техническую задачу, надо найти элементы, образующие конфликтующую пару. В задаче 25 "два изделия (молния и радиоволны) и один инструмент (молниеотвод). Вместо одной конфликтующей две бесконфликтные пары: конфликт возникает не "внутри" пар, а между ними. Проводящий молниеотвод не конфликтует с молнией - он способен ее "принимать". С другой стороны, непроводящий молниеотвод вполне ладит с радиоволнами - он их не "принимает" и потому не задерживает"²⁶⁹.

Странность употребления слов "изделие" и "инструмент" оставим пока без комментария (разбор терминологии ТРИЗ будет позже) и продолжим следить за рассуждением Альтшуллера о задаче 25.

"Кстати, - делает он примечательное отступление, - не надо смущаться этих необычных словосочетаний - "проводящий молниеотвод" (масляное масло... каким еще может быть молниеотвод?!), "непроводящий молниеотвод" (какой же это молниеотвод, если он не отводит молнию?!). Нужен весьма незаурядный стиль мышления, чтобы без АРИЗ воскликнуть: "Мне нужен непроводящий проводник! Не полупроводник, это все-таки проводник, а именно непроводящий проводник; не теплая вода, а ледяной кипяток; газообразный камень, темный свет..." АРИЗ делает нормой такой стиль мышления - нетривиальный, парадоксальный, оперирующий противоречиями. А главное - этот стиль закономерно возникает как рабочий режим творческого мышления: включается не по наитию, не по воле случая, а по программе, обеспечивающей его устойчивое поддержание на протяжении всего решения задачи"²⁷⁰.

Радиотелескоп

Нормальное для АРИЗ (и вообще для ТРИЗ) парадоксальное, оперирующее противоречиями мышление - это мышление, которого требует диалектическая логика.

Нормальное для АРИЗ (и вообще для ТРИЗ) парадоксальное, оперирующее противоречиями мышление - это мышление, которого требует диалектическая логика. В "Поиске новых идей" прямо так и сказано: "Регулярное применение аналитического аппарата АРИЗ вырабатывает "аризный" (в сущности - диалектический) стиль мышления…"²⁷¹, а учебное пособие "Методология инженерного поиска" совершенно справедливо утверждает, что "в основу АРИЗ положен закон появления и разрешения противоречий"²⁷², т.е. диалектический подход к решению технических задач. Таким образом, в своем отступлении Альтшуллер призывает читателя, освободив рассудок от мешающих творчеству формально-логических оков, настроиться на волну диалектики.

Но вернемся к задаче 25. Вот ее модель - в том виде, как она представлена в АРИЗ-77: "Даны отсутствующий молниеотвод и молния. Такой молниеотвод не создает радиопомех, но и не ловит молнию"²⁷³. От этой экстравагантной картинки идем дальше: "Следующий шаг - составление ИКР. Как и на предыдущих шагах, здесь действуют четкие правила, заставляющие усугубить парадоксальность модели задачи: то, что требует модель, должно быть достигнуто не иначе как "само собой". АРИЗ не оставляет права мыслить несмело..."²⁷⁴

В соответствии с АРИЗ-77 идеальное решение задачи 25 нужно сформулировать так: отсутствующий молниеотвод сам ловит молнию, сохраняя способность не создавать радиопомех. А вот описание изобретения (авторское свидетельство № 177497), которое реализует этот ИКР: "Молниеотвод, отличающийся тем, что с целью придания ему свойства радиопрозрачности он выполнен в виде изготовленной из диэлектрического материала герметически закрытой трубы, давление воздуха в которой выбрано из условия наименьших газоразрядных градиентов, вызываемых электрическим полем развивающейся молнии"²⁷⁵.

Можно ли такую реализацию ИКР считать адекватной, полной, совершенной? "Творчество как точная наука" не дает прямого ответа на наш вопрос, но явно подразумевается "да". В частности, о положительном ответе говорит особое уважение, проявленное Альтшуллером к задаче 25: считая анализ ее решения исключительно удобным для демонстрации специфических свойств и эффективности аризного мышления, автор "Творчества…" проводит этот анализ и в основном тексте книги, и в приложении к нему (в АРИЗ-77; позже - и в других версиях алгоритма).

Более весомое подтверждение положительного ответа мы находим в "Поиске новых идей". Вот, что сказано здесь о разрешении противоречия, возникающего при ориентации изобретателя на ИКР: "Противоречие: надо вводить новые вещества и поля и не надо их вводить. Разрешается это противоречие в духе ТРИЗ: новые вещества можно получить из пустоты или видоизменением имеющихся. Их можно извлечь и из структурных недр имеющихся веществ"²⁷⁶. Авторское свидетельство № 177497 предлагает действовать именно так, как рекомендуется в данной цитате: взять пустоту (столб воздуха на месте отсутствующего молниеотвода), а затем преобразовать ее в разреженную пустоту, чтобы получить столб разреженного воздуха, который при обычных условиях диэлектрик, а при возникновении молнии легко ионизируется и становится проводником.

Ясно, что, с точки зрения ТРИЗ, это - полное разрешение противоречия, вызванного движением к ИКР при решении задачи 25, и, стало быть, полная реализация указанного ИКР. Но действительно ли это так?

Сухая вода. Полная чушь?
Только не для диалектика!

Сравнив идеальное решение задачи про молниеотвод и соответствующее ему изобретение, мы увидим, что полного совпадения нет. Идеал оказался отягощенным материей.

Сравним идеальное решение (отсутствующий молниеотвод ловит молнию и не создает радиопомех) и соответствующее ему изобретение. Полного соответствия нет: по авторскому свидетельству № 177497 в качестве молниеотвода следует использовать не просто столб разреженного воздуха, а столб разреженного воздуха в герметически закрытой трубе (иначе не получится разрежение!). Идеал оказался отягощенным материей.

Теперь посмотрим, как обстоит дело с задачей 48. Вот ее содержание: "Линию электропередач и электротехническое оборудование (например, разъединители), открыто расположенные на подстанциях, надо защищать от обледенения. С этой целью было предложено надевать на провода и защищаемое оборудование ферритовые накладки. Под действием переменного тока эти накладки быстро нагреваются и обогревают близлежащую часть провода или оборудования. Но внешняя температура меняется: иногда она выше нуля, иногда ниже. Да и вообще вдоль линии электропередачи температура зависит от множества факторов и может постоянно меняться. Что делать? Не бегать же вдоль линии, то надевая, то снимая ферритовые накладки..."²⁷⁷

"Здесь "школьной" физики уже недостаточно, - пишет Альтшуллер. - Нужна физика чуть более сложная - "вузовская". ИКР: ферритовые накладки сами становятся магнитными при отрицательных температурах и перестают быть магнитными, когда температура поднимается выше нуля. Физические эффекты как инструмент изобретательского творчества тем и хороши, что нередко позволяют буквально реализовать ИКР. Есть такой эффект (читатель о нем, вероятно, слышал): при переходе через определенный температурный порог (точка Кюри) магнитные свойства исчезают, при обратном переходе восстанавливаются. Следовательно, насадка должна быть сделана из феррита с точкой Кюри около 0^о. Хочешь, чтобы магнит "сам собой" включался - выключался, используй переход через точку Кюри"²⁷⁸.

Ну, а здесь-то, здесь неужели нет полной реализации идеала? Нет, причем нет даже неполной реализации, хотя Альтшуллер сделал всё, чтобы убедить в обратном, а посему наш ответ кажется, на первый взгляд, не более чем придиркой.

С толку сбивает то, что переход от идеального к реальному здесь все-таки присутствует, однако в действительности этот переход - всего лишь иллюзия: ИКР задачи 48 есть не что иное, как реальное свойство некоторых ферритов, которое современный изобретатель, имеющий дело с магнитными полями, обязан знать и учитывать. А если про это свойство известно, то задача 48 становится настолько примитивной, легкой, что перестает быть изобретательской и вообще более или менее серьезной задачей. В самом деле, подставьте в ее условие после слов "ферритовые накладки" выражение "которые бывают с точкой Кюри около 0^о" - и вы увидите, что решать-то практически нечего.

Линия электропередач

Наш анализ показал, что задача 25 - изобретательская, а задача 48 не дотягивает даже до уровня рационализаторской. При этом реализация ИКР первой задачи не дотянула до адекватной, а реализация ИКР второй задачи вообще оказалась фиктивной.

Итак, наш анализ показал, что задача 25 - изобретательская (без каких-либо сомнений!), а задача 48 не дотягивает даже до уровня рационализаторской. При этом реализация ИКР первой задачи совсем немного, самую малость не дотянула до адекватной, а реализация ИКР второй задачи вообще оказалась фиктивной, надуманной. В отличие от нас Г.С. Альтшуллер утверждает, что обе задачи - изобретательские, причем примерно одинаковые по силе, что в обоих случаях имеет место адекватная реализация ИКР, т.е. "сверхсильный вариант" решения, и, стало быть, скучное, банальное решение задачи про ферритовые накладки заслуживает не меньшего восхищения, чем красивое, изящное решение задачи про молниеотвод. И мы, и Альтшуллер исходили из одних и тех же тризовских понятий, а получили совершенно разные результаты. Здесь явно какое-то недоразумение, но какое и с чьей стороны? За ответом на этот вопрос обратимся к анализу уровней изобретательских задач и их решений.

2.1.3. Уровни изобретательских задач и их решений

Анализируя задачу 48, мы и Г.С. Альтшуллер резко разошлись в оценке уровня её сложности и силы предложенного для неё решения. Значит, нужно подробно рассмотреть вопрос о силе задач и их решений.

Анализируя задачу 48, мы и Г.С. Альтшуллер резко разошлись в оценке уровня ее сложности. Столь же разительным оказалось расхождение и в оценке силы предложенного для нее решения. Что касается задачи 25, то здесь тоже возникла нестыковка в оценках, пусть и не столь резкая, как в случае с задачей 48. В связи с этим вопрос о силе задач и их решений, затронутый выше лишь мимоходом, вскользь, стоит рассмотреть гораздо подробней.

Данный вопрос имеет чрезвычайно важное методологическое значение. "Научный подход к изучению изобретательского творчества, - подчеркивал создатель ТРИЗ, - начинается с понимания простой истины: задачи бывают разные, нельзя изучать их "вообще". Есть очень легкие задачи, их решают после нескольких попыток, и есть задачи невообразимой трудности, которые решаются в течение многих лет"²⁷⁹. По мнению Альтшуллера, способность различать уровни изобретательской деятельности - один из основных критериев оценки качества исследований, посвященных этой деятельности²⁸⁰.

Мы уже отмечали, что ТРИЗ выделяет пять уровней сложности изобретательских задач. Что это за уровни, почему их пять - не меньше и не больше? "В задачах первого уровня, - объясняет Альтшуллер, - объект (устройство или способ) не изменяется… На втором уровне объект изменяется, но несильно… На третьем уровне объект изменяется сильно, на четвертом он меняется полностью, а на пятом меняется вся техническая система, в которую входит объект"²⁸¹.

Замечательно: все разложено по полочкам - в лучших традициях формальной логики. Ее представители могли бы одобрить эту работу, если бы Альтшуллер не стал уточнять, что задача первого уровня, строго говоря, не изобретательская, а всего лишь конструкторская²⁸². и что "в принципе одна и та же задача может быть решена на разных уровнях"²⁸³.

Первое из этих двух уточнений не является смертным приговором для пятиуровневой шкалы изобретательских задач: достаточно ужать ее до четырех уровней, чтобы логическая ошибка под названием "деление с лишним членом" была устранена. Но лучше бы ее вообще не было: ведь автор книги "Творчество как точная наука" видел ее! Почему же он все-таки допустил этот досадный логический промах? "Юридическое понимание термина "изобретение" не совпадает с пониманием, так сказать, техническим, творческим, - объясняет Альтшуллер. - По-видимому, со временем юридический статус изобретения будет несколько изменен, и простые конструкторские решения … перестанут считаться изобретениями. Во избежание путаницы будем пока пользоваться словосочетанием "изобретательская задача первого уровня"…"²⁸⁴

Г.С. Альтшуллер проводит
семинар по ТРИЗ

Вопрос о границе между изобретательскими и конструкторскими задачами Альтшуллер решает крайне неудовлетворительно.

Итак, виноваты внешние (юридические) обстоятельства. Но только ли они? Смею утверждать, что логически ущербная шкала осталась без каких-либо изменений еще и по другой, внутренней причине. Этой причиной является крайне неудовлетворительное решение вопроса о границе между изобретательскими и конструкторскими задачами, которое предложено в книге "Творчество как точная наука".

"Изобретательские задачи, - пишет Альтшуллер, - часто путают с задачами техническими, инженерными, конструкторскими. Построить обычный дом, имея готовые чертежи и расчеты, - задача техническая. Рассчитать обычный мост, пользуясь готовыми формулами, - задача инженерная. Спроектировать удобный и дешевый автобус, найдя компромисс между "удобно" и "дешево", - задача конструкторская. При решении этих задач не приходится преодолевать противоречия. Задача становится изобретательской только в том случае, если для ее решения необходимо преодолеть противоречие"²⁸⁵.

На самом деле, любая задача, если пристально вглядеться в нее, содержит какое-то противоречие и требует его преодоления. Конструктор, который всего лишь ищет компромиссы, - плохой конструктор. Даже детская задачка не решается с помощью компромисса - нужно преодолеть заложенное в ней противоречие. Действительное различие между конструкторскими и изобретательскими задачами состоит, по-видимому, в том, что для первых характерно противоречие, вызванное столкновением абстрактного и конкретного знания о технической системе (и то и другое есть, но как их совместить?), для вторых - противоречие, вызванное самой технической системой, наличием у нее взаимоисключающих свойств. Возможно, такое разграничение не отличается точностью, но то, что дело - в характере противоречия, несомненно. Задача становится изобретательской, если для ее решения необходимо преодолеть изобретательское противоречие.

Не решившись сразу сократить шкалу задач, Альтшуллер не сделал этого и после, убедив себя, что правильнее - ничего не менять²⁸⁶. В результате в выигрыше оказалась не наука, а серая масса лжеизобретателей, сотнями набирающих авторские свидетельства за счет решения задач, которые лишь юридически являются изобретательскими.

Конечно же, Г.С. Альтшуллер не хотел способствовать лжеизобретательской деятельности. Но в ее оценке позиция создателя ТРИЗ всегда была недостаточно жесткой. Вот характерный пример: "Какой путь избрать - взяться за создание Новой Вещи или заняться небольшими усовершенствованиями другой, уже признанной … технической системы, т. е. что лучше - журавль в небе или синица в руке, - этот вопрос выходит за рамки теории решения изобретательских задач, - пишет Альтшуллер. - Теория может лишь требовать, чтобы изобретатель видел обе возможности и сознательно выбирал одну из них. Выбор же зависит от мировоззрения, от того, что человек считает для себя более ценным". "Самое поразительное, - заявляет он далее, - что проблема выбора сохраняется и в тех случаях, когда техническая система стала заведомо старой и даже дряхлой. Здесь же нет никакой надежды на сколько-нибудь заметный творческий успех: устаревшая система ассимилирует только изобретения первого уровня. Но ведь можно накопить сотни авторских свидетельств и, главное, спокойно, без мук творчества и прочих переживаний…"²⁸⁷

О чем идет речь? О том, что есть изобретатели-революционеры, идущие в авангарде технического прогресса, а есть и другие - те, что тащатся в хвосте НТР или всячески тормозят ее, создавая иллюзию ненужности революционных изменений. И что же - в рамках теории изобретательской деятельности нет места для научной оценки социальной ценности изобретений? Что же - можно лишь морально осуждать бессовестное накопление авторских свидетельств на липовые изобретения? Анализ ТРИЗ говорит о том, что эта теория при всем ее несовершенстве способна научно оценивать изобретательский труд, а ее создатель в духе христианского всепрощенчества утверждает, что выбор между изобретательством и лжеизобретательством зависит лишь "от того, что человек считает для себя более ценным". Всем нам субъективно хочется жить в дружбе со всеми, но объективная оценка обстановки диктует другую, более жесткую линию поведения.

Даже детская задачка
требует преодолеть противоречие

Вот Альтшуллер вспоминает об одном из первых своих изобретений: "В 1949 г. был объявлен всесоюзный конкурс на холодильный костюм для горноспасателей. Условия: костюм должен защищать человека в течение двух часов при внешней температуре 100^о С и относительной влажности 100 %, причем вес костюма не должен превышать 8 - 10 кг. Задача считалась принципиально нерешимой. Даже при использовании самых сильных хладоагентов вес костюма получался больше 20 кг. На человека допустимо "навьючивать" груз в 28 - 30 кг, но горноспасатель уже несет дыхательный прибор (12 кг) и инструменты (7 кг).
Можно было принять задачу так, как ее поставили организаторы конкурса: в конце концов, если сделать костюм с небольшим запасом льда и отражающей поверхностью, нетрудно уложиться в 8 кг. Конечно, защищать такой костюм будет минут 15 - 20, не больше. Но все-таки это лучше, чем ничего... Был и другой путь: изменим задачу, создадим не холодильный костюм, а другую техническую систему, пойдем в обход. Этот путь мы (я работал совместно с Р.Б. Шапиро) и выбрали"²⁸⁸.

"Можно было принять задачу так, как ее поставили организаторы конкурса…" Нет, нельзя было принимать данную задачу в ее исходном виде, потому что смертельно опасный труд горноспасателей объективно требовал другой ее формулировки. Альтшуллер и Шапиро знали про это, и потому изменили неграмотно сформулированное условие. Выходит, их выбор не был чисто субъективным, и при наличии хорошей теории технического творчества сделать его было бы проще. "Появление ТРИЗ, ее быстрое развитие - не случайность, а необходимость, продиктованная современной научно-технической революцией"²⁸⁹, "теория изобретательства должна строиться на объективных данных"²⁹⁰, - заявляет Г.С. Альтшуллер, но, излагая свои теоретические взгляды, то и дело дает волю своим чисто субъективным качествам, в частности - проявляет излишнюю мягкотелость (даже при решении принципиальных вопросов!).

Костюм горноспасателя

Построив пирамиду изобретательских задач, Альтшуллер сам же её и разрушил.

Продолжим анализ двух уточнений, сделанных автором книги "Творчество как точная наука" для созданной им пятиуровневой шкалы. Если первое из них всего лишь усекает пирамиду изобретательских задач, то второе просто-напросто взрывает ее, не оставляя камня на камне: заявлять, что данную задачу можно решить на разных уровнях, значит саму эту задачу относить к разным уровням. Тут что-то не так, но что?

Обратимся к "Поиску новых идей": "…Изобретатель заранее не знает, сколько вариантов ему придется перебрать, так как одна и та же задача в зависимости от наложенных ограничений может быть решена на разных уровнях. Например, нужно устранить вибрацию электрического генератора. Одно из решений - установка упругих опор (подложили "подушку"). Если этому ничего не мешает, получили решение первого уровня (применение известного метода устранения вибраций). Система изменилась очень мало. Если же установка упругих опор не дает нужного результата либо по каким-то причинам недопустима, возможно решение на втором уровне - создание гидравлической демпферной системы, вероятно, с регулируемой жесткостью, с обратными связями. Решение третьего уровня изменяет исходную систему еще значительнее - например, предлагается использовать вибратор, создающий колебания той же частоты и амплитуды, но в противоположной фазе. При наложении колебания взаимно уничтожаются. Решение четвертого уровня приводит к радикальным изменениям. Например, вместо опор используется магнитная подвеска; создается электрический генератор без вращающихся частей (виновников вибрации), то есть электрохимический или магнитогидродинамический. Для решения задачи на пятом уровне нужно сделать соответствующее открытие, например найти новый способ получения электроэнергии…"²⁹¹

В этой цитате Альтшуллер и другие авторы "Поиска новых идей" берут задачу и предлагают варианты ее решения, переходя с низшего уровня на высший. Решение становится все сильнее и сильнее, и, наконец, мы вышли к самому сильному решению - решению пятого уровня. О чем идет речь? Судя по всему, о поиске наилучшего решения одной и той же задачи. В таком случае, решения первого - четвертого уровней, строго говоря, - не решения, а лишь ступени к решению данной задачи, каковым является решение пятого уровня и только оно. Почему же авторы "Поиска…" считают, что дали пять решений для одной задачи, что решили ее пятью способами?

Построил - теперь
можно разрушить!

Изобретательская задача может быть решаемой на разных уровнях, а вот решённой - только на одном.

Вернемся к анализу цитаты. В ней идет усиление не только решения данной задачи, но и самой этой задачи: в ее условие вносятся изменения, делающие ее более полной, законченной. Авторы "Поиска…" должны иметь в виду именно движение от неполной (незаконченной) задачи к полной (законченной), чтобы утверждать, что данная задача не меняется. Но тогда задачи первого - четвертого уровней, подобно решениям этих уровней, самостоятельного значения не имеют: эти задачи, строго говоря, - не задачи, а всего лишь зачатки, наметки, эскизы одной и той же задачи, именуемой задачей пятого уровня. Таким образом, изобретательская задача может быть решаемой на разных уровнях, а вот решенной - только на одном. Стало быть, второе уточнение, сделанное Альтшуллером для пятиуровневой шкалы задач, в свою очередь следует уточнить, заменив слово "решена" на слово "решаема".

Теперь легко объяснить, почему авторы "Поиска…" воображают, будто дали пять решений для одной и той же задачи. Дело в логической ошибке: задачи первого - четвертого уровней взяты и как эскизы (зачатки) одной полновесной задачи, и наряду с последней - как самостоятельные полновесные задачи, имеющие полновесные решения.

Шкала изобретательских задач построена Альтшуллером по двум расходящимся основаниям, что позволяет произвольно оценивать уровень задачи и её решения.

Данная ошибка возникла не случайно: она заложена в шкале задач, созданной в результате деления понятия "изобретательская задача" по двум расходящимся основаниям: во-первых, по силе (полноте) и, во-вторых, по характеру противоречия. Первое основание требует брать изобретательскую задачу диалектически, т.е. в движении от зачатков к полному, законченному виду. А вот второе основание настраивает на формально-логический лад, на деление готовых, не требующих развития задач. В итоге применения обоих оснований деления получился ряд, в котором полная задача (задача пятого уровня) стоит вместе со своими зачатками и в то же время эти зачатки взяты как самостоятельные задачи. Отсюда - несуразица и с решениями задач: зачатки решения и полное решение перемешались.

Эта логическая неразбериха дает возможность субъективно, произвольно оценивать уровень изобретательской задачи и ее решения. Вспомним про задачу 48. Мы оценили ее и ее решение как слабые, а Альтшуллер - как сильные. Кто прав?

Мы исходили из того, что "сильный" означает "полный". С этой точки зрения, задача 48 - слабая, так как сильной (полной) является задача о защите энергетического оборудования от обледенения самим этим оборудованием без каких-либо добавлений к нему (например, в виде ферритовых накладок). Альтшуллер же считает задачу 48 сильной, ибо причисляет ферритовые накладки к тому, что нужно защищать. Но сами-то ферритовые накладки не нуждаются в защите от колебаний температуры! Почему Альтшуллер ошибся? Потому, что пренебрег историей защиты энергетического оборудования от обледенения, не выявил этапы, пройденные и не пройденные в этом деле. В результате незрелый вариант объективно существующей задачи оказался искусственно, субъективно представленным как полная задача.

Теперь о решении задачи 48. Мы и его назвали слабым, потому что, рассматривая какую-либо задачу как слабую, ни одно из ее решений нельзя называть сильным. Согласно же Альтшуллеру, решение задачи 48 - сильное и даже сверхсильное. Почему? Потому что ИКР для данной задачи оказался полностью реализованным. А почему состоялась эта полная реализация? Да потому, что, во-первых, формулировка ИКР, данная Альтшуллером, имеет, как мы видели, искусственный характер, а во-вторых, она дана для совершенно самостоятельной, сильной задачи, хотя, если судить объективно, задача 48 - слабая.

Спорить можно бесконечно,
если использовать разные
основания деления

Убрав одно из двух оснований деления, по которым построена шкала изобретательских задач, мы получим перекос либо в сторону чистой диалектики, либо в сторону чистой формальной логики.

Как навести порядок в оценке силы изобретательской задачи и силы ее решения? Казалось бы, нужно просто-напросто убрать одно из оснований, по которым создана тризовская шкала задач. Но, поступив так, мы получим перекос либо в сторону чистой диалектики, либо в сторону чистой формальной логики. Причем, скорее всего, пострадает диалектика, поскольку первое из указанных оснований убрать проще.

2.1.4. Алгоритм решения изобретательских задач (АРИЗ)

ТРИЗ нацеливает на перевод изобретательской задачи с высшего уровня на низший. Данную проблему решает алгоритм решения изобретательских задач (АРИЗ).

Мы отмечали, что сила ТРИЗ - в ее диалектическом характере, в том, что изобретательская деятельность берется в движении. Это касается и уровней задач. ТРИЗ нацеливает на перевод изобретательской задачи с высшего уровня на низший: "Научно-техническая революция требует, чтобы задачи высших уровней решались во все более короткие сроки. Обычный путь интенсификации процесса решения состоит в увеличении числа людей, одновременно работающих над одной проблемой. Но возможности такой интенсификации почти исчерпаны: сосредоточение большого числа людей на решении одной технической проблемы ведет к уменьшению интенсивности работы на других направлениях.
Нужен способ перевода изобретательских задач с высших уровней на низшие. Если задачу четвертого или пятого уровня удастся перевести на первый или второй уровень, далее сработает обычный перебор вариантов. Вся проблема в том, чтобы уметь быстро сужать поисковое поле, превращая "трудную" задачу в "легкую""²⁹².

Данную проблему решает разработанный в рамках ТРИЗ эффективный метод креативной технической деятельности - алгоритм решения изобретательских задач (АРИЗ). К чему приводит использование этого метода? "ТРИЗ учит решать изобретательские задачи "по формулам" и "по правилам", - вдохновенно и гордо пишет Г.С. Альтшуллер. - Возникает парадоксальная ситуация: человек делает изобретения высокого уровня (т.е. получает высококачественный продукт творчества), не прилагая при этом творческих усилий (т.е. без процесса творчества). Одна и та же задача (учебная или производственная) решается в разных городах разными людьми по одним и тем же правилам и получаются одинаковые результаты независимо от индивидуальных качеств этих людей. Этот результат (изобретение) формально является творческим, фактически же он - обычная инженерная продукция, как, например, расчет балки по формулам сопротивления материалов"²⁹³.

Структура АРИЗ

Просто замечательно: изобретательство считалось малопродуктивным занятием²⁹⁴, его успех, как правило, связывали со случайным стечением обстоятельств, а тут оказалось, что любой тризовец, не прилагая творческих усилий, может получить технический продукт, который в обществе будут считать изобретением высокого уровня.

"Парадокс этот вызван тем, - объясняет создатель ТРИЗ, - что понятие "творчество" не есть что-то неизменное, застывшее: содержание, вкладываемое в это понятие, постоянно меняется. В средние века, например, решение уравнений третьей степени было настоящим творчеством. Устраивались турниры: математики задавали друг другу уравнения; надо было найти корни... А потом появилась формула Кардано, и решение уравнений третьей степени стало доступным каждому математику-первокурснику..."²⁹⁵ "Теперь представьте себе "переходный период", - продолжает Альтшуллер увлеченно рекламировать свою теорию, - все отыскивают корни алгебраических уравнений, перебирая варианты, а мы с вами знаем формулу Кардана. Для всех мы - гении (или таланты), но мы-то знаем, что работает формула...
ТРИЗ позволяет сегодня решать изобретательские задачи на том уровне организации умственной деятельности, который завтра станет нормой"²⁹⁶.

В.И. Орлов изображал изобретательскую деятельность в виде спортивного состязания: "Размышляющих над одной и той же технической задачей и старающихся выдумать новую машину можно сравнить со спортсменами на беговой дорожке. Все они бегут к финишу, но изобретателем назовут лишь победителя в беге…"²⁹⁷ А вот какой спорт увидел в изобретательской жизни Г.С. Альтшуллер: "Когда одну и ту же задачу решают два человека перебором вариантов и по ТРИЗ - это что-то вроде соревнования бегуна и автомобилиста. Один бежит, так сказать, своими ногами, другого мчит мощный мотор, а судьи оценивают только время..."²⁹⁸

Желающие заработать на общественном невежестве - вперед! В вашем распоряжении - мощный автомобиль, в то время как у других - лишь собственные ноги.

"...А судьи оценивают
только время..."

Рекламируя ТРИЗ, Альтшуллер опустился до апелляции к низкой душонке обывателя.

Автора книги "Творчество как точная наука" явно занесло: рекламируя ТРИЗ, он опустился до апелляции к низкой душонке обывателя. Сделано ли это сознательно? Трудно поверить: ведь, разрабатывая и пропагандируя ТРИЗ, Г.С. Альтшуллер исходил из самых благородных побуждений. Его вдохновляло то же, что и героя его фантастического рассказа "Опаляющий разум" - чудака-изобретателя Прокшина: "Представьте себе, что все знания мира можно практически мгновенно вложить в головы всех людей… Невежество - такова почва, на которой растет глупость. Голодное невежество рабов. Сытое невежество мещан. Злобное невежество фашистов. И вот мы уничтожаем почву, за которую цепляются корни глупости…"²⁹⁹

Это не только мечта литературного героя, это мечта и его создателя. Вот, что писал Л. Лернер об Альтшуллере как писателе-фантасте Альтове и как исследователе изобретательского творчества: "Г. Альтов сочинял фантастические романы, в которых развивал свои изобретательские идеи. Г. Альтшуллер писал о том, "Как научиться изобретать".
Так он и назвал свою первую маленькую книжечку, вышедшую в 1961 году. В ней он смеялся над бытующими представлениями о том, что "изобретателем надо родиться", что "открытия делаются путем упорных проб и ошибок". 50 тысяч человек, заплатив всего 21 копейку, получили не общий совет типа "больше думай", а реальную помощь: двадцать изобретательских приемов"³⁰⁰.

"Творчество как точная наука" (1979 год) предлагает для несколько меньшего контингента (тираж 40 тысяч экземпляров) уже 40 изобретательских приемов, и не только приемы - целую теорию изобретательской деятельности, причем всего на 176 страницах малого формата и в популярном, доступном школьнику изложении. Цена - опять же символическая (65 копеек). Мечта воплощалась в жизнь! С каждым годом росла ТРИЗ, росло количество тризовцев… И вот - кризис. Почему? И почему теорию Альтшуллера предлагают сейчас не только за символическую плату?

Да, развалился Советский Союз. Да, все нынешнее общество - больное. Но только ли внешние обстоятельства виноваты в кризисе ТРИЗ? И только ли досадная оплошность - нарисованная никем иным, как самим Генрихом Альтшуллером, заманчивая для рвача-проходимца перспектива: "Один бежит … своими ногами, другого мчит мощный мотор, а судьи оценивают только время..."? Не здесь ли ответ на вопрос, куда делась многотысячная армия тризовцев? Знать и использовать ТРИЗ - выгодно, но невыгодно афишировать знание и использование ТРИЗ.

Альтшуллер рассматривал АРИЗ как средство социальной революции в области умственной деятельности.

Вернемся к рассказу "Опаляющий разум". Машина ТРИЗ, т.е. АРИЗ, и машина Прокшина - очень схожие вещи: и та и другая мыслилась их создателями как средство социальной революции в области умственной деятельности, как средство разрушения нынешней "пирамиды ума". "Когда-то, - рассуждает Прокшин, - существовала пирамида богатства, знатности, власти. Чтобы построить социализм, надо было сломать эту пирамиду. Ленин говорил, что необходимо каждую кухарку научить управлять государством. Вот вам мысль, взрывающая пирамиды! В то время она казалась куда более фантастической, чем утверждение, что каждый физик может мыслить на уровне Эйнштейна… Теперь мы вступаем в коммунизм. Вступаем с пирамидой умственного неравенства. При коммунизме пирамида умственного неравенства будет разрушена"³⁰¹.

Вот, что вдохновляло изобретателя Прокшина на создание аппарата, делающего освоение огромных знаний почти мгновенным. При этом на моральные доводы против его изобретения он отвечал так: "Я хочу, чтобы вы увидели главное: люди непременно "освободят" … умственную энергию. Революция здесь неизбежна. Как в энергетике. Вы рассуждаете - хорошо это будет или плохо… Прежде всего - это неизбежно! Перефразируя Вольтера, можно сказать: если бы моей машины не было, ее следовало бы выдумать"³⁰². Слова, сказанные Прокшиным в оправдание его машины, Альтшуллер мог бы применить и для АРИЗ - машины изобретателя-тризовца.

Выходит, апелляция автора книги "Творчество как точная наука" к любителям легкой наживы не была нечаянным рекламным перегибом: к чему оглядываться на мораль, делая революцию! Главное - побыстрее приобщить к ТРИЗ побольше народу, а народец-то нынче хваткий: не прочь подкалымить, урвать что-нибудь на халяву. Выходит, и мягкотелость по отношению к лжеизобретательству, которую мы отмечали у Альтшуллера, нельзя называть случайной.

Чудак-изобретатель

Отношение Альтшуллера к вопросам морали не было легкомысленным, о чём свидетельствует его ТРТЛ - теория развития творческой личности.

Сказанное не означает, что Г.С. Альтшуллер относился к вопросам морали очень легкомысленно. Напротив, именно их поставил создатель ТРИЗ во главу угла, разрабатывая ТРТЛ (теорию развития творческой личности). В книге "Как стать еретиком", написанной совместно с И.М. Верткиным, Альтшуллер рисует идеальную творческую личность как нравственно безупречную ("творческая личность - не папа римский, а Христос"³⁰³), ее жизненную стратегию - как "инструмент, рабочую технологию гуманизма"³⁰⁴, а всю ее жизнь - как "высокую оптимистическую трагедию"³⁰⁵. "Важнейший параметр творческой жизни - Достойная Цель", - утверждают авторы книги "Как стать еретиком", а одним из основных критериев Достойной Цели они считают общественную полезность: "Достойная Цель положительна, добра, направлена на развитие жизни"³⁰⁶.

Тризовцы рассматривают ТРТЛ как неотъемлемую часть ТРИЗ³⁰⁷. Помимо умения решать задачи с помощью АРИЗ и других инструментов творчества, говорят они, человек должен вырабатывать в себе комплекс творческих качеств (по "Как стать еретиком", основных творческих качеств - 6). Но и это не всё: "Можно сказать так: ТРИЗ - это тактика творчества. Воспитание комплекса шести качеств - оперативное искусство. Нужна еще и творческая стратегия на всю жизнь"³⁰⁸. Согласно этой цитате, ТРТЛ - вовсе не часть ТРИЗ, а, скорее, наоборот: ТРИЗ - это часть ТРТЛ. Вот к чему пришел Альтшуллер к концу своей жизни.

Расплата за творчество

Хотя Альтшуллер пытался поставить ТРТЛ с её высокими моральными принципами выше ТРИЗ, сделать это не удалось. ТРТЛ осталась всего лишь моральным привеском к попирающей мораль ТРИЗ.

Но в том же сборнике, где ТРТЛ с ее высокими моральными принципами ставится выше ТРИЗ со всеми ее инструментами творчества, изобретатель Прокшин, которому явно симпатизирует придумавший его Альтшуллер, решительно отодвигает принципы морали на второй план по отношению к созданному этим героем инструменту интеллектуальной революции. Опять противоречие!

Гармоничного сочетания моральных и научных ценностей не получилось ни в тризовской теории, ни в практической деятельности Альтшуллера и его учеников. ТРТЛ так и осталась странной приставкой, моральным привеском к попирающей мораль ТРИЗ. Это не оговорка. Имеются все основания утверждать, что ТРИЗ не просто вне морали, не просто игнорирует ее, а, по самой своей сути, аморальна.

Вспомним одно из главных, с точки зрения Альтшуллера, достоинств его теории: изобретатель-тризовец "делает изобретения высокого уровня (т.е. получает высококачественный продукт творчества), не прилагая при этом творческих усилий (т.е. без процесса творчества)". На этот фокус (творчество без творчества) работает весь аппарат теории решения изобретательских задач, и прежде всего - АРИЗ. Потребитель (рядовой изобретатель) берет трудную (изобретательского уровня) задачу, засовывает ее в тризовский алгоритм, как кусок мяса в мясорубку, и получает легкую (неизобретательскую) задачу. Затем полученный фарш опять же с помощью АРИЗ (это не просто мясорубка, а целый комбайн!) легко превращается в аппетитную котлету - "высококачественный продукт творчества", от которого у еще одного потребителя (человека, который зауряднее даже рядового изобретателя) от вожделения обильно текут слюнки. А если кому-то лень вертеть ручку аризовского комбайна, к его услугам "Изобретающая машина" (ИМ), которая, как уверяют тризовцы, в шесть тысяч раз интеллектуальнее, чем хороший изобретатель³⁰⁹.

Что бы ни говорили тризовцы, творчества без творчества не бывает.

В этот потребительский рай - рай для лентяев, для людей, презирающих муки творчества, - и завлекает теория Альтшуллера. Вот за что ее следует считать аморальной. Что бы ни говорили тризовцы, фокус остается фокусом: не бывает творчества без творчества, и, если судить объективно, задачи, которые изобретатель-потребитель засовывает в АРИЗ или в ИМ и которые, пройдя через эти комбайны, оказываются решенными, - не требуют высоких творческих способностей, хоть в обществе и считают их трудными или даже неразрешимыми. В принципе, они уже решены - разработчиками ТРИЗ. Не потребители, а создатели тризовских алгоритмов суть подлинные творцы высокого уровня.

"ТРИЗ - наука о творчестве"³¹⁰, - утверждают Альтшуллер и его ученики. Особенности преподавания ТРИЗ, говорят они, связаны "с тем, что наряду с передачей слушателям определенных знаний идет перестройка мышления, психологии, затрагиваются жизненные устои, создаются предпосылки к изменению последующей жизни в направлении увеличения доли творчества"³¹¹. "Каждое занятие, - требуют они от всякого преподавателя ТРИЗ, - должно работать на создание у слушателей убеждения, что творчество - самое достойное занятие человека, помогать им выработать у себя необходимые для творчества качества"³¹².

Реальное обучение тризовским премудростям оказалось весьма далеким от намеченного идеала: "По мере накопления опыта преподавания ТРИЗ стало заметно, что многие слушатели, активно воспринимавшие и хорошо усвоившие ТРИЗ, даже решившие в период обучения одну или несколько практических изобретательских задач, впоследствии переставали решать задачи, подавать заявки на изобретения, не предпринимали попыток внедрения своих идей. …Этот факт вызвал удивление - человеку дали инструмент решения творческих задач, фактически предоставили возможность заняться творческой деятельностью, а он этим не воспользовался"³¹³.

"Я пришел дать вам волю", - эту фразу В.М. Шукшин считал ключевой для характеристики Степана Разина, силы и слабости мятежного донского атамана. "Я пришел дать вам творчество" - так можно охарактеризовать силу и слабость Генриха Альтшуллера. Создатель ТРИЗ был убежден, что несет в массы "возможность заняться творческой деятельностью", что его теория в силу своей диалектичности перестраивает мозги тех, кто ее изучает, на творческий лад, а на деле получалось насаждение вместо одних (старых) схем деятельности других (новых). "Великие изобретения рождаются не из схем, а в могучем течении и кипении жизни", - справедливо подчеркивал В.И. Орлов³¹⁴.

Рай для лентяев

Развивая логическую сторону мышления, ТРИЗ подавляет его творческую сторону.

Да, теория решения изобретательских задач перестраивает техническое мышление: она заставляет его переходить от принципов господствующей в общественном сознании формальной логики к принципам диалектической логики. Но логическое развитие личности не равносильно ее творческому развитию. Более того, логика и творчество несовместимы. Развивая логическую сторону мышления, ТРИЗ подавляет его творческую сторону.

2.2. Основные недостатки методологии Г.С. Альтшуллера и пути их устранения

2.2.1. Определение идеальной технической системы

Наш анализ основных методологических понятий ТРИЗ выявил ряд серьезных недостатков этой теории. Можно ли их устранить?

Начнем с ИКР. Под ним тризовцы понимают идею, предвосхищающую реальное решение задачи, идеальный образ этого решения, который, как маяк, показывает изобретателю, куда нужно идти, "концентрирует мысль на главном для данной задачи направлении"³¹⁵. Неуклонное движение к идеальному решению составляет отличительную черту главного тризовского инструмента - АРИЗ. "Четкая нацеленность на идеал нужна не только при формулировке ИКР, но буквально на всех этапах решения задачи, при всех операциях по АРИЗ", - подчеркивает Г.С. Альтшуллер³¹⁶.

Авторы книги "Как стать изобретателем?" окрестили ИКР "одним из основных механизмов ТРИЗ"³¹⁷. И вообще, заявляют они, "идеал постоянно присутствует в любой практической деятельности человека"³¹⁸.

О том, какую важную роль играет понятие идеального конечного результата для исследования технического развития, пишут Л.В. Александров и Н.Н. Карпова: "В настоящее время известны две основные концепции прогнозирования: от прошлого и от будущего. Согласно первой концепции, выявляются недостатки известного объекта техники, а затем используются методы инженерного творчества для их устранения. Согласно второй концепции, формализуется идеальный конечный результат (ИКР) для удовлетворения заданной общественной или технической потребности. Затем, используя методы инженерного творчества, находят средства перехода (приближения) от известного объекта техники к ИКР.
Анализ данных по управлению отечественным и зарубежным научно-техническим прогрессом показывает перспективность второй концепции"³¹⁹.

Идеальную техническую систему создатель ТРИЗ определяет двояко. Во-первых, это "система, вес, объем и площадь которой стремятся к нулю, хотя ее способность выполнять работу при этом не уменьшается" и, во-вторых, "это когда системы нет, а функция ее сохраняется и выполняется"³²⁰. В обоих случаях, считал Альтшуллер, сказано одно и то же, хоть и использованы разные слова. Однако легко заметить не только языковую, вербальную, но и смысловую разницу: в первом случае идеальная система лишь стремится не быть, а во втором она уже отсутствует. Таким образом, то, о чем второе определение заявляет категорично, грубо, резко, первое осторожно подает в смягченном, облагороженном виде.

Какое определение лучше? На первый взгляд, первое - оно сформулировано солидней, наукообразней. Однако, на самом деле, лучше - второе. Мы еще вернемся к первому определению, а пока оставим его в стороне и сосредоточимся на втором.

Для изобретателя ИКР -
как свет маяка для морехода

Нечёткое определение ИКР в тризовской литературе неизбежно вызывает мысль о том, что вместо идеального объекта лучше искать реальный.

Это определение, как мы уже отмечали, нуждается в точном и обстоятельном комментарии. В тризовской литературе его нет. Между тем, в отсутствие такого комментария неизбежно возникает мысль о том, что вместо идеального объекта лучше искать реальный - тот, который способен выполнять нужную функцию. Но, перейдя от поисков идеала к поискам реального объекта, мы, скорее всего, собьемся с пути, потеряем верную дорогу.

Не стоит отбрасывать эффектное (и эффективное!) определение идеальной технической системы как системы, которой нет, а ее функция выполняется. Надо только верно истолковать это определение. Вдумаемся в то, о чем идет речь. Идеальной технической системы нет, говорит определение Альтшуллера. Имеется в виду, что ее нет и не может быть в реальности. А почему? Потому, что такая система мысленно складывается из взаимоисключающих элементов, которые в реальном мире разрушают объект, разрывают его на куски.

Теперь - о второй части определения, о том, что идет после слова "а". Здесь явно подразумевается не любая функция идеальной системы, а функция, которую она выполняет благодаря взаимодействию ее взаимоисключающих элементов. Поскольку система идеальная, мысленная, то, имея в виду мир сознания, Альтшуллер не стал бы удивляться, что функция системы выполняется: в мире сознания возможно всё. Тем не менее создатель ТРИЗ удивляется или, по меньшей мере, недоумевает, иначе не сказал бы "а". Значит, как и в первой части определения, он говорит о мире реальных вещей.

В реальном мире идеальная система
сразу же разрывается на куски

Определяя идеальную систему, Альтшуллер подчеркивает её отсутствие в реальном мире и в то же время указывает на способность её функции реально выполняться.

Получается очень необычно и замечательно: определяя идеальную систему, Генрих Саулович Альтшуллер подчеркивает ее отсутствие в реальном мире и в то же время указывает на способность ее функции реально выполняться! Эту головоломную диалектическую связь идеального и реального создатель ТРИЗ выразил эффектно, кратко и гениально просто. Правда, без оплошности здесь не обошлось: вместо определения идеальной системы получилось определение реализованной идеальной системы. Устранить эту оплошность легко. Достаточно сказать так: идеальная система - это система, которой реально нет и не может быть, но функцию которой можно реально выполнять. Именно потому, что функция идеальной системы реально выполнима, оказывается оправданным практическое использование идеала в качестве ориентира, образца, нормы.

Умение Альтшуллера выкладывать на блюдечко сложнейшие мысли вызывает восхищение. Этому умению могли бы позавидовать крупнейшие философы-диалектики ХХ века, даже самый яркий из них - Эвальд Васильевич Ильенков. О реализации идеала он писал так: "Деятельность индивида (а потому и форма его продукта) всегда "отклоняется" от абстрактно-всеобщего теоретического норматива. Но это отклонение и есть единственно возможная форма и способ реализации всеобщего идеала, это и есть сам идеал, скорректированный условиями места и времени, характером материала, в котором он осуществляется, особенностями личности индивидуума и т.д."³²¹ Это - объяснение философа Ильенкова. В общем-то, оно верное, но как трудно его воспринимать! А теперь то же самое объясним по-другому, в духе Альтшуллера: "Реализация идеала? Да это когда идеала нет, а его функция выполняется!" Пусть получилось грубовато, шероховато, но зато как афористично - просто, ярко и глубоко.

Итак, определяя идеальную техническую систему, Г.С. Альтшуллер проявил глубокое знание этого необычного предмета, однако, поясняя свое определение другими словами и примерами, он нередко сбивает с толку и себя, и других, теряя свою гениальную мысль.

Вспомним первое из пары приведенных выше определений идеальной системы. В нем создатель ТРИЗ путает идеальное с реальным: стремятся к нулю (в процессе идеализации) вес, объем и площадь реальной системы, а не идеальной! У последней нет меняющихся характеристик, сила и слабость идеала в его неизменности. В пункте 2.1.2 такую же путаницу мы обнаружили и в типичных примерах реализации ИКР, которые представлены Альтшуллером в его книге "Творчество как точная наука": на самом деле, это - примеры идеализации реально существующих систем, т.е. подгонки их под идеал.

Э.В. Ильенков

Путаница в понятиях "идеальное" и "реальное", характерная для Альтшуллера, воспроизводится и в трудах его последователей.

Путаница в понятиях "идеальное" и "реальное", характерная для создателя ТРИЗ, воспроизводится и в трудах его последователей. "Идеальная система с точки зрения эксплуатации, - пишет, например, А.А. Бурба, - это полностью автоматическая система, не требующая вмешательства человека в ее работу, самоорганизующаяся, самонастраивающаяся, неотказывающая (неломающаяся). А в случае отказа она должна допускать простую и легкую для потребителя форму ремонта"³²². Автор данной цитаты незаметно для самого себя превратил идеальную систему в реальную, неотказывающую - в отказывающую.

Эту детскую непосредственность в смешивании идеального с реальным Бурба демонстрирует и дальше: "Идеальная система с точки зрения производства должна обеспечиваться: - на этапе изготовления - за счет высокого уровня технологичности и простоты конструкции изделия;
- на этапе монтажа - за счет конструктивного решения на основе готовых максимально укрупненных блоков заводского изготовления;
- на этапе наладки - за счет максимального снижения объема пуско-наладочных работ.
Идеальная система с точки зрения разработки документации - это изделие, которое требует минимума усилий для создания рабочей документации"³²³.

Научный мир был бы крайне признателен А.А. Бурбе, если бы он показал хотя бы одну изготовленную, смонтированную и налаженную идеальную систему. Увы, в реальном мире не найти не то чтобы смонтированный или налаженный - даже просто изготовленный технический идеал. В связи с принципиальной невозможностью производства идеальных систем незачем создавать для них рабочую документацию, пусть и затрачивая при этом минимум усилий.

А вот, что пишут Б.И. Голдовский и М.И. Вайнерман: "Увеличение функционального эффекта и, особенно, эффективности (идеальности) системы при данном принципе ее действия неизбежно усложняет систему, что, в свою очередь, ведет к снижению надежности функционирования ТС"³²⁴. Получилось совершенно нелепо: увеличить идеальность ТС (технической системы) значит … уменьшить ее идеальность!

Для того чтобы, анализируя технические системы, раз и навсегда избавиться от неразберихи с понятиями "идеальное" и "реальное", следует принять, что идеальная система - это такая система, которая в реальности невозможна, ибо функционирует на основе взаимодействия исключающих друг друга элементов, но которая, тем не менее, реализуема посредством синтеза этих элементов в реальности. В результате синтеза (слияния) несовместимых элементов возникает реальный объект, являющийся не системой, а простой вещью. Вот и получается, что системы нет (она превратилась в простую вещь), а ее функция, требующая взаимодействия ее несовместимых в реальности элементов, выполняется, поскольку эти элементы слились и перестали исключать друг друга.

Исходя из данного понимания идеальной системы, вернемся к решению задачи 25. Для описания ИКР возьмем не отсутствующий молниеотвод (это слишком экстравагантно!), а непроводящий проводящий столб (тоже экстравагантно, но в меру). Получается следующая формула ИКР: непроводящий столб сам ловит молнию, т.е. является проводником. Труба-диэлектрик с разреженным воздухом полностью реализует (без всяких натяжек!) это идеальное решение: она не является проводником (проводник - разреженный воздух, не входящий в состав трубы), но при этом молния идет именно через нее, так как в момент грозового разряда труба все-таки проводит электричество. Идеальная система превратилась в реальный объект благодаря синтезу ее взаимоисключающих элементов.

Итак, изобретательское решение, полностью реализующее ИКР, - это решение, приводящее к созданию простой реальной вещи, выполняющей функцию идеальной системы благодаря синтезу несовместимых элементов последней.

Книга о ТРИЗ Б.И. Голдовского
и М.И. Вайнермана

Пятиуровневую шкалу изобретательских задач следует заменить на четырёхуровневую в соответствии с основными этапами развития преодолеваемого изобретателем противоречия. Эти этапы описывают в терминах "единичное", "особенное", "общее" и "универсальное".

По шкале Альтшуллера такое решение относится к пятому уровню. Мы уже высказывали претензии к этой шкале, теперь добавим вот что: распределение изобретательских задач и их решений (изобретений) по уровням надо проводить в соответствии с основными этапами развития заключенного в технической системе отношения взаимоисключающих противоположных элементов или, другими словами, в соответствии с основными моментами в развитии противоречия, возникающего при описании данной системы. Собственно, создатель ТРИЗ и пытался именно так проводить деление, да только не хватило логической культуры.

Основных этапов развития социальной (в частности, технической) системы - четыре. Эти этапы диалектическая логика описывает в терминах "единичное", "особенное", "общее" и "универсальное". Перейдя к делению изобретательских задач, получаем четырехуровневую шкалу.

На первом уровне - единичные задачи, в которых системное противоречие имеет единичный характер, т.е. определяется данной конкретной ситуацией. Эти задачи решаются незначительным (количественным) изменением одного из противоположных элементов системы, а именно - вредного элемента. Вспомним задачу о вибрации электрического генератора. На первом уровне она решается таким количественным изменением (уменьшением) вибрирования системы, которое в данной ситуации не мешает генерированию тока. В качестве примера возьмем создание гидравлической демпферной системы с обратными связями.

Второй уровень - особенные (развернутые) задачи. Здесь вредный элемент системы следует изменить радикально, качественно. В случае с электрическим генератором решение второго уровня - добавление к исходному вибрированию вибрирования в противоположной фазе.

Третий уровень - общие задачи. В них требуется получить синтез противоположных элементов системы. Для электрического генератора это означает, что генерирующий элемент системы должен вибрировать, а вибрирующий - генерировать ток.

На четвертом же, самом высоком уровне - уровне универсальных задач - требуется создать на основе синтеза противоположных элементов системы простую вещь, выполняющую функцию системы.

Эта четырехуровневая шкала изобретательских задач и их решений, возможно, нуждается в каких-то уточнениях, но уже сейчас она гораздо лучше отвечает требованиям диалектической логики, чем та шкала, которая используется в ТРИЗ.

2.2.2. Характер тризовской диалектики

Теперь стоит обсудить вопрос о диалектике, лежащей в основе теории Альтшуллера. "А в чем, собственно, вопрос? - может возникнуть недоумение. - Разве есть какие-то сомнения по поводу диалектического характера ТРИЗ? Этот ее характер единодушно отмечают все - и мы, и Альтшуллер, и ученики Альтшуллера".

Диалектика бывает идеалистическая (в духе Г.В.Ф. Гегеля) и материалистическая (в духе К. Маркса). В ТРИЗ в основном используется первый из этих вариантов диалектики.

Насчет диалектичности ТРИЗ спору нет: в сущности, это так, несмотря на кое-какие формально-логические загибы. Но дело в том, что диалектика бывает идеалистическая (в духе Г.В.Ф. Гегеля) и материалистическая (в духе К. Маркса). Каким из этих противоположных вариантов диалектической логики пользуются создатель ТРИЗ и его ученики?

Для ответа на данный вопрос обратимся к рисункам 12, 13 и 14 из книги "Творчество как точная наука", на которых изображено, как, с точки зрения Альтшуллера, развиваются технические системы. Вот эти рисунки:

"Жизнь технической системы (как, впрочем, и других систем, например, биологических), - комментирует свои рисунки автор, - можно изобразить в виде S-образной кривой (рис. 12), показывающей, как меняются во времени главные характеристики системы (мощность, производительность, скорость, число выпускаемых систем и т.д.).
У разных технических систем эта кривая имеет, разумеется, свои индивидуальные особенности. Но всегда на ней есть характерные участки, которые схематически, с подчеркнутым огрублением, выделены на рис. 13.
В "детстве" (участок 1) техническая система развивается медленно. Затем наступает пора "возмужания" и "зрелости" (участок 2) - техническая система быстро совершенствуется, начинается массовое ее применение. С какого-то момента темпы развития начинают спадать (участок 3) - наступает "старость". Далее (после точки ) возможны два варианта. Техническая система А либо деградирует, сменяясь принципиально другой системой Б (современные парусники не имеют скоростей, на которых сто лет назад ходили прославленные чайные клиперы), либо на долгое время сохраняет достигнутые показатели (велосипед не претерпел существенных изменений за последние полвека и не был вытеснен мотоциклом)"³²⁵.

Отметим, что начало кривой Б создатель ТРИЗ изображает в отрыве от кривой А, создавая впечатление, будто система Б возникает независимо от системы А. Однако затем, вычерчивая кривую Б, Альтшуллер пересекает ее с кривой А. Выходит, развиваясь совершенно самостоятельно, две принципиально разные системы А и Б неизбежно приходят в такую точку своего развития, где их основные показатели вдруг - какая неожиданность! - оказываются совершенно одинаковыми.

Георг Вильгельм
Фридрих Гегель

Новая техническая система, идущая на смену старой, возникает в недрах последней, а не где-то в стороне от неё.

Эта мистическая картина явно не соответствует реальному положению вещей. Исторические факты говорят о том, что, несмотря на всю свою новизну, новая техническая система, идущая на смену старой, возникает в недрах последней, а не где-то в стороне от нее. И в дальнейшем две системы развиваются в борьбе друг с другом, а не сугубо индивидуально. Стало быть, схема развития технических систем должна быть нарисована иначе, чем у создателя ТРИЗ.

Но вернемся к его комментарию. "От чего зависит соотношение между участками? Иными словами, чем определяется положение точек перегиба (, , ) на "жизненной кривой" той или иной технической системы?
Изучение кривых развития параметров различных технических систем (скорости движения самолетов и кораблей, скорости бурения, роста энергии ускорителей и т.д.) заставляет сразу обратить внимание на то, что реальные кривые заметно отличаются от ожидаемых теоретических кривых. Характер различия показан на рис. 14, где штриховая кривая - теоретическая, а сплошная - реальная.
Казалось бы, с момента появления техническая система должна неуклонно (хотя и не очень быстро) развиваться до ', т.е. до момента перехода к массовому применению. На самом деле переход к массовому применению (") начинается с опозданием и на более низком техническом уровне.
Период быстрого развития технической системы должен был бы завершиться в точке ', там, где исчерпываются возможности использованного в системе принципа и обнаруживается экономическая нецелесообразность дальнейшего развития данной системы (уровень 1). Однако ничего подобного не происходит: реальная точка " всегда намного выше теоретической '. Когда кривая А" доходит до уровня 1, в дальнейшем развитии системы оказываются заинтересованными многие люди. Возникает инерция интересов - финансовых, научных (псевдонаучных), карьеристских и просто человеческих (боязнь оставить привычную и обжитую систему). Могут спросить: значит, инерция интересов оказывается сильнее экономических факторов? Да, сильнее. Но и сами экономические факторы умеют приспосабливаться к инерции интересов. Вплоть до уровня 2 система продолжает оставаться экономически выгодной за счет разрушения, загрязнения и хищнической эксплуатации внешней среды"³²⁶.

Смотрите, как интересно: реальность искажает, портит, замедляет теоретическое (идеальное) развитие технической системы! Что-то до боли знакомое, не правда ли? Да ведь это объективный идеализм в духе Платона и Гегеля! Это в их философии гладко да красиво только в мире чистых идей, а в реальном мире - сплошные кочки да грязь. Это их диалектика требует идеализировать реальность, загонять ее в рамки идеала.

Следуя по стопам Платона и Гегеля, Альтшуллер утверждает, что, если теория расходится с фактами реальной истории, нужно менять не теорию, а реальность.

Выше мы отметили, что схему развития технических систем, предложенную Альтшуллером, нужно менять, ибо она расходится с фактами реальной истории. А вот создатель ТРИЗ, следуя по стопам Платона и Гегеля, утверждает прямо противоположное: нужно менять не теорию, а реальность. "Теория не соответствует фактам? Тем хуже для фактов!" - считал Гегель. "Теоретическое развитие системы не соответствует фактическому? Тем хуже для фактического развития!" - считал Альтшуллер, ссылаясь при этом на законы развития техники, и прежде всего - на открытый им закон увеличения степени идеальности системы: "Развитие всех систем идет в направлении увеличения степени идеальности"³²⁷.

Выходит, вместо реализации идеалов имеет место идеализация реальных вещей? Но сам же Г.С. Альтшуллер говорил прямо противоположное, рассматривая решение изобретательских задач! Посмотрим, какие доводы приводит он в обоснование справедливости открытого им сомнительного закона.

"Несмотря на очевидность понятия "идеальная техническая система", существует определенный парадокс: реальные системы становятся все более крупноразмерными и тяжелыми. Увеличиваются размеры и вес самолетов, танкеров, автомобилей и т.д. Парадокс этот объясняется тем, что высвобожденные при совершенствовании системы резервы направляются на увеличение ее размеров и, главное, повышение рабочих параметров. Первые автомобили имели скорость 15 - 20 км/ч. Если бы эта скорость не увеличивалась, постепенно появились бы автомобили, намного более легкие и компактные с той же прочностью и комфортабельностью. Однако каждое усовершенствование в автомобиле (использование более прочных материалов, повышение к.п.д. двигателя и т.д.) направлялось на увеличение скорости автомобиля и того, что "обслуживает" эту скорость (мощная тормозная система, прочный кузов, усиленная амортизация). Чтобы наглядно увидеть возрастание степени идеальности автомобиля, надо сравнить современный автомобиль со старым рекордным автомобилем, имевшим ту же скорость (на той же дистанции)"³²⁸.

Итак, чтобы автомобильное производство убедило нас в росте степени идеальности автомашин, надо старый рекордный автомобиль сравнить … с новым нерекордным! Альтшуллер призывает к явно некорректному сравнению. А если бы не росла скорость автотранспорта, заявляет он, то и убеждать бы никого не потребовалось. Его предложение представить развитие автомобиля без роста скорости очень мягко, ненавязчиво создает иллюзию, будто скорость не является одним из основных показателей этой технической системы, будто для автоперевозок несущественно, какая у них скорость - 20 или 200 км/ч.

Эволюция немецкого легкового
автомобиля. 1886 - 2003.

В том же духе рассуждают на данную тему М.И. Меерович и Л.И. Шрагина. "Если бы на Земле было мало железа, - фантазируют они, брезгливо охарактеризовав погоню за скоростью автотранспорта как "бешеную", - развитие автомобилизма могло бы пойти в направлении, например, снижения веса. Рост мощности и скорости были бы желательным, но второстепенным фактором"³²⁹. Откуда такая тяга оторваться от Земли, от реальной истории автомобилизма? Всё оттуда же: яблоко стремится к Земле по закону тяготения, тризовец стремится от Земли по закону возрастания степени идеальности систем.

Теперь от автомобиля перейдем к источнику местного освещения. Рассмотрев развитие последнего от костра к факелу, ученики Альтшуллера Меерович и Шрагина делают следующий вывод: "В результате факел как источник местного освещения, хотя и стал сложнее, выполняет, с точки зрения пользователя, свою основную функцию значительно идеальнее, чем костер"³³⁰. И еще о том же: "Отчетливо видно … направление изменения системы - в сторону повышения уровня ее идеальности с точки зрения пользователя, потребителя функции системы"³³¹.

Мееровичу и Шрагиной не следовало так откровенно следовать ненаучному принципу "Если нельзя, но очень хочется, то можно". Факел (палка с тряпкой, пропитанной жиром или нефтью), - система более сложная, чем костер, отмечают они - и тут же заявляют, что факел идеальнее костра. Я понимаю: этого требует закон возрастания степени идеальности, но ведь есть еще и следствие данного закона: техническая система идеальна, если ее нет…

В подтверждение большей идеальности факела по сравнению с костром ученики Альтшуллера ссылаются на то, что первый лучше, чем последний, выполняет функцию источника местного освещения. А чем же лучше? "В факеле в качестве источника световой энергии вместо дерева горят жир или нефть, - объясняют Меерович и Шрагина, - они дают значительно большее количество света на единицу веса"³³². Но что мешает сделать костер из пропитанных жиром или нефтью тряпок? Выходит, жир и нефть здесь ни при чем. Факел можно переносить, а костер нельзя, говорят ученики Альтшуллера. Стало быть, мобильный источник света лучше, совершенней стационарного выполняет свою основную функцию - функцию местного освещения - только потому, что он мобильный? Факты говорят о другом: местное освещение, т.е. освещение данного места, лучше, если оно стационарное, а не мобильное.

Корректнее сравнивать мобильные источники освещения, например горящую ветку и факел. Тут уж не поспоришь: факел действительно функционирует лучше, идеальнее, чем ветка. Но не поспоришь и с тем, что, факел сложнее ветки.

Яблоко стремится к Земле,
а тризовец - от Земли

Если данная реальная система функционирует идеальнее, чем сходная с ней другая, то это вовсе не значит, что первая система идеальнее второй. Как раз наоборот!

На этом примере про источники освещения легко показать логический корень закона возрастания степени идеальности технической системы: он - в смешении понятий "система" и "функция системы". Если данная реальная система функционирует идеальнее, чем сходная с ней другая, то это вовсе не значит, что первая система идеальнее второй. Как раз наоборот, и высшая степень реальности системы - идеальное выполнение ею возложенной на нее функции. Увы, вопреки многочисленным фактам тризовцы считают иначе, загоняя в идеалистические дебри и себя, и других.

2.2.3. Терминологические недостатки ТРИЗ и их методологический аспект

Часть тризовских терминов, с точки зрения норм словоупотребления, далеко не безупречна.

Прежде чем подвести итоги проведенного нами анализа методологических особенностей теории Альтшуллера, следует уделить внимание ее терминам. Часть из них, с точки зрения норм словоупотребления, далеко не безупречна. Причем речь идет об основных терминах ТРИЗ. Это тем более прискорбно, что, как справедливо считает М.И. Гаврилов, "в первую очередь именно изобретатели призваны и имеют богатые возможности беречь чистоту родного языка. … От них, "крестных отцов" технического прогресса, зависит, будет ли мир окружающих нас вещей узнаваемым, понятным и близким…"³³³ Мы уже отмечали кое-что странное в тризовской терминологии. Теперь рассмотрим данный вопрос подробнее.

В языке ТРИЗ множество оригинальных аббревиатур.

Язык ТРИЗ весьма своеобразен. Первое, на что обращаешь внимание, - обилие оригинальных аббревиатур: ТРИЗ, АРИЗ, ТП, ФП, ИКР… Их широкое применение вместо устойчивых тризовских словосочетаний существенных нареканий не вызывает: без аббревиатур тексты были бы гораздо длиннее. Но язык ТРИЗ имеет еще одну яркую особенность, и вот она-то требует иного - жесткого, критического - отношения. Мы будем критиковать неоправданное переосмысление Альтшуллером и его учениками обычных, широко известных выражений.

Однажды тризовцы написали остроумный памфлет под названием "Как забраться на пьедестал". В нем содержатся язвительные рекомендации создателю "новой науки", т.е. лженауки. Одна из рекомендаций касается терминологии: "Красивый ход - использование терминов, известных в других областях, но в совершенно ином смысле (кому не нравится, пусть меняет свои)"³³⁴. Увы, такое использование терминов встречается и в ТРИЗ. Речь не о том, что это - "красивый ход" (умышленное введение в заблуждение) со стороны Альтшуллера и его учеников. С другой стороны, это трудно назвать случайностью. Видимо, здесь имеет место сознательная терминологическая небрежность, вызванная методологической установкой выражаться так, чтобы не только не отпугивать, а еще и привлекать читательские массы.

Возьмем, к примеру, термин "вещество". Под ним создатель ТРИЗ предлагает понимать "любые объекты независимо от степени их сложности. Лед и ледокол, винт и гайка, трос и груз, - заявляет он, - все это "вещества""³³⁵. Прореха в языковой культуре? Нет. Альтшуллер чувствует, что нарушил правила словоупотребления, иначе, приводя примеры, не заключил бы термин "вещество" в кавычки. Зачем же потребовалось это нарушение? По-видимому, создатель ТРИЗ посчитал слово "вещество" более простым и понятным, чем выражение "вещественный элемент технической системы", которое он должен был использовать в данном контексте. Но тогда почему об этом ничего не сказано?

Другой пример: "Элементы, составляющие систему, называются подсистемами"³³⁶. Это некорректное определение, поскольку элемент есть нечто простое, а подсистема - нечто сложное (система низшего уровня), и, стало быть, если вы что-то называете элементом, вы не должны это же называть подсистемой.

Можно предвидеть примерно такой тризовский ответ: "Массам плевать на лингвистические тонкости. Они хотят, чтобы им очень коротко и просто, даже примитивно, рассказали о том, что у систем есть подсистемы и надсистемы". Однако в данном случае имеет место такая краткость, которая отнюдь не сестра таланта, и такая простота, которая хуже воровства.

Рассмотрим еще один случай некорректного употребления термина "элемент" в тризовской литературе. "Элемент - минимальная единица системы, способная к выполнению некоторой элементарной функции, - пишет Ю.П. Саламатин. - Все технические системы начинались с одного элемента, предназначенного для выполнения одной элементарной функции"³³⁷.

Ни у технических, ни у каких-то других систем такого начала не было и не будет. Дело в том, что, пока системы нет, пока она лишь возникает, "начинается", нет и ее элементов, ибо, по определению самого же Саламатина, элемент - это единица системы. Система первична, а ее элементы - вторичны. Значит, неправильным следует признать и такое вот высказывание того же автора: "Входя в систему, элемент теряет свое исходное качество"³³⁸. Теряет исходное качество не элемент, а какой-то становящийся им предмет. К тому же, "теряет" - слишком сильное выражение, лучше сказать "меняет".

Ярким примером терминологической небрежности тризовцев является пособие "Методы научно-технического творчества" А.Л. Новосёлова и А.А. Новосёловой.

К чему может привести терминологическая небрежность разработчиков ТРИЗ при описании технических систем (ТС), хорошо видно на примере учебного пособия "Методы научно-технического творчества" А.Л. Новосёлова и А.А. Новосёловой.

"Любую ТС, - пишут авторы этого пособия со ссылкой на "Найти идею" Г.С. Альтшуллера, - можно разделить на несколько конструктивных элементов, имеющих вполне определенные функции по обеспечению работы ТС или ее элементов. При этом ТС представляет собой верхний уровень, а выделенные элементы - нижний уровень. При углублении анализа каждый элемент нижнего уровня рассматривается как самостоятельный, который можно разделить на несколько конструктивных элементов с еще более низким уровнем"³³⁹.

Мало углублять анализ, надо еще и грамотно его описывать: если что-то делится "на несколько конструктивных элементов", то это что-то не "самостоятельный элемент", а система.

Чем дальше в лес, тем больше дров: у Новосёловых появляется выражение "неделимый элемент" - термин того же уровня корректности, что и "масляное масло": "Неделимым элементом называют часть детали, имеющую минимальное число и выполняющую не менее одной функции по обеспечению работы других элементов. Например, жидкость в цилиндре является одновременно и деталью и неделимым элементом ТС. Если разделить неделимый элемент, то получим число элементов с одинаковыми функциями или без самостоятельных функций"³⁴⁰.

Какой основательный подход к определению: характеризуя "неделимый" элемент, Новосёловы не забыли уточнить, что получится, если его разделить! Кроме того, часть оказалась у них целым: определив неделимый элемент как часть детали, они тут же, ничтоже сумняшеся, преподнесли его как всю деталь ("жидкость в цилиндре является одновременно и деталью и неделимым элементом").

В довершение всей этой путаницы авторы пособия "Методы научно-технического творчества" предложили такое деление ТС на роды, согласно которому техническая система первого рода "имеет в своем составе один элемент", причем "функции этого элемента совпадают с функцией технической системы"³⁴¹. Потрясающая терминологическая расхлябанность: говоря про роды ТС, Новосёловы не только умудрились свести систему к простой вещи, но еще и вступили в противоречие со своим собственным утверждением, размещенным в этом же учебном пособии чуть выше: "Любую ТС можно разделить на несколько конструктивных элементов…"

Теперь обратимся к тризовским терминам "изделие" и "инструмент". Выше они уже встречались нам - при анализе задачи 25. Тогда мы столкнулись с тем, что молния и радиоволны, по Альтшуллеру, - изделия, а молниеотвод - инструмент. В чем тут дело? "Существуют правила, позволяющие точно строить модель задачи. Так, в пару конфликтующих элементов обязательно должно входить изделие. Вторым элементом чаще всего бывает инструмент…"³⁴²

А.Л. Новосёлов, один из авторов
(по-видимому, главный)
учебного пособия "Методы
научно-технического творчества"

Почему же правила ТРИЗ требуют именовать конфликтующие элементы технических систем изделиями или инструментами? "А почему вам это не нравится? - раздраженно отреагируют тризовцы. - Во многих изобретательских задачах конфликтующие элементы - это стопроцентные изделия и инструменты. Вот, например, задача 24: "Шлифовальный круг плохо обрабатывает изделия сложной формы с впадинами и выпуклостями, например ложки. Заменять шлифование другим видом обработки невыгодно, сложно. … Как быть?"³⁴³ Ложка - изделие. Круг - инструмент. Какие могут быть терминологические претензии?"

Что касается шлифовального круга, то, и в самом деле, здесь все чисто: круг - стопроцентный инструмент. Но вот с ложкой неувязка: изделием названо неготовое, недоработанное изделие, т.е. то, что еще не стало изделием. И так - в большинстве моделей задач, приводимых в тризовской литературе. К примеру, Н.П. Туров, анализируя сверление камня, заявляет, следуя по стопам Альтшуллера, что изделие - камень³⁴⁴, хотя, строго говоря, последний становится таковым лишь после того, как он просверлен.

А в ряде случаев вообще неловко говорить о каком-то изделии - готовом или неготовом. Вспомним задачу 25: молния и радиоволны - изделия?! Или еще - задача 35, в которой требуется измерить скорость ионов с помощью электрического поля. ""Изделие" - ионы, инструмент - поле" - пишет Альтшуллер³⁴⁵. Обратите внимание: слово "изделие" взято в кавычки, что указывает на условный характер его применения.

В кавычки следовало взять и термин "инструмент": как таковое, само по себе, электрическое поле не может быть инструментом. Таким образом, и с этим термином не все гладко: создатель ТРИЗ и его предлагает использовать условно, с нарушением норм русского языка. Вот прямое признание условного применения слова "инструмент", сделанное Альтшуллером при анализе задачи 34: "Краска (поток краски, факел распыляемой краски) - инструмент (строго говоря, часть инструмента, непосредственно взаимодействующая с изделием)"³⁴⁶.

"Подумаешь - условное применение терминов! - могут сказать тризовцы. - В современной науке это делают сплошь и рядом. И почему бы не делать, если так проще и понятнее? Зачем вместо терминов "изделие" и "инструмент" выдумывать какие-то другие, пусть и более точные, если эти - такие простые и привычные для технической сферы?"

Шлифовальные круги

Вместо условных тризовских терминов "изделие" и "инструмент" наука уже давно использует неусловные термины "предмет труда" и "средство труда".

Однако в данном случае не нужно ничего выдумывать: вместо условных тризовских терминов "изделие" и "инструмент" наука уже давно в том же смысле, но при этом совершенно корректно, неусловно использует другие, не менее простые и понятные выражения. Их легко обнаружить, если выйти за рамки "одноэкранного" тризовского мышления, а ведь ТРИЗ как раз и призывает к тому, чтобы мышление было "многоэкранным", т.е. учитывало наличие кроме данной системы под- и надсистем разного уровня. Давайте из технической сферы поднимемся в экономическую и сразу же обнаружим то, что нам нужно - термины "предмет труда" и "средство труда". Можно и проще - "предмет" и "средство". Экономисты давно и с успехом используют эти термины в своей деятельности.

"Но наши термины все равно лучше, потому что ближе, понятней изобретательским массам!" - воскликнут ортодоксальные тризовцы.

Понятней массам… Выше постоянное стремление Альтшуллера излагать любой, даже очень сложный, теоретический материал максимально просто, выкладывая его на блюдечке, получило очень высокую оценку. Таким и должен быть язык настоящего ученого. При этом, правда, всегда есть опасность примитивизации, чрезмерного упрощения научной истины, но, если ученый, занимаясь литературной деятельностью, помнит, что простота языка - это не цель, а всего лишь средство приобщения широкого круга читателей к высотам науки, он никогда не опустится до сюсюканья, до потакания невежеству обывателя.

В отличие от многих своих учеников Альтшуллер, популяризируя ТРИЗ, всегда помнил о своем долге перед истиной.

Нельзя подыгрывать невежеству масс! И, популяризируя ТРИЗ, Альтшуллер помнил о своем долге перед истиной. Да, не всегда удавалось ему выражать теоретические мысли и просто, и корректно, но, соскальзывая с уровня допустимой простоты в болото пошлости и примитива, он, напрягая все свои силы, тянулся вверх и возвращался на высоты науки.

Неутомимо познавать мир - вот что требует его ТРТЛ от творческой личности. "Нежелание переучиваться приводит к неизбежному отставанию, - пишет Г. Альтшуллер вместе с И. Верткиным. - Выражается это в ругани новых разработок, в утверждении того, что старые материалы были более простыми и понятными"³⁴⁷. А вот какими словами заканчивается книга Альтшуллера "Творчество как точная наука": "По-видимому, возможности управления процессом мышления безграничны. Их нельзя исчерпать, потому что Разум, величайший инструмент познания и преобразования мира, способен преобразовывать и себя самого. Кто может сказать, что есть предел процессу очеловечивания человека?.. До тех пор, пока будет существовать человек, будет совершенствовать управление этой силой. Мы лишь в самом начале долгого пути"³⁴⁸.

Итак, создатель ТРИЗ призывал неустанно стремиться к новому, идти от несовершенного, ущербного к совершенному, идеальному. Вряд ли для терминов своей теории он делал исключение. И еще менее вероятно, что он не стал бы менять неудачный термин из-за того, что массам он понятнее и привычнее, чем другое, более удачное выражение.

Заключение

Г.С. Альтшуллер и И.М.
Верткин. 1986 г.

Мы выяснили, что тризовская методология научно-технического творчества явилась закономерным результатом многовекового изучения творчества.

Подводя итоги нашего исследования методологических аспектов теории решения изобретательских задач Г.С. Альтшуллера, прежде всего отметим, что анализ истории возникновения ТРИЗ и разработанного в ее рамках алгоритма изобретательской деятельности (АРИЗ) подтвердил наше предположение об актуальности выбранной нами темы. Без резкого повышения своего творческого потенциала мировое сообщество не справится с нарастающим валом глобальных проблем, поэтому любые методологические разработки, посвященные развитию креативности, если они имеют серьезный, научный характер, очень важны. А, как мы выяснили, тризовская методология научно-технического творчества явилась закономерным результатом многовекового изучения творчества величайшими умами человечества.

Хотя мыслители древности и средневековья не занимались методологическим аспектом творчества, фундамент для современных разработок в этом направлении заложили именно они. И главное, что сделали эти философы для становления эвристики, - показали диалектический, противоречивый характер творения. Особенно много сделал Платон, который подчеркивал разумность, целесообразность творческой деятельности, ее ориентацию на идеалы. Это понимание творчества как реализации идеалов легло в основу ТРИЗ и ее главного метода - алгоритма решения изобретательских задач.

Аристотель оказал меньшее влияние на Альтшуллера, но мысль Стагирита о том, что счастье есть высшее удовлетворение, которое приходит при осуществлении наилучшим образом главного для человека дела, заняла в ТРИЗ заметное место: автор этой теории требует от изобретателя действовать максимально смело, стремиться в своей деятельности к наивысшим результатам.

Подчеркивая диалектический характер творчества, способствовали появлению ТРИЗ и философы средневековья, в частности Августин и Фома Аквинский.

Как объективизм, так и субъективизм проявляются у Альтшуллера в сглаженном виде, ибо развитие изобретательской деятельности толкало его в сторону диалектического материализма.

Философия нового времени исследовала творчество в рамках двух противоположных подходов - субъективистского и объективистского. Наибольшее влияние на Г.С. Альтшуллера оказало объективистское представление о творчестве, уходящее корнями к платоновской космологии. У субъективистов создатель ТРИЗ взял разве что представление о способности творца абсолютно самостоятельно выбирать идеал своей практической деятельности. Однако как объективизм, так и субъективизм проявляются у Альтшуллера в сглаженном, приглушенном виде, ибо развитие изобретательской деятельности направляло движение его научной мысли в сторону диалектического материализма, берущего все лучшее из субъективистских и объективистских трактовок творчества и устраняющего их односторонность.

Каковы же основные достоинства и недостатки теории Г.С. Альтшуллера?

Главным достоинством ТРИЗ является ее диалектический характер. Генрих Саулович Альтшуллер - первый в мире инженер-диалектик.

Начнем с достоинств. Главным достоинством ТРИЗ является ее диалектический характер. Создатель этой теории не был первым из технарей, т.е. представителей технической сферы, кто говорил о необходимости следовать принципам диалектики в изобретательской деятельности, но говорить и делать - не одно и то же. У Альтшуллера слово и дело сплелись в неразрывное единство, благодаря чему разработанная им методология технического творчества позволила ярко продемонстрировать на многочисленных примерах изобретательских задач, насколько эффективно применение диалектики в научно-технической сфере и какие блестящие перспективы открываются при этом. По-видимому, не будет преувеличением сказать, что Генрих Саулович Альтшуллер - первый в мире инженер-диалектик.

Помимо диалектичности крупным достоинством ТРИЗ является ее инструментальность. В рамках этой теории создан эффективный инструмент решения изобретательских задач - АРИЗ, который представляет собой четкую, детально прописанную программу изобретательской деятельности, позволяющую без особых усилий, без нудного перебора огромного числа вариантов превращать трудную задачу в легкую. А ведь еще совсем недавно изобретатель Б.С. Блинов категорически, без тени сомнений заявлял, что его род деятельности "относится к самому непроизводительному виду творчества"³⁴⁹.

Используя АРИЗ, любой более или менее грамотный технарь способен справиться с огромным спектром технических проблем разного уровня сложности. Инструментальность теории Альтшуллера позволила разработать ее компьютерную версию - "Изобретающую машину", значительно облегчающую применение АРИЗ при решении изобретательских задач.

Еще одно важное достоинство ТРИЗ - простота ее языка. И это притом, что она исследует вопросы творчества - труднейшие вопросы современной науки! В авторском изложении ТРИЗ не отталкивает, а, напротив, притягивает всех, кто серьезно интересуется данной темой. И тот, кого, как магнитом, притянули к себе тризовские книги Генриха Альтшуллера, читает их запоем - такой у них простой и яркий язык, а, прочитав их, ничуть не остается разочарованным, ибо автор, замахнувшись на решение головоломных вопросов творческой деятельности, не обманул его, не ушел в сторону, прикрываясь эффектными шутками и туманными философскими фразами, а честно искал и находил серьезные, строго научные ответы на эти трудные, но чрезвычайно интересные вопросы, проявляя себя не только как мастер слова, но и как глубокий мыслитель.

Ориентация на творчество, на открытие чего-то принципиально нового, ранее неизведанного, - еще одно важное достоинство ТРИЗ. "Это - настоящий ученый!" - вот что приходит на ум по прочтении тризовских работ Альтшуллера. А ведь создатель ТРИЗ - фундаментальной теории изобретательского творчества - официально не был деятелем науки. И это вовсе не случайность. "Как правило, - отмечает В. Д. Захарченко, - новаторские идеи встречаются в штыки классической наукой. Вся история ее развития говорит об этом. Увы, официальная наука всегда обладала несколько консервативным мышлением. Еще бы… Новое противоречит общепризнанному кругу знаний - значит, антинаучно"³⁵⁰.

Г.С. Альтшуллер в последние
годы жизни

В 1976 году академик АН СССР, крупный авторитет в области ядерной физики А.Б. Мигдал опубликовал статью "О психологии научного творчества". "Среди людей, далеких от науки, - пишет в этой статье Мигдал, - широко распространено мнение, что ученый руководствуется в своей работе стремлением сделать открытие. Между тем научный работник не должен задаваться целью сделать открытие, его задача - глубокое и всестороннее исследование интересующей его области науки"³⁵¹. "Здесь под словом "открытие", - уточняет свою мысль академик, - подразумевается существенный скачок в понимании природы. Небольшие, обычно невидимые миру "открытия" делаются непрерывно, и именно они составляют радость повседневной работы в науке. Умение радоваться каждому малому шагу, каждому небольшому открытию - это качество должно в большой мере определять выбор научной профессии"³⁵². И, наконец, заключительная мысль на ту же тему: "Движущей силой должно быть не стремление совершить переворот, не стремление к успеху, а любознательность, способность удивляться и радоваться каждой малой удаче и, главное, ощущение красоты науки"³⁵³. Аккуратное любопытство и восхищение красотой науки - вот к чему, по мнению Мигдала, нужно стремиться тому, кто хочет быть ученым.

Академик А.Б. Мигдал

Официальная наука, отталкивая и дискредитируя Альтшуллера и других ученых-революционеров, насаждает в своей среде культ умеренности и аккуратности.

Официальная наука, отталкивая и дискредитируя ученых-революционеров (И это в эпоху научно-технической революции!), насаждает в своей среде культ умеренности и аккуратности. Тихим радостям этой науки Г.С. Альтшуллер противопоставляет революционный напор человека, устремленного к дерзким открытиям: "Нужно, чтобы изобретатель … не боялся отбрасывать варианты, кажущиеся вероятными, и не боялся идти к идеям, кажущимся "дикими"…"³⁵⁴ Именно так - отчаянно, бесстрашно - заставляет действовать алгоритм решения изобретательских задач: "АРИЗ не оставляет права мыслить несмело...."³⁵⁵

Недостатки ТРИЗ не менее серьезны, чем ее достоинства.

Недостатки ТРИЗ не менее серьезны, чем ее достоинства, ибо являются продолжением последних, оборотной стороной медали. Перечень тризовских изъянов начнем с диалектики. Тризовцы считают, что она не может быть плохой. На самом деле, это не так. В науке диалектичность хороша только тогда, когда это материалистическая, а не идеалистическая диалектичность. А что мы видим в научных разработках Альтшуллера и его учеников? Здесь огромную роль играет закон возрастания идеальности технических систем, в котором нашли свое отражение принципы платоновско-гегелевской, идеалистической диалектики, выталкивающей тризовцев за рамки науки.

"Единственный всеобъемлющий качественный критерий прогрессивности изменений в развитии любой технической системы - идеальность, - с предельной ясностью декларирует тризовскую приверженность этой диалектике Ю.П. Саламатов. - Повышение степени идеальности - ориентир в безбрежном море информации о техносфере. Главенствующая роль закона идеализации ТС видна во всех механизмах ТРИЗ, и именно этот закон определяет наиболее общие тенденции развития техники. В сущности, все остальные законы являются конкретными воплощениями этого главного закона на разных стадиях развития ТС"³⁵⁶.

Диалектическая логика гегелевского толка вынуждает искажать реальную историю материальных вещей, загонять ее в рамки невесть откуда берущихся идеалов, тем самым окрашивая ее в мистические тона. Мы видели, как, изображая развитие техники, тризовцы, следуя принципам идеалистической диалектики, вступают в противоречие с фактами.

"Законы развития систем, - пишут разработчики и популяризаторы ТРИЗ Меерович и Шрагина, - объективны и распространяются на все виды систем. Просто при анализе систем, одним из элементов которых является человек, возникает слишком много субъективных факторов, связанных с особенностями его личности. Учет и использование этих факторов - задача различных разделов психологии. Задача же авторов этой книги значительно уже - показать только объективные законы, связанные с созданием, функционированием и развитием систем. Поэтому … анализ нужно вести на материале, на который действие субъективных факторов не распространяется. А если такой фактор вмешивается, да еще с личной и корыстной целью - система неизбежно заходит в тупик"³⁵⁷.

Юрий Петрович Саламатов

ТРИЗ представляет дело так, будто технические системы способны возникать и развиваться абсолютно объективно.

Эта цитата прекрасно характеризует логическую сторону ТРИЗ: данная теория отвлекается от того, что все без исключения технические системы -плод человеческих рук, и представляет дело так, будто эти системы способны возникать и развиваться абсолютно объективно, без какого бы то ни было участия субъекта, т.е. человека.

При таком подходе - хотят ли того разработчики ТРИЗ или не хотят - получается, что для нормального развития технической системы вмешательство в него человека нужно максимально ограничить, а лучше - вообще устранить. Человек искажает логику технического прогресса, мешает строго последовательному движению техники к идеалу.

Такой же, в сущности, подход к логике мы видим и у Гегеля. Правда, немецкий философ мыслил более глобально. Согласно его идеалистическим взглядам, человек, будучи частью материального мира, искажает, портит, коверкает любую логику, а не только логику технического прогресса, ибо в чистом, незамутненном виде логика существует лишь вне материи, вне чувственно воспринимаемого мира.

"Система логики, - заявлял Гегель, - это царство теней, мир простых сущностей, освобожденных от всякой чувственной конкретности. Изучение этой науки, длительное пребывание и работа в этом царстве теней есть абсолютная культура и дисциплина сознания. Сознание занимается здесь делом, далеким от чувственных созерцаний и целей, от чувств, от мира представлений, имеющих лишь характер мнения. …Главным образом благодаря этому занятию мысль приобретает самостоятельность и независимость. Она привыкает вращаться в абстракциях и двигаться вперед с помощью понятий без чувственных субстратов, становится бессознательной мощью, способностью вбирать в себя все остальное многообразие знаний и наук в разумную форму, схватывать и удерживать их суть, отбрасывать внешнее и таким образом извлекать из них логическое, или, что то же самое, наполнять содержанием всякой истины абстрактную основу логического, ранее приобретенную посредством изучения, и придавать логическому ценность такого всеобщего, которое больше уже не находится как нечто особенное рядом с другим особенным, а возвышается над всем этим и составляет его сущность, то, что абсолютно истинно"³⁵⁸.

Именно так - как абсолютная истина - должны возвышаться над суетным бытом изобретателей тризовские алгоритмы. Правда, это конструирование универсальных логических отмычек сопровождается оговорками об их второстепенном по отношению к изобретательскому творчеству характере ("Алгоритм - инструмент ДЛЯ ОРГАНИЗАЦИИ мышления, а не ВМЕСТО мышления"³⁵⁹) и об их несовершенстве ("АРИЗ постоянно совершенствуется и потому нуждается в притоке новых идей"³⁶⁰), но такие оговорки, делающие бессмысленной деятельность по созданию универсальных интеллектуальных отмычек, - всего лишь фиговый листок, ибо необходимость указанной деятельности сторонники ТРИЗ не подвергают ни малейшему сомнению.

Такой аппарат явно
нуждается в улучшении

Под флагом развития творчества Альтшуллер и его ученики навязывают готовые формы мышления, тормозя тем самым творческое развитие личности.

Оборотной стороной ярко выраженной инструментальности ТРИЗ, простоты ее языка и ориентации на открытие является ее жесткость, авторитарность. Под флагом развития творчества Альтшуллер и его ученики навязывают готовые формы мышления, тормозя тем самым творческое развитие личности.

При работе в рамках ТРИЗ, отмечает Альтшуллер, "решение задачи частично известно еще до постановки задачи. Не зная задачи, мы заранее знаем законы, т.е. ответ в общей форме. Процесс решения состоит в переходе от общих законов к конкретному их овеществлению в данном случае"³⁶¹. Собственно говоря, именно так решаются задачи в рамках любой современной науки, и, стало быть, математики, физики и т.д. с тем же успехом, что и тризовцы, могут заявлять, что их наука развивает творчество. ТРИЗ и другие виды современного научного знания развивают не творческие, а логические качества личности. Вот в этом-то, логическом плане наука Альтшуллера действительно превосходит многие другие науки, ибо требует применять не только формальную, но и диалектическую логику.

"А разве можно осваивать диалектическую логику, не развивая при этом свои творческие способности?" - может возникнуть вопрос. Действительно, нельзя, если диалектика материалистическая. Если же она идеалистическая, творческие качества развиваются лишь субъективно: личность совершенствуется в маниловском духе, в плане сотворения всевозможных воздушных замков. Такое "развитие" в отрыве от материального мира объективно развитием не является, напротив, это - деградация личности. Подлинное творчество прежде всего материально.

А что мы видим у Альтшуллера? При решении конкретных задач его диалектика по преимуществу материалистическая, при построении теории - идеалистическая. Таким образом, командные высоты в руках идеалистической диалектики, и если это положение не изменить, ТРИЗ будет деградировать, и дело закончится ее бесславной научной смертью.

На этот тревожный диагноз тризовцы должны обратить самое серьезное внимание, ибо он - результат тщательного обследования их теории. Да, кончина еще далека, но болезнь уже разрушает ТРИЗ. Чтобы вылечить ее, нужно решить очень трудную методологическую задачу, задачу высшего уровня сложности. Вот ее содержание: логическая сторона ТРИЗ подавляет творчество, творческая сторона разрушает логику, нужно совместить эти взаимоисключающие стороны.

"Не слишком ли много вы хотите? - могут возразить тризовцы. - Этого единства логики и творчества нет даже в физике и в математике, а в теории Альтшуллера почему-то должно быть". Почему? Да потому, что ТРИЗ в том виде, в каком она была задумана в 40-х годах ХХ века, - наука нового типа, гармонично сочетающая логическую необходимость с творческой свободой. Да, такого гармоничного сочетания в рамках технического знания не получилось ни у Г.С. Альтшуллера, ни у кого бы то ни было еще, но эта методологическая задача не надуманная, не искусственная, ее актуальность растет с каждым годом, и, значит, она будет решена. "Сегодня - неудержимый полет фантазии, завтра - творческое конструирование с неограниченными возможностями"³⁶².

Создатель воздушных замков

ЛИТЕРАТУРА

1. Авалиани, Г.В. Эвристические методы в распознавании образов / Г.В. Авалиани. - Тбилиси: "Мецниереба", 1988. - 77 с.
2. Августин, А. Исповедь / А. Августин. - М.: Канон+, 1997. - 464 с.
3. Августин, А. О бессмертии души / Блаженный Августин. - М.: ООО "Издательство АСТ", 2004. - 511, [1] с.
4. Агацци, Э. Нравственность и наука: этическое измерение в науке и технологии / Э. Агацци. - М.: МФФ, 1998. - 344 с.
5. Адорно, Т.В. К логике социальных наук / Т.В. Адорно // Вопросы философии, 1992, 10. - С. 76 - 86.
6. Александров, Е.А. Основы теории эвристических решений. Подход к изучению естественного и построению искусственного интеллекта / Е.А. Александров. - М.: "Советское радио", 1975. - 256 с.
7. Александров, Л.В. Методы прогнозирования технических решений с использованием патентной информации / Л.В. Александров, Н.Н. Карпова. - М.: ВНИИПИ, 1990. - 155 с.
8. Александров, Л.В. Роль изобретений в разработке эффективных технологий. Учебное пособие / Л.В. Александров, Ю.А. Карпова, Ю.А. Чернегов. - М.: ВНИИПИ, 1991. - 84 с.
9. Альтов, Г.С. И тут появился изобретатель… / Г.С. Альтов. - М.: Детская литература, 2000. - 160 с., ил.
10. Альтшуллер, Г.С. Алгоритм изобретения / Г.С. Альтшуллер. - М.: Издательство "Московский рабочий", 1973. - 296 с.
11. Альтшуллер, Г.С. Как научиться изобретать / Г.С. Альтшуллер. - Тамбов: Книжное издательство, 1961. - 128 с.
12. Альтшуллер, Г.С. Крылья для Икара: Как решать изобретательские задачи. / Г.С. Альтшуллер, А.Б. Селюцкий. - Петрозаводск: Карелия, 1980. - 224 с., ил.
13. Альтшуллер, Г.С. Найти идею. Введение в теорию решения изобретательских задач / Г.С. Альтшуллер. - Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1991. - 225 с.
14. Альтшуллер, Г.С. О психологии изобретательского творчества / Г.С. Альтшуллер, Р.Б. Шапиро // Вопросы психологии. 1956, 6. С. 37 - 49.
15. Альтшуллер, Г.С. Поиск новых идей: от озарения к технологии / Г.С. Альтшуллер, Б.Л. Злотин, А.В. Зусман, В.И. Филатов. - Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1989. - 382 с., ил.
16. Альтшуллер, Г.С. Творчество как точная наука / Г.С. Альтшуллер. - М.: Сов. радио, 1979. - 184 с., ил.
17. Андреев, Л.В. Этюды об инженерном творчестве / Л.В. Андреев. - Днепропетровск: Проминь, 1989. - 222 с.
18. Аристотель. Сочинения в 4-х томах. Т. 4 / Аристотель. - М.: Мысль, 1984. - 830 с.
19. Арон, Р. Этапы развития социологической мысли / Р. Арон. - М.: Прогресс, 1992. - 608 с.
20. Артёмьев, Е.И. Изобретения, уровень техники, управление / Е.И. Артёмьев, Л.Г. Кравец. - М.: Экономика, 1977. - 239 с.
21. Багирова, Н.И. Новый хозяйственный механизм и управление изобретательством / Н.И. Багирова, Г.В. Бромберг, Н.В. Лынник. - М.: ВНИИПИ, 1989. - 61 с.
22. Беркли, Дж. Сочинения / Дж. Беркли. - М.: Мысль, 1978. - 556 с.
23. Библия / Duncanville - Minsk: World Wide Printing, 1997. - 296 с.
24. Бирюков, Б.В. Красноречивый эпизод борьбы с философским обскурантизмом: как логика и кибернетика конца 70-х годов ХХ века противостояли давлению партийной ортодоксии / Б.В. Бирюков // Вестник Московского университета, серия 7 "Философия", 3, 2006. - С. 84 - 106.
25. Блинов, Б.С. Загадочный импульс. Заметки изобретателя / Б.С. Блинов. - М.: Молодая гвардия, 1969. - 176 с., ил.
26. Блюменкранц, М. Глобальные проблемы современного культурного процесса / М. Блюменкранц // Вопросы философии, 5, 2006. - С. 160 - 164.
27. Большой психологический словарь / Сост. и общ. ред. Б.Г. Мещеряков, В.П. Зинченко. - СПб.: ПРАЙМ-ЕВРОЗНАК, 2003. - 672 с.
28. Бочарова, Н.Б. Психология творчества: активизация творческой деятельности детей / Н.Б. Бочарова // Изобретательство, том VII, 3, 2007. С. 35 - 37.
29. Бурба, А.А. Разрешение противоречий в технических системах при изобретательской деятельности / А.А. Бурба // Изобретательство, том IV, 3, 2004. С. 11 - 14.
30. Буш, Г.Я. Методологические основы научного управления изобретательством / Г.Я. Буш. - Рига: Лиесма, 1974. - 167 с.
31. Вейсман, А.Д. Греческо-русский словарь. Репринт 5-го издания 1899 г. / А.Д. Вейсман. - М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 1991. - 1370 с.
32. Волынкина, Н. Решение изобретательских задач как основа развития творческой личности / Н. Волынкина // Alma mater, 9, 2004. - С. 29 - 32.
33. Вригт, Г.Х. фон. Логика и философия в ХХ веке / Г.Х. фон Вригт // Вопросы философии. 1992, 8. - С. 80 - 91.
34. Выготский, Л.С. Психология искусства / Л.С. Выготский. - М.: Педагогика, 1987. - 344 с.
35. Гаврилов, М.И. Мусорный шлейф прогресса / М.И. Гаврилов // Изобретатель и рационализатор, 5, 2007. - С. 16 - 18.
36. Гаврилов, М.И. Назови хоть горшком… / М.И. Гаврилов // Изобретатель и рационализатор, 2, 2007. - С. 16 - 17.
37. Гаврилов, М.И. Спутник, калашников, ТРИЗ / М.И. Гаврилов // Изобретатель и рационализатор, 6, 2007. - С. 16 - 18.
38. Гаек, П. Автоматическое образование гипотез: математические основы общей теории / П. Гаек, Т. Гавранек. - М.: Наука, 1984. - 280 с.
39. Гегель, Г.В.Ф. Наука логики: в 3 т. / Г.В.Ф. Гегель. - М.: Наука, 1970 - 1972. - Т. 1 - 3.
40. Голдовский, Б.И. Рациональное творчество. О направленном поиске новых технических решений / Б.И. Голдовский, М.И. Вайнерман. - М.: Речной транспорт, 1990. - 120 с., ил.
41. Голдовский, Б.И. Комплексный метод поиска решений технических проблем. / Б.И. Голдовский, М.И. Вайнерман. - М.: Речной транспорт, 1990. - 112 с., ил.
42. Гончаренко, Н.В. Вдохновение и интуиция / Н.В. Гончаренко // Психология художественного творчества: Хрестоматия. - Мн.: Харвест, 1999. - 752 с. С. 296 - 319.
43. Горлов, А.В. Аристотель как основоположник деятельностного подхода в антропологии / А.В. Горлов // Национальная идея в контексте модернизации российского общества: Материалы международной научно-теоретической Интернет-конференции (ноябрь-декабрь 2004 г.). - Орел: ОрелГТУ, 2005. - 341 с. С. 33 - 36.
44. Горлов, А.В. Логика: учебное пособие для технических университетов / А.В. Горлов, А.М. Старостенко. - Орел: ОрелГТУ, 1998. - 109 с.
45. Горлов, А.В. Логика творчества: учебное пособие / А.В. Горлов. - Орел: ОрелГТУ, 2006. - 217 с.
46. Горлов, А.В. Научный подвиг инженера Г.С. Альтшуллера / А.В. Горлов // Ментальность, общество, экономика: проблемы развития России: Материалы международной научно-практической интернет-конференции (ноябрь-декабрь 2006 г.). - Орел: ОрелГТУ, 2007. - 257 с. С. 50 - 55.
47. Горлов, А.В. О предмете логики / А.В. Горлов // Ментальность, общество, экономика: проблемы развития России: Материалы международной научно-практической интернет-конференции (ноябрь-декабрь 2006 г.). - Орел: ОрелГТУ, 2007. - 257 с. С. 45 - 49.
48. Грановская, Р.М. Интуиция и искусственный интеллект / Р.М. Грановская, И.Я. Березная. - Л.: Издательство Ленинградского университета, 1991. - 272 с.
49. Григорьян, Б.Т. Философия о сущности человека / Б.Т. Григорьян. - М.: Политиздат, 1973. - 319 с.
50. Гофман, А.Б. О социологии Эмиля Дюркгейма / А.Б. Гофман // Э. Дюркгейм. О разделении общественного труда. Метод социологии. - М.: Наука, 1990. - С. 533 - 566.
51. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Диоген Лаэртский. - М.: Мысль, 1979. - 620 с.
52. Дольник, В. Аисты и капуста / В. Дольник // Юный натуралист, 1992, 8. - С. 33 - 40.
53. Дудель, С.П. Логика противоречия и противоречия логики / С.П. Дудель. - М.: Мысль, 1989. - 191 с.
54. Дюркгейм, Э. О разделении общественного труда. Метод социологии / Э. Дюркгейм. - М.: Наука, 1990. - 575 с.
55. Ефимов, Е.И. Решатели интеллектуальных задач / Е.И. Ефимов. - М.: Наука, Главная редакция физико-математической литературы, 1982. - 320 с.
56. Захарченко, В.Д. Это Вы можете: Приглашение к творчеству / В.Д. Захарченко. - М.: Молодая гвардия, 1989. - 221 [3] с., ил.
57. Злотин, Б.Л. Решение исследовательских задач / Б.Л. Злотин, А.В.Зусман. - Кишинев: МНТЦ "Прогресс", Картя Молдовеняскэ, 1991. - 204 с.
58. Ильенков, Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории / Э.В. Ильенков. - М.: Политиздат, 1984. - 320 с.
59. Ильенков, Э.В. О роли противоречия в познании / Э.В. Ильенков // Э.В. Ильенков: личность и творчество / Редактор-составитель И.П. Фарман. - М.: "Языки русской культуры", 1999. - 272 с., ил. С. 245 - 257.
60. Ильенков, Э.В. Философия и культура / Э.В. Ильенков. - М.: Политиздат, 1991. - 464 с. 61. История СССР, 1861 - 1917: Учебник для студентов пед. ин-тов по ист. спец. / Под ред. Н.Д. Кузнецова. - М.: Просвещение, 1984. - 480 с.
62. Как стать еретиком / Сост. А.Б. Селюцкий. - Петрозаводск: Карелия, 1991. - 365 с.: ил. - (Техника - молодежь - творчество).
63. Как стать изобретателем? / Авт. коллектив: Ю.Г. Гуревич, А.Я. Найн, Б.В. Шмаков и др. - Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1985. - 136 с., ил.
64. Кара-Мурза, С.Г. Наука и кризис цивилизации / С.Г. Кара-Мурза // Вопросы философии, 9, 1990. - С. 3 - 15.
65. Карпенко, А.С. Современные исследования в философской логике / А.С. Карпенко // Вопросы философии, 9, 2003. - С. 54 - 75.
66. Карпов, Н. Бунт природы / Н. Карпов // Инженер, 12, 2007. С. 24 - 25.
67. Кобзарь, К. "Сделать наоборот" - основа сильного решения / К. Кобзарь // Инженер, 8, 2007. - С. 22 - 23.
68. Ксенофонт. Воспоминания о Сократе / Ксенофонт. - М.: Наука, 1993. - 380 с.
69. Лернер, Л. Прошедший сквозь стену / Л. Лернер // Огонек, 1991, 3. - С. 21 - 23.
70. Лоренц, К. Агрессия (так называемое "зло") / К. Лоренц. - М.: Прогресс, Универс, 1994. - 272 с.
71. Лук, А.Н. Психология творчества / А.Н. Лук. - М.: Наука, 1978. - 127 с.
72. Мамыкин, И.П. Техническое творчество: Вопросы теории и методологии / И.П. Мамыкин. - Минск: Вышэйшая школа, 1986. - 182 с.
73. Маркс, К. Избранные произведения. В 3-х томах. Т. 1 / К. Маркс, Ф. Энгельс. - М.: Политиздат, 1983. - 635 с.
74. Маркузе, Г. Одномерный человек / Г. Маркузе. - М.: "REFL-book", 1994. - 368 с.
75. Маркузе, Г. Разум и революция. Гегель и становление социальной теории / Г. Маркузе. - СПб.: "Владимир Даль", 2000. - 541 с.
76. Маркузе, Г. Эрос и цивилизация / Г. Маркузе. - Киев: "ИСА", 1995. - 352 с.
77. Меерович, М.И. Технология творческого мышления: практическое пособие / М.И. Меерович, Л.И. Шрагина. - Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. - 432 с.
78. Мигдал, А.Б. О психологии научного творчества / А.Б. Мигдал // Наука и жизнь, 1976, 2 - 3. - №2. С. 100 - 107. №3. С. 100 - 107.
79. Митрофанов, А.С. Кибернетика и художественное творчество (Философские проблемы кибернетического моделирования) / А.С. Митрофанов. - М.: Изд-во МГУ, 1980. - 216 с.
80. Михелькевич, В.Н. Основы научно-технического творчества / В.Н. Михелькевич, В.М. Радомский. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2004. - 320 с.; ил.
81. Мичи, Д. Компьютер - творец / Д. Мичи, Р. Джонстон. - М.: Мир, 1987. - 255 с., ил.
82. Моисеев, Н.Н. Судьба цивилизации. Путь Разума / Н.Н. Моисеев. - М.: Языки русской культуры, 2000. - 224 с.
83. Нарский, И.С. Диалектическое противоречие и логика познания / И.С. Нарский. - М.: Наука, 1969. - 246 с.
84. Наше Отечество (Опыт политической истории). Часть I / С.В. Кулешов и др. - М.: ТЕРРА, 1991. - 390 с.
85. Николай Кузанский. Сочинения в 2-х томах. Т. 1 / Николай Кузанский. - М.: Мысль, 1979. - 488 с.
86. Новосёлов, А.Л. Методы научно-технического творчества: Учебное пособие по целевой подготовке специалистов / А.Л. Новосёлов, А.А. Новосёлова. - Барнаул: Алт. политехн. ин-т им. И.И. Ползунова, 1990. - 65 с.
87. Ноговицын, О.М. Ступени свободы: Логико-исторический анализ категории свободы / О.М. Ноговицын. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. - 192 с.
88. Орлов, В.И. Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения / В.И. Орлов. - Изд. 2-е. М.: Знание, 1980. 336 с.
89. Основные направления психологии в классических трудах. Бихевиоризм. Э. Торндайк. Принципы обучения, основанные на психологии. Джон Б. Уотсон. Психология как наука о поведении. - М.: ООО "Издательство АСТ-ЛТД", 1998. - 704 с. - (Классики зарубежной психологии).
90. О человеческом в человеке / Под общ. ред. И.Т. Фролова. - М.: Политиздат, 1991. - 384 с.
91. Петрович, Н.Т. Беседы об изобретательстве / Н.Т. Петрович. - М.: Молодая гвардия, 1978. - 192 с., ил.
92. Петрович, Н.Т. Путь к изобретению / Н.Т. Петрович, В.М. Цуриков. - М.: Молодая гвардия, 1986. - 222 с., ил.
93. Петрович, Н.Т. Люди и биты. Информационный взрыв: что он несет / Н.Т. Петрович. - М.: Знание, 1986. - 192 с.
94. Питер, Л.Дж. Принцип Питера, или Почему дела идут вкривь и вкось / Л.Дж. Питер. - М.: Прогресс, 1990. - 310 с.
95. Платон. Собрание сочинений в 4-х томах / Платон. - М.: Мысль. Т. 2, 1993. - 528 с. Т. 3, 1994. - 654 с.
96. Пойа, Д. Математическое открытие. Решение задач: основные понятия, изучение и преподавание / Д. Пойа. - М.: Наука, 1976. - 448 с., ил.
97. Пономарев, Я.А. Психология творения / Я.А. Пономарев. - М.: Московский психолого-социальный институт; Воронеж: Издательство НПО "МОДЭК", 1999. - 480 с.
98. Проблема человека в современной философии / Под ред. И.Ф. Балакиной и др. - М.: Наука, 1969. - 431 с.
99. Роках, А.Г. Диалектика и ТРИЗ / А.Г. Роках // "Прикладная диалектика" и педагогика: теоретические и практические аспекты интеграции. Межвузовский сборник научных трудов. - Саратов: Научная книга, 2006. - 120 с. С. 13 - 21.
100. Саламатов, Ю.П. Система развития законов техники / Ю.П. Саламатов // Шанс на приключение / Сост. А.Б. Селюцкий. - Петрозаводск: Карелия, 1991. - 304 с., ил. С. 5 - 174.
101. Самохвалова, В.И. Творчество и энергии самоутверждения / В.И. Самохвалова // Вопросы философии, 5, 2006. - С. 34 - 46.
102. Свинцов, В. Существует ли диалектическая логика? / В. Свинцов // Общественные науки и современность. 1995, 2. - С. 99 - 109.
103. Сельченок, К.В. Конструирование предстоящего. Руководство по психодизайну / К.В. Сельченок. - Минск: Харвест, 2006. - 624 с.
104. Сельченок, К.В. Конструктор творческой свободы: Руководство по психодизайну / К.В. Сельченок. - Минск: Харвест, 2006. - 608 с.
105. Силин, А.А. На тропе в будущее: Размышления о судьбе изобретений и открытий / А.А. Силин. - 2-е изд., доп. - М.: Знание, 1989. - 208 с.
106. Современная западная социология: Словарь / Под ред. В.И. Кураева и др. - М.: Политиздат, 1990. - 432 с.
107. Состояние, тенденции и перспективы отечественного образования. Круглый стол // Философские науки, 5, 2007. - С. 5 - 99.
108. Спенсер, Г. Синтетическая философия. В сокращенном изложении Г. Коллинза / Г. Спенсер. - Киев, Ника-Центр, 1997. - 512 с.
109. Степанчикова, М. Куда держит путь ТРИЗ? / М. Степанчикова // Изобретатель и рационализатор, 11, 2005. С. 14 - 15.
110. Толстой, Л.Н. Что такое искусство? / Л.Н. Толстой. - М.: Современник, 1985. - 592 с.
111. Тринг, М. Как изобретать? / М. Тринг, Э. Лейтуэйт. - М.: Мир, 1980. - 272 с., ил.
112. Туров, Н.П. Пирамида успеха: Пособие для технических учебных заведений и самоучитель для желающих победить в конкурентной борьбе после вступления Украины во Всемирную организацию торговли и Европейский Союз / Н.П. Туров, В.И. Баулова. - К.: Ника-Центр, 2008. - 464 с.
113. Философский энциклопедический словарь / Под ред. С.С. Аверинцева и др. - М.: Сов. энциклопедия, 1989. - 815 с.
114. Фихте, И.Г. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. / И.Г. Фихте. - СПб.: Мифрил, 1993. - 687 с.
115. Фома Аквинский. Онтология и теория познания: фрагменты сочинений / Фома Аквинский. - М.: ИФ РАН, 2001. - 206 с.
116. Фрейд, З. Введение в психоанализ: Лекции / З. Фрейд. - М.: Наука, 1991. - 456 с.
117. Фрейд, З. Остроумие и его отношение к бессознательному / З. Фрейд // З. Фрейд. "Я" и "Оно". Труды разных лет. Книга 2. - Тбилиси: "Мерани", 1991. - 427 с.
118. Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер, В.В. Петухова. - М.: Издательство МГУ, 1981. - 400 с.
119. Хуторской, А.В. Дидактическая эвристика. Теория и технология креативного обучения / А.В. Хуторской. - М.: Издательство МГУ, 2003. - 416 с.
120. Чяпяле, Ю.М. Методы поиска изобретательских идей / Ю.М. Чяпяле. - Л.: Машиностроение. Ленинградское отделение, 1990. - 96 с., ил.
121. Ширяева, В.А. Дидактика + диалектика + ТРИЗ / В.А. Ширяева // "Прикладная диалектика" и педагогика: теоретические и практические аспекты интеграции. Межвузовский сборник научных трудов. - Саратов: Научная книга, 2006. - 120 с. С. 21 - 29.
122. Шопенгауэр, А. Мир как воля и представление. Т. II / А. Шопенгауэр. - М.: Наука, 1993. - 671 с.
123. Эсаулов, А.Ф. Диалектика технической мысли (закономерности технического творчества) / А.Ф. Эсаулов. - Красноярск: Издательство Красноярского ун-та, 1989. - 164 с.
124. Юм, Д. Сочинения в 2 т. Т. 2 / Д. Юм. - М.: Мысль, 1996. - 800 с.
125. Юнг, К.Г. Проблемы души нашего времени / К.Г. Юнг. - М.: Издательская группа "Прогресс", "Универс", 1994. - 336 с.
126. Яковлев, В.А. Философия творчества в диалогах Платона / В.А. Яковлев // Вопросы философии, 6, 2003. - С. 142 - 154.
127. Ясперс, К. Смысл и назначение истории / К. Ясперс. - М.: Политиздат, 1991. - 527 с.
128. Яхнин, Е.Д. Эволюция и будущее человеческого социума (общенациональная идея России в мировом контексте) / Е.Д. Яхнин // Вопросы философии, 5, 2006. - С. 165 - 175.
129. Durkgeim, E. Sociologie et philosophie - Paris: P. U. F., 1963. - 154 p.